Я находился втрое выше вершин сосен: кости мои разобьются о землю, когда я упаду. Я отчаянно ухватился за металл, с которым несколько секунд назад столь же отчаянно боролся. Руки мои цеплялись за щупальце, но я продолжал падать. Я посмотрел на землю и закрыл глаза, чтобы не видеть, как она летит мне навстречу. Но последовал толчок, и движение прекратилось. Ноги мои повисли в нескольких футах от земли. Мне осталось только выпустить щупальце и спрыгнуть.
Бинпол и Генри подбежали ко мне. Мы со страхом смотрели на треножник. Он стоял внешне невредимый. Но мы знали, что он разбит, уничтожен, лишен жизни.
Глава 10. БЕЛЫЕ ГОРЫ
Бинпол сказал:
— Не знаю, сообщил ли он другим перед смертью, но нам лучше уходить.
Генри и я радостно согласились. Что касается меня, то, даже зная, что он мертв, я боялся его. Мне казалось, что он вот–вот обрушится на нас, раздавит своим чудовищным весом. Мне отчаянно хотелось побыстрее уйти из этого места.
— Если придут другие, — сказал Бинпол, — они обыщут все окрестности. Чем дальше мы успеем уйти, тем лучше для нас.
Мы побежали по холму и бежали, пока хватало дыхания. Рука у меня болела, но я как–то меньше ощущал эту боль. Однажды я упал, и было так хорошо просто лежать, прижавшись лицом к траве и к пыльной земле. Мне помогли встать, и я был отчасти благодарен, а отчасти недоволен.
Нам потребовалось полчаса, чтобы добраться до вершины. Тут Бинпол остановился, и мы вместе с ним — не думаю, чтобы я мог сделать еще хоть несколько шагов, прежде чем снова упаду. И никакая помощь не поставит меня на ноги. Я глотал воздух, который резал мне легкие. Постепенно теснота в груди прошла, и я смог дышать без боли.
Я посмотрел вниз, на длинный склон, по которому мы поднялись. Наступала тьма, но треножник был еще виден. Неужели я убил его? Я начал понимать всю невероятность того, что сделал, не с гордостью, а с удивлением. Неуязвимые, непобедимые хозяева Земли — и моя рука принесла одному из них смерть. Я подумал, что теперь знаю, что чувствовал Давид, когда увидел Голиафа, падающего в пыль в долине Элах.
— Смотрите, — сказал Бинпол. Голос его звучал тревожно.
— Куда?
— На запад.
Он указал. В отдалении что–то двигалось. Знакомая ненавистная форма вырисовывалась на фоне неба, за ней вторая, третья. Они были еще далеко. Но приближались.
Мы снова побежали вниз, по другому склону хребта. Тут же треножники исчезли из виду, но это было слабым утешением; мы знали, что они в соседней долине, и понимали ничтожность нашей быстроты сравнительно со скоростью их передвижения. Я надеялся, что они некоторое время останутся с мертвым треножником. Но, казалось, их немедленной задачей было отыскать убийцу и отомстить ему. Я споткнулся на неровной земле и чуть не упал. Но ведь сейчас темно и становится все темнее. Если только у них не кошачье зрение, наши шансы намного улучшаются.
В долине не было никакого укрытия, я не видел ни одного куста. Лишь жесткая трава и выступы камня. Около одного из них мы отдыхали, когда усталость заставила нас остановиться. Вышли звезды, но луны не было; она не взойдет еще несколько часов. Я радовался этому.
Луны нет, но над хребтом появился свет, он двигался, менял форму. Несколько огней? Я обратил на них внимание Бинпола. И он сказал:
— Да. Я уже видел такое.
— Треножники?
— А что же еще.
Огни превратились в лучи, протянувшиеся по небу, как руки. Они укорачивались, а один из них изогнулся, так что один конец его опускался вниз. Я не видел, что находится за лучом, но это легко было представить. Лучи света исходили из полушария и освещали треножникам путь.
Они шли на расстоянии ста ярдов друг от друга, и лучи освещали всю местность перед и между ними. Шли они медленно, медленнее даже, чем обычно, но даже так мы не могли бы сравняться с ними. К тому же они, насколько нам было известно, не знали усталости. Они не издавали ни звука, слышались лишь тупые удары ног о землю, и это было даже ужаснее, чем охотничье улюлюканье.
Мы бежали, останавливались и бежали снова. Чтобы не тратить силы на еще один подъем, мы шли по дну долины на запад. В темноте мы спотыкались, падали и ушибались. За нами двигались столбы света, качаясь взад и вперед. Во время одной из остановок мы увидели, что треножники разделились. Один перевалил через хребет в соседнюю долину, другой пошел на восток. Но третий двигался за нами и постепенно нагонял нас.
