— Ты немного неуклюжий, солдат?
— Чертовски неуклюжий, полководец.
Стилихон придвинулся совсем близко и шепнул бойцу на ухо:
— Другие солдаты придумали бы что-нибудь более… мужественное. К примеру — это был удар боевого топора, нанесенный гигантом-рейнцем, который едва не снес тебе голову. Или чертовски большой двуручный меч франка — но ты сумел вовремя увернуться, поэтому он только чиркнул тебя по подбородку. У тебя что, нет воображения, солдат?
— Никакого, полководец. — Пограничник еще выше вздернул подбородок. — И память паршивая. Поэтому я вынужден всегда говорить только правду.
Стилихон отступил назад и ухмыльнулся. Ему нравилось то, что он видит и слышит. Он вернулся за стол и махнул на полотняный стул перед собой.
— Садись, солдат.
— Благодарю, полководец.
— Чашу вина?
— Нет, благодарю, полководец. В моем возрасте после него трудно заснуть.
— Сколько ж тебе лет?
— Двадцать пять, полководец.
— Гм. Хотел бы я снова стать двадцатипятилетним. В моем возрасте я от вина сразу засыпаю. — Однако Стилихон все же налил себе разбавленного водой вина и тоже сел. — И сколько человек под твоим началом?
— Всего восемьдесят, полководец.
— Офицер, у которого в подчинении восемьдесят человек? А где твой центурион?
Пограничник ухмыльнулся, вспомнив своего центуриона
— Еще жив, полководец. Шрамов на нем больше, чем на разделочной доске мясника, но он все еще очень и очень жив. Но понимаете, полководец, это полный бардак. Простите меня за выражение, но нам просто… просто недостаточно… — Он умолк, понимая, что его следующие слова можно расценить, как предательство. Но Стилихон его опередил.
— Знаю я, знаю, — устало произнес он. — Людей не хватает. Все это я уже слышал. — Он наклонился вперед, провел рукой по лицу и задумался. Потом снова заговорил: — Ты британец?
— Да.
— Женат?
— Да, полководец.
— Значит, когда ты выступил из… где вы стояли?
— В Иске, полководец. Это Думнония.
Стилихон серьезно кивнул.
— Знаю. Говорят, девушки там хорошенькие, темноглазые.
— Совершенно верно, полководец. На одной из них я и женился.
— Значит, ты выступил из Иски, чтобы вернуться в Италию по императорскому приказу и любой ценой защищать Рим, а жену оставил там?
— Да, полководец. И двоих детей.
— И двоих детей, — повторил Стилихон. — Жестокий приказ. Скучаешь по ним?
— Чертовски, полководец. Я… — Он замялся. — Надеюсь, в один прекрасный день я смогу вернуться. Когда все будет кончено.
— Британия теперь за нашими границами, солдат. Ты понимаешь это?
— Да, полководец. Но ведь еще ничего не кончилось.
— Хмм. — Стилихон пригладил седую щетину на макушке. — А ведь среди вас много дезертиров.
Пограничнику стало стыдно.
— Да, полководец.
— Хмм. Значит, ты пошел в армию в… восемнадцать?
— Да, полководец.
— И тебе служить еще тринадцать лет. Это долгий срок без жены и детей. И для жены долгий срок без мужа. Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Я не самодовольный дурак, полководец.
— Вспомни императора Клавдия. Он всего на несколько дней отлучился в Остию, а его жена тут же вышла замуж за Гая Сильвия.
— Мой жена не Мессалина, полководец.
— Нет, нет, — поспешно сказал Стилихон. — А ты — не Клавдий, я уверен, а простой смертный, как и все мы. — Он ухмыльнулся. — Знаешь, каковы были последние слова божественного Клавдия, если верить Сенеке? — Пограничник помотал головой. — Боги, кажется, я обосрался!
Пограничник усмехнулся, а Стилихон продолжал уже серьезно:
— Когда ты уволишься, ферму в Британии за хорошую службу не получишь. Уже нет. Может, в Галлии еще и получишь. А может, и нет.
Пограничник промолчал.
Полководец вздохнул и снова ощутил на своих плечах тяжелое бремя — бремя ответственности, да к нему еще бремя трагической преданности отличного офицера. А ведь таких, как он — тех, что не дезертирует с последней позиции — еще тысячи и тысячи.
— Ладно, солдат. Давай сыграем партию в шашки.
Умеешь играть в шашки?
— Плохо, полководец.
— И я тоже. Вот и отлично. Это значит, что партия не затянется, и мы сможем скоро пойти спать.
Как и предсказывал полководец, партия продлилась всего несколько минут. Пограничник выиграл.
— Как же, плохо он играет, — проворчал Стилихон и потянулся. — Ладно, солдат, можешь идти. Побудка на заре.
— Есть, полководец.
Стилихон еще долго сидел, глядя на разбросанные шашки. Он слышал, как воют у реки волки, довольно близко — они спускаются с холмов, чтобы напиться или залечь в засаду на жертву, которая придет на водопой. Слышал, как в ответ воют псы в лагере, взывая к своим родственникам там, в дикой глуши. Так люди, запертые в безопасных городах, тоже тоскуют о необузданной дикой природе. Они устают от цивилизации и ее жестких требований, от ее запретов, и тоскуют о старых лесных тропах, и страшатся новой, темной эпохи.
Стилихон потянулся за вином, но вовремя остановился. Свобода приходит, когда научишься говорить «нет». Заснул он за столом.
После нескольких дней похода на Павию Стилихон понял, что ему по-настоящему нравится его новый помощник, этот британский командир, все больше и больше, пока они бок о бок скакали верхом по дороге. Его звали Люций.
— А мою лошадь, — сказал Люций, наклонившись и потрепав длинную, серую, могучую холку, зовут Туга Вин.
Полководец смерил его ироническим взглядом.
— Ты дал имя лошади?
Люций кивнул.
— Эта самая лучшая серая кобыла из табунов обширной коневодческой местности Ицени. И куда я — туда и она.
Полководец покачал головой. Надо же — любитель лошадей!
— А что ты думаешь о Палатинской гвардии, солдат? — спросил он. — Как пограничник?
— Прошу прощения, полководец, но, говоря напрямик, я лучше промолчу.
— Х-мм, — пробормотал Стилихон. — Лично я считаю их кучкой напыщенных педерастов.
Люций ухмыльнулся, но ничего не сказал.
— Сегодня ты ужинаешь со мной, солдат. Только мы вдвоем. Мне нужно кое-что с тобой обсудить.
— Полководец?
— Сегодня ночью, солдат. В двенадцатом часу.
Они отлично пообедали, и Стилихон настоял, чтобы Люций выпил кубок вина.
— Я не специалист по винам, — подчеркнул он, — но это опимианское очень недурно, тебе не кажется? Виноград растет прямо над заливом, и считается, что он вбирает в себя морскую соль. — Полководец сделал глоток, посмаковал его во рту и проглотил. Честно говоря, ничего подобного я не чувствую, просто так утверждают спесивые знатоки вин в Риме.