Читать интересную книгу Хор мальчиков - Фадин Вадим

— Как же ты уживаешься? Когда-то нам прививали другие вкусы.

Он уже знал ответ наперёд:

— Деться некуда: знаешь, в чужой монастырь…

Что-то здесь было не так — возможно, сам Захар Ильич оказался старомоден со своими необъяснимыми требованиями. Немного собравшись с мыслями, он заподозрил неприятное для себя: попади его питомец в консерватории в класс к такому профессору — и ученику придётся нелегко. «Только испорчу ему карьеру, — подумал он. — Нет, пусть этим занимается кто-нибудь другой».

Он не продолжил эту тему с Гедичем, но, придя к себе, долго не мог заснуть, думая, как будет жить дальше — теперь, когда в одночасье потерял вкус к своей работе.

* * *

Однажды Захар Ильич набрёл на крохотный скверик посреди перекрёстка узких улиц; в центр его так и просился старинный фонтан, источник, под тоненькой струйкой которого девы наполняли бы свои кувшины, однако на этом месте не было украшений, хотя бы клумбы, вообще ничего, а только стояли одна супротив другой две садовые скамейки. Тут он и устроился отдохнуть. Ближайшее здание было обращено к нему углом, на обеих стенах которого висели невзрачные вывески небольших магазинчиков, принадлежавших русским, а точнее — выходцам из бывших союзных республик. Торговали во всех примерно одним и тем же, так что бесполезно было сравнивать, — кастрюлями, скобяными изделиями, чайниками, электрической мелочью. И всё же в витрине одного Захар Ильич с изумлением разглядел среди ножниц и зажигалок нечто отличное: пистолеты (боевые, газовые или вовсе пугачи — он, конечно, не имел понятия: подобные инструменты он раньше видел только в кино). «Неужели их покупают? Находят же применение!» — сказал он про себя и, оставив Фреда на улице, зашёл внутрь. Там он, постеснявшись сразу приникнуть к оружейному прилавку, для начала стал разглядывать утюги.

Не прошло и полминуты, как в помещение весело ввалилась ватага молодых мужчин, переговаривавшихся на смеси русского и другого, явно тоже славянского, языков. Продавец приветствовал их, словно знакомых.

— Что, хозяин, продашь сегодня ствол? — услышал Захар Ильич зычный вопрос.

— Отчего же не продать? — с готовностью ответил тот.

— А знаешь ты, что нам нужно?

— Как не знать, когда я здесь торгую.

Посетители, видимо, смущённые такой логикой, замолчали, а Захар Ильич, стараясь не суетиться, вышел прочь, тотчас пожалев, что остался в неведении относительно того, какой товар нагрянули покупать славяне: его смущало, что продавец не спросил первым делом, есть ли у них разрешение на оружие. Захару Ильичу тоже захотелось иметь пистолет.

«Скорее всего, они не покупатели вовсе, — подумал он. — Это у них баловство, шутка старых знакомых».

Вот и ему следовало бы познакомиться с продавцом, чтобы получить право, зайдя в лавку, с порога поинтересоваться при посторонних, не продаст ли тот «ствол», а потом уже объяснить пространно: «Хотелось бы соорудить какую-нибудь самозащиту: живу на первом этаже — не знаю, как у вас, а в Союзе это было рискованным делом». Как это осуществить, он пока не знал, тут пригодилась бы женщина, только не мог же он вовлекать в стариковские забавы свою спутницу («но нет — жену…»). Ему невольно пришлось придумать собственный план. Будущее приключение захватило его, словно мальчика.

Игру Захар Ильич начал с понедельника — и неудачно. Вечером он сел на скамейку в знакомом уже скверике и, дождавшись, пока хозяин магазина закроет запоры, пошёл за ним следом, как думал — до пивной. («Куда ж ещё, — решил он, — податься порядочному немецкому бюргеру после работы, тем более если он — русский?») Тот, однако, прямиком отправился домой. Захар Ильич, обследовав окрестности, вообще не обнаружил пивных заведений и расстроился, но всё-таки повторил свой опыт на следующий день — и увидел, как продавец завернул в крохотную закусочную — такую тесную, что там и присесть сколько-нибудь надолго было нельзя, а только — стоять у прибитой к стене полки. Тут, впрочем, и не пили — нет, пили, конечно, только не так, как мог видеть в прежней жизни Захар Ильич: не усевшись за липким столом, а стоя, отхлёбывая из горлышка невеликой бутылки. Продавец утюгов и пистолетов купил бумажную тарелочку с жареной картошкой и пиво, а Захар Ильич — тоже бутылочку, но с водой, и, подходя к полке, будто бы оступился и толкнул торговца:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ах, простите!

