не отвечала даже на вопросы Мадлен. Прильнув к окну автобуса, по временам страдальчески морщила лоб, словно мучительно старалась вспомнить что-то давнее.
Всю группу поселили в гостинице «Красная». Бабушка вспомнила ее прежнее название: «Бристоль». В большом номере на втором этаже стояли две широкие кровати, мебель была новенькая, недавно привезенная из Финляндии, низкие столы и стулья.
Этамбли сразу пошли спать. На твердой земле они почувствовали себя крайне утомленными. Мадлен тоже была не прочь поспать, однако, разложив свои вещи, бабушка тотчас же собралась уходить.
— Я пойду к себе, — сказала она Мадлен, — если хочешь, идем со мной!..
Это «к себе» прозвучало категорически. Мадлен поняла, что бабушке не терпится посмотреть на свой дом.
— Может быть, тебе лучше отдохнуть, бабушка? — спросила она.
— Нет, я слишком волнуюсь… Все равно не усну!..
Они шли по утренней Одессе. Высокие платаны, росшие по обеим сторонам улицы, соединялись вверху зелеными кронами. Высоко в светло-голубом небе летел самолет, оставляя за собой светлую полосу дыма. Сначала Мадлен думала, он поднялся, чтобы написать в воздухе слова рекламы, но самолет пролетел, и след его стал расползаться в солнечной синеве.
— Что такое перукарня? — спросила Мадлен, прочитав незнакомое слово на одной из вывесок.
— Не знаю! — сказала бабушка. — Я никогда такого слова не слышала. Может быть, теперь так называется пекарня?
Они подошли поближе, и Мадлен заглянула в большое окно, над которым была эта вывеска.
— Бабушка, так это же парикмахерская! — воскликнула она.
— Здесь все переименовано, и парикмахерская, и улица!.. — вздохнула мадам Жубер. — Посмотри, — вдруг оживилась она. — Вот идет генерал, в погонах!.. Это настоящий русский генерал, Мадлен!..
Действительно, по другой стороне улицы шел немолодой, солидный генерал. Он шел не торопясь, в руках у него была газета. Навстречу ему шагал молодой солдат. Он торопился, но при виде генерала стал быстро одергивать гимнастерку.
— Сейчас он за три шага от генерала встанет во фронт, — проговорила бабушка, — и отдаст генералу честь! Это целое представление!..
Но представления не произошло. Солдат лихо козырнул генералу, тот ответил, медленно приложив руку к козырьку красной фуражки, и они разошлись.
— Да-а… — разочарованно проговорила бабушка. — Раньше было более торжественно.
Они шли долго, и Мадлен вдруг поняла, что бабушка забыла, где ее улица, но не хочет в этом признаваться. Они прошли в конец Дерибасовской, свернули налево, потом опять направо, опять долго шли и вдруг снова оказались у своей гостиницы.
У ее входа стоял Барро. Он уже вымылся, переоделся, и волосы его блестели от бриолина. В темно-сером костюме и белой рубашке он выглядел подтянутым и деловым. В его руках был маленький фотоаппарат.
— Мадам Жубер! — воскликнул Барро. — Куда же вы исчезли?.. Я к вам заходил…
Бабушка сердито прищурилась. Меньше всего она хотела, чтобы сейчас за ней кто-нибудь увязался. Но Барро уже быстро перебежал улицу.
— Я пойду с вами! — категорически заявил он.
Мадам Жубер не оставалось ничего другого, как покориться. Теперь они шли втроем. Барро то отставал, то забегал вперед. Его острый взгляд все время что-то выискивал, и, когда находил, Барро быстрым движением стрелка вскидывал аппарат на уровень глаза, прицеливался и щелкал.
— О, мадам! Не удивляйтесь! — сказал он. — Я — несчастный человек! Все время должен работать!..
Бабушка снова повернула на Дерибасовскую. Здесь все дома казались ей знакомыми. Со многими из них были связаны давние воспоминания. Вон в том доме, на углу на втором этаже жил знаменитый аферист Корж-Михайловский, игрок в карты и владелец конюшни скаковых лошадей. Он выиграл у бабушкиного дяди сахарный завод, находившийся под Белой Церковью. А вот в этом ресторане, где уж теперь, как видно, больше нет прежнего шика, знаменитый летчик Уточкин отпраздновал свой первый полет.
Пока бабушка рассказывала всплывшие в ее памяти разные истории о домах, мимо которых они проходили, Мадлен рассматривала витрины. Ее внимание привлекла витрина кондитерского магазина. Конфеты в раскрытых коробках и стеклянных вазах манили ее яркими цветными этикетками.
Ее взгляд привлекли к себе нежно-розовые и белые палочки, каких она никогда не видела в Париже. Тут же, рядом, в целлофановых мешочках лежали шарики, обсыпанные сахарной пудрой.
— Бабушка, купи! — попросила Мадлен.
— Зачем? — удивилась бабушка. — Мы же привезли с собой конфеты!..
— А вот этого у нас нет… Как это называется?..
Мадам Жубер смотрела на нежно-розовые палочки и на белые шарики в целлофановых мешочках и не могла вспомнить, как они называются.
— Надо экономить деньги… — тихо сказала она, чтобы не услышал Барро, который быстро приближался к ним.
Но Мадлен словно приклеилась к витрине. Узнав, что ее заинтересовало, Барро заявил, что ему тоже интересно выяснить название этих конфет, которых нет в Париже. И мадам Жубер пришлось обратиться к первой встречной пожилой женщине в светлом плаще:
— Скажите, мадам, как называются эти конфеты? — опросила она.
Женщина удивленно взглянула на нее.
— Какие конфеты?.. — переспросила она, подойдя к витрине.
— Вот эти, — показала мадам Жубер.
— Так это же обыкновенная пастила, а рядом клюква в сахаре!
Женщина еще раз взглянула на всех троих с таким выражением, словно сомневалась в степени их умственного развития, и удалилась.
— Великолепно! — воскликнул Барро, оценив этот взгляд. — Она, наверно, решила, что мы дикари!.. Ну, Мадлен, теперь-то уж мы обязаны поближе познакомиться с этими достижениями русской цивилизации, — и он направился к дверям магазина.
Бабушка сдалась во второй раз. Через несколько минут Мадлен уже держала в руках коробку пастилы и два пакетика клюквы в сахаре. Ей не терпелось поскорее отведать и того, и другого, но бабушка строго запретила делать это до обеда: в этом власть ее оставалась непоколебимой. Барро засунул свои кулаки в карманы, а потом вдруг прибавил шагу и устремился вперед.
— Простите, мадам! Я буду ждать вас на следующем углу, — бросил он на ходу.
Мадлен поглядела ему вслед и, сжав бабушкину руку сказала:
— Повернем назад. Не хочу я с ним идти…
— Это невежливо, Мадлен!.. — ответила мадам Жубер. — Смотри, ты теперь идешь по Дерибасовской улице!.. Это великая улица!..
Мадлен много слышала от бабушки о Дерибасовской. Ей раньше казалось, что это очень широкая и длинная улица, нечто вроде Елисейских полей. На самом же деле она не так уж длинна и сравнительно узка. Дома здесь старые и невысокие, и нет свойственной большой улице толчеи автомобилей.
Мадлен тут же поделилась своими наблюдениями с бабушкой.
— Да, Одесса уже не та!.. Не та! — сказала мадам Жубер. — Не слышно даже одесского жаргона!.. Ах, какая это была прекрасная музыка!.. Раньше считалось честью поговорить с настоящим одесситом! Это был фейерверк остроумия!.. А посмотри на вывески!.. Разве такие