Читать интересную книгу Внук сотника - Евгений Красницкий

На этом, однако, романтическая история не завершилась. Когда у Лаврухи зажили ребра, он втроем с братом Фролом и Андреем, надев под тулупы кольчуги, наведались в Татьянину деревню – на праздник проводов зимы. Шороху они там навели, по всему было видать, изрядного, потому что возвратились назад с победным видом, чужими санями, наполненными трофеями, и невестой, начисто обалдевшей от такого способа сватовства и не знавшей, радоваться или плакать.

В общем-то и этот сюжет был не нов, добывать невест лихими налетами молодым ратнинцам приходилось не единожды. Даже сельский священник не порицал, ибо невинных дев вырывали из тьмы язычества и проводили в лоно Православной церкви. Технология улаживания скандала тоже была не нова: дед оделся по-праздничному, нагрузился подарками и отправился к родственникам невесты.

Но не тут-то было, назад он вернулся хотя и не битым, но мрачным. Татьяну, оказывается, сочли похищенной демонами и уже справили по ней тризну, как по умершей. Вообще-то, помня о том, какое впечатление производит на людей лицо Андрея, вошедшего в боевой раж, а именно он прикрывал отступление братьев, в разговоры о демоне можно было поверить. Так Татьяна приобрела мужа, но лишилась всей прежней родни.

И вот человек, из-за которого ей пришлось расстаться с отчим домом, разорвать все связи с родными и друзьями, оставил ее в самый тяжкий час ее жизни.

* * *

«Ну и что вы ему скажете, сэр Майкл? Самый умный, да? Двинет он вас так, что костей не соберете, вот и весь результат. А кто ему поможет, если не я? Главное удивить его чем-нибудь, заставить выйти из круга, по которому у него сейчас мысли крутятся. Заставить взглянуть на ситуацию по-иному. Может, получится? Все-таки я его за это время узнал, понял что-то…»

Мишка зашел под навес кузницы, сел рядом с Лавром, помолчал.

– Тебе чего, Михайла?

– Да я вот подумал: дочка у тебя все-таки появилась. – Мишка указал на стоящую неподалеку косилку, – ты ее из ничего создал, все рано как родил…

– Вот! Ты один только и понимаешь, для них для всех это просто железяка, а мы с тобой в нее душу вложили.

– Обидно, когда тебя не понимают?

– Да и хрен с ними, пусть не понимают! Мы с тобой, Михайла, еще такое придумаем… Птицу железную сделаем и по небу полетим!

– Можно и птицу, кстати – не так уж и трудно.

– Ну?

– Надо только, чтобы на душе легко и светло было. Нам с тобой, когда ее придумывали, радостно ведь было?

– Было…

– И еще будет, сегодня жизнь не кончается.

– Что ты про жизнь знаешь…

– А вот и знаю! Когда новую задумку делаешь, ты сам сказал, что светло и радостно. Так?

– Ну так…

– А если не просто так, а для кого-то, к примеру, подарок придумываешь, делаешь и представляешь, как человек обрадуется. Еще лучше же, правда?

– Тоже правда…

Лавр тяжело вздохнул и достал откуда-то из-за спины сверток, развернул тряпицу, и Мишка увидел у него на ладони дивной работы женское украшение – серебряные височные кольца с подвесками.

– Что ж мне, их теперь самому себе дарить? За дочку…

– За что Андрей деда как отца родного почитает?

– Как за что? Он ему жизнь в сече спас.

– Не просто спас – своей жизнью рисковал и здоровьем поплатился.

– Ну и к чему ты это?

– Девки говорили, я слышал, лекарка тете Тане рожать вообще запретила, сказала, помереть может. А она тебя порадовать хотела, жизнью рискнула…

– Да что ты понимаешь…

– Понимаю, что рискнуть в один миг, сгоряча, – это совсем не то, что почти целый год думать: помрешь или не помрешь? Это ж как любить надо, какой свет в душе иметь? Ну не получилось, так ведь и у деда тогда могло не получиться…

– Мал ты еще о таком рассуждать, вас у Фрола пятеро, могло бы и у меня столько же быть.

– Мы теперь не у Фрола, мы теперь у тебя. Ты же хотел бы, наверно, чтоб с тобой сын над твоими задумками бился, как мы с тобой над косилкой той? Я соврал, наверно, не думала Татьяна: умру, не умру. Она радовалась – подарок тебе готовила. Ты же сам сказал, что это самая большая радость?

– Да откуда ты знать можешь? Сопляк еще совсем…

– Мы же с тобой там душу видим, где она другим не видна, вот и знаю. От возраста это не зависит. Ты-то сам когда душу в железе увидел? Наверно, тоже отроком еще был?

