- А мне нужно сообщить новость вдове и дочери Прескота, а также поставить в известность аббата, - печально сказал Хью. - Какой тяжкий долг! Убийство в его владениях!
Пришел аббат Радульфус, мрачный, но сдержанный. Он долго и печально вглядывался в мертвое лицо, затем выслушал Кадфаэля и прикрыл лицо покойного льняной простыней. Пришел и приор Роберт, выведенный печальным событием из своей аристократической невозмутимости. Он качал головой и сокрушался о несовершенстве мира и осквернении святого места. Теперь придется вновь освящать помещение, чтобы очистить его, а сделать это можно будет, только когда откроется истина и свершится правосудие. Пришел брат Эдмунд, опечаленный сверх всякой меры тем, что убийство произошло во вверенном ему лазарете. Он был безутешен и винил себя во всем. Надо было поместить охрану у постели шерифа, твердил он снова и снова. Но кто же мог знать, что случится такая беда? Он дважды заглядывал к шерифу, и все было спокойно. Покой, тишина и время - вот что требовалось больному. Дверь оставили чуть приоткрытой, и любой брат, проходивший по коридору, услышал бы, если бы больной проснулся и ему что-нибудь понадобилось.
- Не сокрушайся! - сказал Кадфаэль, вздохнув. - Не вини себя ни в чем. Всем известно, что никто так не заботится о своих подопечных, как ты. Постарайся успокоиться, нам с тобой придется опрашивать всех, кто здесь находился, не заметили ли они чего-нибудь подозрительного.
К этому времени Эйнон аб Итель уже уехал вместе с двумя своими капитанами. Они должны были заночевать в Монтфорде, а затем спешить к Овейну Гуинеддскому, который сейчас объезжал свои северные границы. Ни один из остальных валлийцев не мог найти свидетелей, которые бы подтвердили, что те не входили к шерифу, поэтому им пришлось остаться в Англии, пока не найдут убийцу Прескота.
Хью верно рассудил, что сначала нужно известить аббата, потом отправить валлийцев и только после этого заняться самым тяжелым делом.
Эдмунд и Кадфаэль удалились из комнаты, где лежал покойный, когда из странноприимного дома сюда прибежали в слезах Сибилла и Мелисент. Мальчика оставили со служанкой Сибиллы - он еще успеет узнать о том, что осиротел.
Тихонько прикрывая за собой дверь, Кадфаэль услышал, как зарыдала вдова. Но девушка не издала ни звука. Она вошла в комнату с застывшим лицом, белым как полотно. От потрясения глаза ее были пусты.
Маленькая группа валлийцев собралась на большом дворе аббатства, они жались друг к другу, беспокойно озираясь по сторонам. Стражники Хью незаметно, но зорко охраняли их, отрезав валлийцев от запертых ворот. Элис и Элиуд, пораженные обрушившейся бедой и беспомощные, молча стояли чуть поодаль, не глядя друг на друга. Кадфаэль сейчас впервые заметил их фамильное сходство, такое слабое, что в обычное время его трудно было заметить, тем более, что один был всегда серьезен, а второй беспечен, как птица. Но сейчас, когда у обоих был потрясенный вид, их можно было принять за близнецов.
Они все еще стояли, переминаясь с ноги на ногу и ожидая, когда их уведут. На дворе появился Хью с двумя женщинами. Сибилла уже овладела собой и перестала плакать, хотя вид у нее был печальный Она проявила такую твердость характера, которой никто не ожидал. Вероятно, она уже начала обдумывать свое новое положение и то, как перемены отразятся на ее сыне. Теперь он был хозяином шести прекрасных маноров, но все они находились в опасной пограничной области. Новому владельцу нужен был хороший управляющий или сильный и добрый отчим. Муж Сибиллы умер, а его сюзерен, король, находился в плену, так что никто не мог принудить ее к браку. Она была намного моложе своего покойного мужа, располагала вдовьей частью наследства и к тому же была недурна собой, - словом, завидная невеста. Короче говоря, Сибилла могла жить припеваючи.
Вот с Мелисент все обстояло иначе. За ее ледяным спокойствием скрывался огонь, и сейчас пламя стало вновь разгораться, искры его блестели в глазах. Бросив на Элиса странный взгляд, она тут же отвернулась, глядя перед собой.
Хью на минуту остановился, отдавая распоряжения своим людям, которые должны были отвести валлийцев в крепость. Он приказал обращаться с ними учтиво, так как все они могли оказаться невиновными, но при этом не спускать с них глаз. Он уже собрался продолжить свой путь и довести женщин до странноприимного дома, как вдруг Мелисент тронула его за руку:
- Милорд, поскольку здесь брат Эдмунд, можно мне задать ему вопрос? Девушка была спокойна, но огонь уже начал прорываться, щеки ее порозовели. Брат Эдмунд, ты лучше знаешь свои владения, и мне известно, сколь неусыпно ты печешься о них. На тебе нет никакой вины. Но скажи, не входил ли кто-нибудь к моему отцу, после того как он заснул и все вышли?
- Я находился рядом не все время, - с несчастным видом произнес Эдмунд. - Да простит мне Господь, я не думал, что в этом есть необходимость. К нему мог войти кто угодно.
- А не знаешь ли ты кого-нибудь, кто определенно туда входил?
Сибилла с огорченным и укоризненным видом потянула падчерицу за рукав, но та стряхнула ее руку, даже не взглянув в сторону мачехи.
- И только ли один человек? - с ударением спросила Мелисент.
- Насколько мне известно, только один, - ответил удивленный Эдмунд. Но входил он вовсе не с дурной целью. Это было незадолго до того, как все вы вернулись из покоев аббата. У меня как раз появилось время для обхода, и я увидел, что дверь у шерифа открыта. У его кровати я застал молодого человека, который, по-видимому, собирался нарушить его сон. Я не мог этого допустить и, взяв его за плечо, вывел из комнаты И он послушно ушел, не споря со мной. Не было сказано ни слова, и больной не проснулся, простодушно сказал Эдмунд.
- Так, - вымолвила Мелисент, и спокойствие наконец изменило ей, а голос дрогнул. - Не проснулся и никогда уже не проснется. Назови имя этого человека.
Эдмунд не знал имени юноши, так мало он с ним соприкасался. Он в замешательстве указал на Элиса:
- Это был наш валлийский пленник.
Мелисент издала странный возглас, в котором смешались гнев, вина и боль, и порывисто обернулась к Элису. Ее лицо пылало, а синева глаз слепила, как сверкающий под лучами солнца лед.
- Ты! Конечно ты! Именно ты туда вошел. О Боже, что мы наделали! А я-то, дура, не верила, что ты всерьез говорил, мол, убьешь из-за меня, убьешь любого, кто встанет между нами. Ты говорил это много раз. О Господи, и я тебя любила! Быть может, я даже толкнула тебя на это преступление. Я ведь не понимала! Ты сказал, что готов на все, лишь бы тебя не отправляли обратно в Уэльс. Готов на все! Ты сказал, что убьешь, и убил. И да простит мне Бог, я виновна вместе с тобой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});