родимец, — подтвердила Арина.
— Стой тут, — сказал еще раз Иона и вошел в дом.
Арина не помнила, сколько она простояла так. На монастырской колокольне ударили к обедне, и монахи потянулись в соборную церковь. Раненых перестали носить в больницу, потому что, должно быть, перенесли всех. А Иона-врач не показывался.
Арине уже казалось, что все в ней застыло: все жилки и косточки — всё внутри. Она опустилась на каменную ступеньку, и ее стала обволакивать дремота. И сквозь дремоту услышала она:
— Арина! Арина!
Она откинула голову и взглянула на черного человечка, который вдруг вырос перед нею.
«Никак, Иона-врач? — мелькнуло у нее в голове. — Он и есть!»
Иона посмотрел на нее внимательно.
— Молись, Арина, угоднику, коего мощи почивают в сем святом месте, — сказал он. — Молись святому Сергию. Будет жив Андреян.
— Жив? — спросила Арина, и черный человечек словно завертелся у нее перед глазами, как спица в колесе.
— Будет жив, — повторил Иона. — А ты не спи тут. Не ровен час, еще замерзнешь. Ступай в гостиницу — эвон за собором она. Там обогреешься и щей похлебаешь. Ну, вставай, не засиживайся. Вишь, ветрище! Позёмка так и стелет.
Арина, не совсем еще понимая, что же это такое делается, пошла искать монастырскую гостиницу.
Закоченевшая, измученная, она шла, спотыкаясь, и ветер безжалостно рвал у нее с головы завязанный тугим узлом платок.
СЕНЬКА ПОТЕРЯЛСЯ!
В темноватой прихожей Арину встретил гостиный монах. Он отвел Арину в трапезную, где за длинными столами сидело множество людей, спугнутых из Москвы пожарами и уличными боями.
В трапезной было тихо, разговаривать в монастыре за едой не полагалось. И в этой тишине гулко отдавался под высокими сводами голос молоденького монашка, который громко читал нараспев что-то молитвенное из большой книги с медными застежками на кожаном переплете. Гостиный монах молча указал Арине на свободное место за столом и принес ей горячих щей в деревянной миске и ломоть хлеба.
С каждой ложкой, которую подносила ко рту Арина, словно куски льда оттаивали у нее в груди, в ногах, во всем теле. Она уже хорошо понимала, что Андреян жив и будет жить: это несколько раз повторил ей у крыльца больницы Иона-врач, которому ведь не к чему было бросать слова на ветер. И чувство благодатного покоя стало обволакивать Арину. Не доев своих щей, она положила руки на стол, уронила на них голову и сразу заснула мертвым сном. Сколько ни будил ее гостиный монах, добудиться не мог.
Арина проспала весь день до глубокой ночи. В монастырских церквах шли службы дневные, вечерние и ночные. По-разному всякий раз перезванивались на колокольне колокола. Бой башенных часов разносился далеко по полям и лесам, окружавшим монастырь.
Ничего этого Арина не слыхала. Она только раз проснулась среди ночи и увидела себя на полу, на подостланном войлоке, в большом коридоре, который был тускло освещен слюдяным фонарем. Рядом с Ариной лежали вповалку на полу другие женщины. Неподалеку от себя, на полу же, Арина заметила деревянный ковш, в котором была вода. Арина припала к нему, пила долго и жадно, потом снова повалилась на войлок и заснула опять.
Рано утром, на заре, Арина поднялась вместе с другими. Скатывая свой войлок, она услышала, как подле переговаривались женщины. Одна рассказывала что-то о каком-то Якуньке. Было, дескать, Якуньке всего одиннадцать годочков, и вороги даже его не пощадили. Зашли в избу, где был один Якунька, зажгли пук соломы, бросили на полати… И сгорела изба вместе с малым Якунькой.
У Арины в голове вдруг словно ветряная мельница завертелась. Якунька… Было ему одиннадцать годочков… Сгорел Якунька… Сенька… Что же Сенька?.. В розвальнях с Андреяном, которого считала убитым, в страшной беде, Арина совсем забыла о Сеньке.
— Сенька-а! — завопила она.
И, всплеснув руками, стала расталкивать людей, пробираясь к выходу.
По монастырскому двору сновали монахи, стрельцы в алых кафтанах, мужики в лаптях либо в валенках — много всякого народа, укрывшегося за монастырскими стенами из погорелой Москвы. Не глядя ни на кого, ничего не разбирая, Арина обогнула собор и бросилась к больнице.
В дверях больницы она наткнулась на Федоса Ивановича.
— Что ты, что ты! — замахал старик руками, когда увидел ее бегущую, с черным, словно обгорелым лицом, с блуждающими глазами. — Жив, жив Андреян! Что ты?
— Сенька! — крикнула Арина и повалилась Федосу Ивановичу в ноги. — Где Сенька?
— Сенька?.. — удивился Федос Иванович.
И вдруг понял. В самом деле: где же Сенька?
— Ах ты, грех какой! — всполошился старик. — Был Сенька будто в острожке. Словно мелькнул он пред моими очами. Когда, при каком случае, не упомню. Не спрашивать же теперь об этом Андреяна! Нельзя. Что ты, что ты, опомнись! Слаб Андреян, слаб еще, ох, слаб! Потерялся Сенька — будем Сеньку искать. Не убивайся, только не убивайся. — И Федос Иванович помог Арине подняться на ноги. — Сейчас снаряжу в Москву человека. А ты, Аринушка, не убивайся.
Через полчаса на худых дровнишках, в которые впряжена была неказистая лошаденка, выехал из монастырских ворот малый, ходивший у князя Дмитрия Михайловича в бубенщиках. Стоя на монастырской стене, Арина видела, как выбрались дровнишки с малым на Московскую дорогу и, прогромыхав по ухабам, словно растворились в белом пространстве.
Малый вернулся в монастырь только на четвертый день, вернулся пешком. Уже на обратном пути ему пришлось выдержать жестокое нападение волков.
Сначала малого выручал бубен, который, к счастью, оказался у него за пазухой. Когда волки очень уж наглели, малый своим бубном поднимал такой шум, что звери отбегали в сторону. Но серые скоро привыкли к бубну. Малый, видя, что другого выхода нет, бросил на съедение волкам свою лошаденку, а сам кое-как, хоронясь и плутая, добрался до Сергиева.
В Москве же малый нашел на месте Сретенки сплошное пепелище. Но двор князя Дмитрия Михайловича он по нескольким уцелевшим приметам разыскал. И там тоже — всюду одинаково — черные головни и кучи пепла. Уцелела в околотке одна Введенская церковь, да и та стоит с пробитой кровлей и рассеченными образами. И гуляет по церкви ветер, наметая сквозь сорванные двери перекатные волны рассыпчатого снега.
На Сретенке малый никого, кроме шляхты, не видел; людей в Москве осталось немного, а Сенькин и след простыл.
ЧТО ПРОИЗОШЛО С СЕНЬКОЙ
После того как Сенька и Воробей низринули на головы шляхты розвальни, полные снега, и потом вернулись на церковный двор, в острожке на Лубянке началось самое страшное.
На глазах у обоих мальчиков