лишенным жизни, пока мы вдруг не закричали вместе: "Вот он!’
За мгновение до того, как солнце скрылось под водой, оно выпустило золотой луч света над темнеющими волнами. Мы оба знали, что это было отражение от небесного паруса корабля, который преследовал нас.
‘Я думаю, он охотится за нашей кровью, иначе почему он так скрытен? Он ожидает, что мы укоротим парус или даже полностью развернемся на закате солнца, поэтому он приспосабливается, чтобы не обогнать нас. Он хочет подкрасться к нам в темноте, не спровоцировав столкновения, - предположил я. ‘Так что теперь мы должны устроить ему небольшой сюрприз.’
‘Что ты предлагаешь, Таита? Я больше привык сражаться с другими кораблями в пределах Нила, а не здесь, в открытом океане. Поэтому я уступаю твоему превосходному знанию.’
‘Я видел, что у тебя в кормовом трюме сменные паруса.’
‘А, ты имеешь в виду черный парус. Это очень удобно для ночной работы, когда мы не хотим быть обнаруженными врагом.’
‘Именно это нам сейчас и нужно, - сказал я ему.
Мы подождали, пока последний проблеск дневного света не исчез в темноте. Затем мы изменили курс на девяносто градусов по левому борту и проплыли примерно милю. Туда мы и поплыли, спустили белый парус и заменили его черным. Этот маневр был затруднен темнотой, и он занял нас дольше, чем я надеялся. Наконец, под нашим полуночно-черным гротом мы вернулись на прежний курс, маневр которого стал возможен благодаря моей волшебной рыбе и редким вспышкам молний, ненадолго осветивших облака.
Я надеялся, что другой корабль следует нашим первоначальным курсом, и за время задержки, пока мы меняли паруса, он обогнал нас и теперь плыл впереди, а все члены его команды пристально смотрели поверх носа. Очевидно, капитан пиратского судна должен был поднять все свои паруса, чтобы догнать нас, поэтому я приказал Рамсесу сделать то же самое. "Мемнон" несся сквозь темноту, брызги летели над носом и обрушивались на нас, как град. Каждый член нашей команды был полностью вооружен и готов к бою, но со временем я начал сомневаться даже в своих собственных расчетах относительно взаимного расположения двух кораблей.
Затем внезапно пиратский корабль, казалось, выскочил на нас из ночи. Я едва успел крикнуть предупреждение штурвалу, а он уже был прямо перед нами, бортом к нам, освещенный еще одной мимолетной вспышкой молнии. Казалось, пиратский шкипер потерял всякую надежду подойти к нам сзади. Он убедил себя, что проплыл мимо нас в темноте, и теперь пытался повернуть на противоположный галс, чтобы найти нас. Он был весь на пути Мемнона и лежал, как бревно в воде. Мы набросились на него со скоростью атаки, и наши острые как топоры луки пронзили бы его насквозь, но сами были бы остановлены яростью удара.
Это было данью морскому мастерству Рамсеса и подготовке его команды, что он смог предотвратить лобовое столкновение, которое разрушило бы оба судна и отправило их и всех нас на дно океана. Он сумел изменить курс ровно настолько, чтобы представить наш бортовой борт неподвижному кораблю. Тем не менее удара хватило, чтобы сбросить на палубу всех членов пиратской команды, включая капитана и рулевого. Они лежали там кучами, большинство из них были ранены или оглушены, и даже те немногие, кто смог подняться на ноги, потеряли оружие и были не в состоянии защитить себя.
Большая часть экипажа "Мемнона" была достаточно предупреждена, чтобы суметь собраться и ухватиться за поручень. Остальные катапультировались с палубы "Мемнона" на палубу пиратского корабля. Я был одним из них. Я не мог замедлиться сам, поэтому выбрал самое мягкое препятствие на своем пути и направился к нему. Это был капитан пиратов собственной персоной. Мы вдвоем рухнули на палубу, но я оказался сверху, сидя верхом на торсе другого мужчины. Я потерял свой меч в этой резкой смене кораблей, так что не смог убить его сразу, что, вероятно, было и к лучшему, потому что он жалобно застонал, сдвинул забрало своего бронзового шлема на затылок и уставился на меня. И тут еще одна вспышка молнии осветила лицо человека подо мной.
- Во имя вонючего фундамента сета, Адмирал Хуэй, что вы здесь делаете?- Потребовал я от него.
- Я подозреваю, что это в точности то же самое, что ты делаешь здесь, Добрый Таита. - Я собираю немного серебра, чтобы накормить ребенка, - хрипло ответил он, пытаясь восстановить дыхание и принять сидячее положение. - А теперь, если ты только слезешь с меня, я обниму тебя и предложу чашу хорошего красного Лакедемонского вина, чтобы отпраздновать наше своевременное воссоединение.’
Потребовалось некоторое время, чтобы поднять на ноги обе команды, позаботиться о более серьезно раненых, а затем установить насосы на пиратском корабле, чтобы не дать ему затонуть, так как повреждения, полученные им при столкновении, были намного хуже наших.
Только тогда у меня появилась возможность представить Рамзеса Хуэю. Я сделал это не как - следующего в очереди на трон Египта, а просто как обычного капитана корабля. Затем я, в свою очередь, представил Хуэя Рамсесу, но не как его дядю, а как Адмирала Лакедемонского флота и по совместительству пирата.
Несмотря на разницу в возрасте, они почти сразу понравились друг другу, и к тому времени, как мы приступили ко второму кувшину красного вина, они уже болтали, как старые товарищи по кораблю.
Остаток ночи и большую часть следующего дня я потратил на то, чтобы восстановить повреждения обоих кораблей, а также зашить раны и наложить шину на сломанные конечности раненых с обеих сторон. Когда мы наконец отплыли в порт Гитион на южном побережье Лакедемона, Хуэй повел "Мемнон" на своем флагмане, который он назвал в честь своей жены "Беката".
Я оставил Рамсеса командовать "Мемноном", а сам поднялся на борт "Бекаты", чтобы с глазу на глаз объяснить Хуэю сложные обстоятельства нашего внезапного прибытия. Хуэй молча выслушал мои объяснения, и только когда я закончил, он весело рассмеялся.
‘Что ты находишь таким смешным?- Потребовал я ответа.
- Все могло быть гораздо хуже.’
- В каком смысле, скажите на милость? Я изгнанник, мне отказано во въезде на родину под страхом смерти, я лишен своих поместий и титулов.’ Впервые с тех пор, как мне пришлось бежать из Египта, у меня появилась возможность оплакивать свои обстоятельства. Я чувствовал себя совершенно несчастным.
‘По крайней