– Меня Кирьян покойный научил. Я к нему в кузницу все бегал посмотреть. А он однажды возьми и спроси меня: «Ты как узор на этом браслете навел бы?» Ну я и показал, а он пошел к отцу и предложил меня в ученики взять, сказал, что я красоту понимать могу. Отец сначала ни в какую, а потом согласился. А у Кирьяна сын хоть на кузнеца и выучился, да только самые простые веши делать может. Сначала обижался на меня, думал, я какой-то секрет скрываю, а потом, видно, понял – не дано.

– Зря, значит, обижался?

– Выходит, зря…

– А ты на тетю Таню? Она же для тебя старалась, себя не пожалела… неужели не чувствуешь? Или тоже – не дано?

– Что же ты за малец такой? Попом, наверно, станешь – так в душу залезть… Даже и прогнать тебя язык не поворачивается.

– Это не я, это отец Михаил с тобой через меня говорил, он умеет.

– Значит, правду говорят, что тебя отец Михаил чему-то такому учит?

– Он просто меня думать учит, этому тоже учиться нужно… как ремеслу. И тоже – не всякому дается.

– Вот оно как… А придумки твои? Тоже – он?

– Я же говорю: думать учит. Оттуда и придумки.

– Чудеса… А не врешь?

– А зачем?

– Ну мало ли… А если правда… Нет, не может быть, ты же дите еще, не мог ты сам… Ну хорошо, если так, то дай совет. Или не можешь?

– Могу. Пойди к ней. Можешь не говорить ничего, просто посиди рядом, за руку подержи… А еще лучше расскажи ей про то время, когда ты ее первый раз увидел, что думал, что чувствовал… А если станет прощения просить…

– Ты ж сам говоришь, что она не виновата ни в чем.

– Я говорю: ЕСЛИ станет. Не давай ей виниться. Она жизнью для тебя рисковала.

– А это? – Лавр показал на височные кольца.

– А это – потом, когда оба душой отмякнете, а можешь и совсем не давать, потом случай будет.

– И правда, что ль, сходить? Как же это ты меня так, а? Дите же еще…

– Я же объяснил!

– Ну… я пошел тогда…

– Бог в помощь, дядя Лавр.

«Доволен? Ты хоть понимаешь, как рисковал, психотерапевт гребаный? Еще и про отца Михаила наврал. Не стыдно? Нет, не стыдно. Помог двум хорошим людям, а отец Михаил, если и узнает, думаю, одобрит. Он-то ведь обязательно помочь бы попытался. Да и не врал я особенно, просто сказал то, что и он, наверно, бы сказал. Или близко к этому…»

Мишкины размышления прервал раздавшийся сбоку шорох.

– Мама? Ты что, все слышала?

Мать, ничего не отвечая, молча обняла Мишку и прижала его к себе.

– Мама, не надо плакать, я как лучше хотел… Я что, что-нибудь неправильно…

– Все правильно, Мишаня, все правильно, ты – молодец, только… не мог отче Михаил такого сказать. Он монах, женщин не знает… Видать, и правда он тебя думать научил, вот только не рано ли?

– Но если я все правильно… почему же рано?

– Потому, что даже правильные дела не всегда делать надо.

Только спустя полгода Мишка понял смысл сказанного тогда матерью. Понял, когда увидел, как дядька Лавр нес ее на руках через двор – от саней к крыльцу. Понял, что никому он тогда ничем не помог и что влез со своим дурацким самомнением туда, где ему делать было совершенно нечего. Влез, не подумав, что в очередной раз выходит за пределы роли отрока, играть которую он был обязан. Играть очень старательно и дисциплинированно именно потому, что жизнь – не игра.

Как простила его за это мать? Размышлять на эту тему было совершенно бесполезно. Ответ на такой вопрос знают только матери. И это совершенно никак не зависит от того, в каком веке они живут.

* * *

После произошедшего жизнь на пасеке вроде бы не изменилась, только в разговорах, после долгого «обета молчания» нет-нет да и начали проскакивать темы, касающиеся оставленного села. О том, что огороды, наверно, совсем заглушили сорняки, о том, что скоро жатва и в поле, хочешь не хочешь, надо будет выходить. В конце концов, надо было что-то решать с жильем: то ли готовиться зимовать здесь и тогда готовить избу к зиме, то ли возвращаться в село, но было непонятно: можно ли?

Мишка тоже ломал голову вместе со всеми, но придумать смог только способ получения достоверной информации из села.

– Мама! А собаки человеческими болезнями болеют?

– Не знаю, не слыхала о таком.

– Значит, если я Чифа в село пошлю, он не заразится и заразу сюда не принесет?

– Кто ж его знает, а ты что задумал-то?

– Чиф Юльку хорошо знает, если я ему велю, он к ней побежит, а я ему на ошейник грамотку берестяную повешу. В грамотке напишу, что если с собакой зараза может передаться, то пусть Чифа привяжет и сюда не пускает, а если не передается, то пусть напишет, как дела в селе и можно ли нам возвращаться.