Мы услышали плеск ручья и по предложению Бинпола устремились к нему. Поскольку треножники разошлись в разных направлениях, было маловероятно, чтобы они шли по запаху, как собаки, но, возможно, они увидят наши следы в траве и на мягкой земле. Мы вошли в ручей и двинулись по воде. Ручей был всего несколько футов шириной, к счастью, совсем мелкий и по большей части с ровным дном. Прекрасные кожаные башмаки, сшитые для меня сапожником в замке, не улучшились от воды, но у меня были более важные поводы для размышлений.
Мы снова остановились. Ручей плескался у наших ног. Я сказал:
— Бесполезно. Он догонит нас через четверть часа.
— Что же мы можем сделать? — спросил Генри.
— Остался только один треножник. Его свет покрывает все дно долины и немножко захватывает склоны. Если мы побежим вверх по склону, возможно, он пройдет мимо.
— Или увидит наши следы, ведущие от ручья, и тут же нас поймает.
— Нужно идти на риск. Иначе у нас нет шансов. О чем ты думаешь, Бинпол?
— Я? Я думаю, что уже немного поздно. Посмотрите вперед.
Впереди виднелся свет, который становился все ярче и вскоре превратился в луч. Мы смотрели в молчании и отчаянии. Другой свет, приближающийся по вершине хребта, и как раз там, куда я предлагал подняться. А в отдалении виднелись и другие лучи, на противоположном склоне. Не только один треножник безжалостно шел за нами сзади. Они все были вокруг нас.
— Разделимся? — предложил Генри. — Тогда у нас будет немного больше шансов.
— Нет, — ответил я. — Шансы те же. Просто их вообще нет.
— Нужно идти. На месте они нас тем вернее поймают, — сказал Генри.
— Подождите, — проговорил Бинпол.
— Чего ждать? Еще несколько минут, и будет поздно.
— Вот эта скала.
Из–за рассеянного света от лучей треножников видимость стала лучше. Мы видели друг друга и немного окружение. Бинпол указал вниз по ручью. В двадцати ярдах от нас виднелась скала выше головы.
— Она может дать нам укрытие, — сказал Бинпол.
Я сомневался в этом. Мы могли бы прижаться к скале, но лучи все равно отыщут нас. Но ничего лучшего предложить я не мог. Бинпол с плеском пошел по ручью, мы за ним. Ручей протекал рядом со скалой. И скала достигала тридцати футов в длину. Ее верхняя часть оказалась гладкой, слегка изогнутой и совсем не давала укрытия. Зато нижняя часть…
Когда–то ручей был больше, стремительнее и подрыл скалу у основания. Мы наклонились, ощупывая углубление руками. В самом высоком месте оно достигало двух футов и проходило под всей скалой. С севера появилось еще два луча. Времени больше не оставалось. Мы втиснулись в щель головой и ногами: Бинпол, затем Генри и в конце я. Правая моя рука была прижата к скале, но левый бок казался ужасно открытым. Я старался прижаться плотнее, даже причиняя боль руке. Стоило мне чуть–чуть приподнять голову, как она касалась скалы. Звук моего дыхания, казалось, эхом отдавался во всем укрытии.
Бинпол прошептал:
— Не разговаривать. Мы должны лежать совсем тихо. С час, может быть.
Я видел, как снаружи становилось все светлее — это приближались треножники, — и слышал все более тяжелые удары их ног. Я постепенно стал видеть, как свет начал отражаться дальше по ручью. И тут прямо перед моим лицом ночь превратилась в день, я мог видеть даже камешки, стебельки травы, застывшего в неподвижности жука — все с ужасной ясностью. Земля затряслась, и нога треножника опустилась в нескольких ярдах от нас. Я еще плотнее прижался к скале. Предстоял долгий час.
***
И действительно он оказался долгим. Всю ночь лучи света двигались над долиной, приближаясь и удаляясь, снова и снова пересекая местность. Наконец наступил рассвет, но охота не прерывалась. Треножники продолжали ходить взад и вперед. И хотя, возможно, мимо несколько раз проходил один и тот же, всего их тут собрались десятки.
Но они не видели нас, и по мере того как медленно уходили часы, мы все более и более убеждались, что и не увидят. Даже днем щель в скале не видна с высоты полушария. Мы не осмеливались покинуть убежище. Лежали в увеличивающемся неудобстве, скуке, голоде, а у меня добавлялась еще и боль. Рука начала сильно болеть, и временами я закусывал губу и чувствовал, как щеки мои смачиваются слезами.
К середине дня интенсивность поиска стала ослабевать. Иногда на протяжении пяти — десяти минут мы осмеливались выползти и вытянуть ноги, но всегда появлялся треножник, а иногда и целая группа. Мы не могли далеко отойти от щели: поблизости не было никакого другого убежища.