Не успели мы заново расставить войска, как в палату ненадолго сам воевода зашёл об успехах наших справиться. Я подробно и без утайки ему о своих открытиях поведал. Ярополк Судиславич выслушал меня внимательно и, даже когда я всё ему рассказал, ещё долго рта не раскрывал. Потом посмотрел на нас с Севкой, вздохнул и проговорил с искренним, как мне показалось, сожалением:
– Нет, ребята, вы сами не ведаете, что творите!
После чего развернулся резко и вышел, так никаких распоряжений и не отдав. А раз такое дело, добры молодцы, не мудрствуя, быстренько развели нас по подвалам и сами почивать отправились.
Глава девятая,
часть тайн читателю раскрывающая и новый оборот событиям дающая.
В подвале, как и полагается, было темно, холодно и сыро. Набитый перепревшим сеном тюфяк кололся пребольно и вонь издавал нестерпимую. Оно и понятно, в подвалах обыкновенно пленников и нарушителей порядка содержат. Кто ж об их удобствах волноваться станет?
Значит, и я теперь пленник. А завтра и того хуже – стану либо воеводским рабом безропотным, либо вовсе покойником. Мокошь, мать милосердная! Как же это всё со мной приключилося?! Хотел от одной беды спастись, да только в другую ещё гуще увяз. Вот уж, действительно, из огня да в полымя.
На Севку я не обижался. Что ж поделать, если любопытство в нём сильней страха?! Не убивать же его за это?!
Представьте себе, очень может так случиться, что и убьют. И меня заодно. А ведь и выхода-то никакого нет! Идти в кабалу вечную к Яроплку Судиславичу ни рассудок, ни сердце не велит. Очень уж нечистую, да и жестокую игру ведёт воевода Садок! И слуги верные ему ничуть не дороже, чем фигурки на игрушечном поле боя, которое мы с Севкой починить подряжались. Нет, к его берегу прибиваться нельзя. Но и отказаться – верная погибель. Эх, Сварог-вседержитель! Вознеси меня в чертоги свои небесные прямо сейчас! Нету никакой моей моченьки страхом и сомненьями мучаться!
– Емеля, ты где? Отзовись! – послышался вдруг из-за двери нерешительный, тихий, но даже и при том радостной весенней капелью звенящий девичий голос. Такой знакомый, желанный, но совершенно не возможный здесь, в темнице, где нет места ничему кроме одиночества и отчаянья.
– Дина? Как ты здесь оказалась?
– Ох, Емеля! Сейчас недосуг, после расскажу, – прошептала русалка, что-то непонятное с замком вытворяя. – Бежать тебе нужно незамедлительно. Воевода решил одного дружка твоего при себе оставить. А ты ему не нужен вовсе. Погубит он тебя!
Так. Не скажу, что известие неожиданное, но всё же не весёлое.
– А ты откуда знаешь про воеводу? Да и про меня тоже? – вопросов у меня возникло множество, и летели они один за другим. Скорее всего, я таким путём от раздумий тягостных о своей судьбе уклонялся. – И вообще, куда отсюда убежишь? И как? И что ты с замком делаешь?
Дина на вопросы отвечать начала с последнего:
– Замок я сейчас сниму. Против разрыв-травы никакие запоры не устоят.
Грохот упавшего железа её слова тут же подтвердил. Дверь отворилась, тусклый свет подземелья в моё узилище впуская. Но я оглядываться на него не стал, а больше на свою спасительницу смотрел. Одета она была в длинный тёмный плащ с колпаком, лицо девушки от меня закрывающим. Но я-то в нём и так каждую чёрточку помнил. Да и долго любоваться она мне всё одно бы не позволила, чуть ли не силой из чулана выдернула.
– Слушай дальше, – строго сказала Дина. Вот уж не думал, что голосок её нежный может с такой лёгкостью приказания раздавать. – Дам я тебе клубок путеводный. Он тебя из города выведет. Куда – не знаю. Клубок сам решать будет. Но это и к лучшему. Сама не ведаю – так и другим рассказать не смогу. Вот, держи! – она протянула мне совсем обычный, насколько в полутьме разглядеть можно, моток ниток шерстяных. – Брось его перед собою. Куда он покатится, туда и ты беги. А ещё возьми водицы живой, – и в другой руке моей крохотный пузырёк оказался. – Мало, конечно, но уж сколько смогла! В дороге неблизкой непременно сгодится.
– Спасибо, красавица! – поклонился я и тут же спросил с беспокойством: – А как же стража?
– О том не тревожься, Емеля! Стражники до самого утра не проснутся. Цвет маковый, с сон-травою заваренный – средство надёжное. Я и сама его потом выпью, чтобы от себя подозрения отвести.
– Постой, постой! – удивился я. – Ты разве не со мною вместе убежишь?
– Невнимательно ты слушаешь, добрый молодец! – покачала головой моя спасительница. – Остаюсь я. Сейчас след свой от подвала отведу, вернусь к себе и зелье приму. Ночь, и день, и следующую ночь спать буду. И ничего от меня воевода узнать не сможет.
– Но почему же… – продолжал допытываться я и вдруг сам себя перебил. – К себе? Ты сказала – к себе? Что же, выходит, ты прямо в тереме княжеском живёшь? Ничего не понимаю! Кто ж ты такая, Дина?
Она помолчала, потом откинула с головы колпак и внимательно на меня взглянула глубокими, как море её родное, очами.
– А тебе непременно нужно это узнать?
– Да, – ответил я, ни на мгновенье не задумавшись, чувствуя, что на пороге ещё одной тайны очутился. – И я с места не двинусь, пока всю правду о тебе не узнаю.
– И стражи не забоишься? – она недоверчиво прищурилась.
– Сама же сказала, что всех отваром сонным опоила. Или не всех? – я не то чтобы струсил, просто уточнить решил.
– Стражников-то всех, а вот батюшке я отвара не давала.
Она беззвучно ойкнула и рот ладошкой прикрыла, будто что лишнее сказала.
– Батюшке? Чьему?
– Чьему – моему! – пе6редразнила меня Дина чуть раздражённо, досадуя, видимо, что проговорилась про какого-то неведомого батюшку.
– Но ведь ты…
– Русалка? Ну, так что ж? Может, ты думаешь, что у нас и отцов нет? Что мы из икринок вылупляемся? – она рассмеялась, но звонкий голос её звучал не очень-то весело. – А впрочем, тебе, поди, и рано о таких вещах думать?
Хотел я в ответ дерзкой девчонке тоже что-нибудь обидное сказать, но сообразил вовремя, что она нарочно меня поддеть пытается и от разговора неприятного в сторону увести.
– Нет, девица! Ты мне всё же скажи, что ты здесь делаешь? И что за батюшка такой?
Дина резко смех оборвала.
– Да зачем тебе? – спросила она голосом теперь уже каким-то умоляющим. Видно, очень не хотелось ей откровенничать.
– Зачем-зачем, – насмешливо повторил я и вдруг решился. Если я сейчас ей ничего не скажу, то другого случая может и не представиться. – Полюбилась ты мне, вот зачем. Я о тебе днём и ночью думаю, а кроме имени, о тебе ничего и не знаю.
– Ах, вот оно что! – ошеломлённо произнесла девушка и умолкла, о чём-то задумавшись.
– А ты, – с робкой надеждой спросил я, – обо мне вспоминаешь ли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});