На русское «ах» тот и ответил, машинально, на том же языке:

— Да ничего, что вы — в такой тесноте!

— О, да вы — русский? — удивился Захар Ильич. — И, постойте, я вас где-то встречал…

— Скорее всего, в магазине. Я торгую на соседней улице. Чайники, радио — заходите, у меня дешевле, чем у немцев.

— А я поспешил, уже купил музыку и наверняка переплатил. Жаль. Меня, правда, умные люди учили не торопиться на первых порах, когда глаза разбегаются. Впрочем, в хозяйстве много ещё чего понадобится — зайду, спасибо. Да и просто так загляну — посмотреть что и как: интересно, как устраиваются наши люди.

«И устроиться самому, — продолжил он про себя. — Не волноваться больше, так пойдёт или этак, а твёрдо знать выход».

Глава пятая

Актовый зал («Почему — актовый? — поправился мальчик. — Это не школа, и всё тут называют по-своему… Да что за глупости лезут в голову!») — итак, зал был переполнен, и, безуспешно поискав глазами отца, Митя отступил к дверям, за портьеру: стоять на виду школьнику перед множеством учёных мужей было неловко. Пока же следовало отдышаться после бега по улицам и лестницам, чтобы слушать, не мешая другим, и смотреть. Оглядывая публику, Митя вдруг увидел знакомого человека, которого знал почти столько же, сколько и себя: тот жил на одной лестничной площадке со Свешниковыми. Звали его Богдан Васильевич Богданов, что в Митином исполнении сократилось до Богданыча.

Когда-то соседи дружили семьями, но прошло время — и семьи истаяли: сначала Богданова оставила жена, потом овдовел Алексей Дмитриевич, и прежние отношения мужчинам пришлось поддерживать совсем на другом, нежели раньше, уровне: от пирушек с разносолами, с домашними пирогами, печь которые обе женщины были мастерицы, с настоянной на лимонных корочках водкой они перешли к нечастым вечерам вдвоём в свешников-ском кабинете всего лишь с долгими стаканами коньяка. Митя по понятным причинам в их беседах не участвовал, но в другое время ему и самому случалось разговориться с немолодым соседом о том о сём — о кино, о путешествиях, а в последние месяцы всё чаще — о предстоящем выборе специальности, когда оба они, словно в игре, называли и отвергали — самые разные варианты, под конец непременно сводившиеся к романтической профессии геолога, которой как раз владел и привержен был сам Богданыч, и мальчик, помня о своей непроверенной любви к бродяжничеству, легко соглашался с доводами в её пользу, хотя и не совсем понимал, как удастся примирить такой выбор с очевидной склонностью к математике.

Богданов женился во второй раз, а Свешников — нет, и в том, как они проводили свой редкий досуг, стало мало общего, но мужчины, раз уж так завелось однажды, сиживали всё в том же кабинете, и Митя послушно не встревал в беседы.

Нынешней встречи с Богданом Васильевичем Митя не ожидал: по его понятиям, тому в рабочее время следовало бы не дремать на скучных собраниях, а пробираться в одиночку по безлюдным речным берегам с непременным геологическим молотком в руке. Обратив наконец внимание на то, что говорилось с трибуны (до сих пор он старался не вникать), Митя неожиданно услышал вовсе не высокоумные суждения о тайнах мироздания, а бормотанье о членских взносах, о праздничной демонстрации, о путёвках в пансионат и снова перестал слушать, задумавшись о том, как могли отец и Богданов, совсем не коллеги, оказаться на одном сборище. Алексей Дмитриевич не посвятил сына в программу, а тот из-за спешки даже не прочёл объявления у входа; он и вообще не должен был бы здесь присутствовать, если б отцу, проведшему вчерашний день в Ленинграде и не успевшему заехать с вокзала домой, не понадобилась какая-то папка с документами. Сын вызвался привезти, но отец не позволил пропустить школу; Митя огрызнулся было — так-то, мол, срочно тебе нужны твои бумаги, — и тут кто-то высший вдруг распорядился как надо: из-за болезни исторички отменили последний урок, а предыдущим была физкультура, которой Митя легко позволил себе пренебречь. Теперь он будто бы успевал, благо отец на всякий случай подробно описал, где, что и как.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})