Тьфу. Столько прожектов. Нужно письма написать братьям.
Глава 11
Событие двадцать восьмое
Болтун подобен маятнику: того и другого надо остановить.
Козьма Прутков
Ушаков Андрей Иванович в Реальной истории руководил Тайной канцелярией долго, и прославился вместе с Анной Иоанновной, как кровавый сатрап, погубивший десятки тысяч человек. Может так и было? Только вот Брехт где-то читал, что вся эта репрессивная машина состояла то ли из двадцати, то из сорока человек. Как можно десятки тысяч запытать таким малым количеством пытчиков? Стахановцы. Врут, должно быть, опять историки?
С Ушаковым они сидели сейчас на лавочке в ротонде деревянной в Измайлово, куда на следующий день после стрельб решила перебраться Государыня. Как же, Бирон напомнил ей про счастливое детство, и ностальгия по беззаботным временам подтолкнула Анну Иоанновну к срочному переезду.
— Там сейчас тюльпаны зацветут. Красота!
Собрались мигом и переехали. Поехали. Ещё только светать начало.
Нда. Много воды за три десятка лет утекло, да даже за два с половиной, всё одно много. Резиденцию царскую почти забросили. Никто из власть предержащих там десятилетиями не появлялся, денег без меры почти, как раньше, не выделяли, количество работников резко сократили. Гнили терема, заиливались пруды, зарастало всё малинником. Бились дорогущие стёкла в оранжереях. И даже ротонда эта прохудилась. Деревянная крыша частично подгнила и от обилия снега в одном месте провалилась. Сейчас через дыру в крыше на уединившихся заговорщиков светило ярко вымытое после утреннего дождя солнце.
Вокруг суетились слуги и нагнанные из Измайлово и других окрестных сёл крестьяне. Царскую резиденцию пытались привести в божеский вид. В самих теремах тоже в каждой комнате было по десятку человек, чего-то колотили, трясли скатерти и ковры, вытаскивали перины проветриться. Суета сует. Не Бирон сказал. Царь Соломон. Ему приписывают данные слова. Vanitas vanitatum et omnia vanitas (с лат. — «Суета сует и вся суета»).
Брехт, примерно такой результат поездки и ожидавший, предложил сначала отправить туда людей порядок навести, но императрице приспичило. И самое интересное, что она, похоже, ни о чём не жалела, Анна носилась по дворцу и по парку и всем указание давала, её можно было увидеть сразу в нескольких местах. Нравилось Анхен непосредственно участвовать в наведении порядка. Руководить процессом. Голос Государыни, чуть хрипловатый, покричи столько, у любого охрипнет, постоянно с разных сторон долетал до ротонды, в которой Иван Яковлевич решил переговорить с будущим главой КГБ. Сюда тоже сунулись крестьяне с досками, лестницами и топорами, но Брехт их шуганул. Попозже. Пойдём обедать и начнёте. До обеда был час ещё. Как раз хватит время довести до Ушакова, как с точки зрения человека двадцать первого века должна выглядеть политическая полиция.
— Андрей Иванович, — Брехт поплотнее закутался в полушубок. Солнце-то солнцем, но ветер холодный, да и от пруда ближайшего тянет сыростью и холодом. Вроде выходили из терема вполне тепло было, так что в одних кафтанах двинулись к облюбованной беседке, а здесь в тени сразу стало ясно, что третье мая — это не третье июля. Потому, Иван Яковлевич послал за двумя полушубками, сейчас сидели завернувшись в них. Ушаков хотел было трубку с собой взять, покурим дескать, но Брехт поморщился. Вина тоже не взяли. Такой разговор нужно вести на свежую голову. — Представьте, что вы уже начальник Тайной канцелярии и вам привели трактирщика, который крикнул «Слово и дело». На опросе он показал, что купец Иван Иванов вчера пил в его заведении и Государыню поносными словами поносил. Ваши действия?
Кого Ушаков видел перед собой? Высокого толстого немца, пролезшего к власти через постель. За что такого уважать. Чего его слушать. Правда, оказалось, что он один из лучших фехтовальщиков. Ну, бывает. Хорошие учителя попались. Немцы вообще народ воинственный. Тем более оба брата Бирона в польской армии офицерами служат и отец тоже был офицером у польского короля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вчера оказалось, что стрелок немец тоже первостепенный. Так это из того же следует. Отец научил.
А сейчас ещё и в советчики лезет, как тайный сыск проводить? В этом-то что управляющий мелкого поместья и конюх понимает? Конюх не в том смысле, что на конюшне работает. Не холоп. Дворянин, тут сомнения нет. Просто чрезмерная любовь к лошадям этого фаворита императрицы известна. Даже Екатерина первая вызывала его из Курляндии, чтобы посоветоваться с покупкой представленных ей лошадей.
— Чего тут думать. На дыбу. Там все расскажет. Если сообщников нет, то плетьми на площади высечь, язык вырезать и в Сибирь. — Да, а Брехт слышал, что Ушаков не больно был кровожаден. Или это он перед ним рисуется? — А вы, что, Иван Яковлевич, другой способ знаете рот заткнуть клеветникам?
— Я человек рачительный. Немец же — перец, колбаса.
— Что?
— Так поговорка. Я бы на дыбу вешать не стал. Потом какой из него работник⁈ И язык вырезать не стал. Если он повинился, мол, пьяный был, бес попутал, то почти простил бы.
— Что пьяный сболтнул, о том трезвый думает, — затряс головой Ушаков.
— Ну, да что у пьяного на языке у трезвого на уме. Это правда. И народ сейчас думает, что Государыня из Курляндии немцев понавезёт и совсем на Руси от них житья не будет. Кровь будут сосать с русского человека. Нужно не вырыванием языков, а действительностью людей переубеждать. Но спускать тоже нельзя, а то распустим народец. Однако нет ведь никакой пользы от бывшего купца с вывернутыми руками и вырезанным языком в Сибири. Принцип есть такой. От каждого по способностям. Нужно, как признается купец, что поносил государыню, выбор ему предложить. Либо ваш вариант, либо десять плетей на площади, а потом половину имущества чтобы потратил на обеспечение вашего полка. Чтобы солдаты и офицеры были одеты в хорошие из качественной ткани мундиры, чтобы был порох и пули, чтобы тренироваться было чем. Лошади были быстрые и выносливые. На это деньги надо. Пусть купец сразу половину или даже треть денег на армию пожертвует и потом каждый год, скажем, десять процентов от прибыли отчисляет на добровольном начале. Гораздо больше пользы, чем от вырванного языка и ссылки в Сибирь. Он ведь всем рассказывать об этом будет. С языком-то. И люди, его знающие, задумаются. Вот живой пример рядом каждый день до чего вино хлебное и длинный язык доводят. А так — вырвали язык и нет этого Ивана Иванова. Забыли про него. И сами стали болтать. А купец ещё и славить будет Анну Иоанновну за добросердечность.
Событие двадцать девятое
В болтливости скрывается ложь, а ложь, как известно, есть мать всех пороков.
М. Салтыков-Щедрин
Ушаков откинулся на спинку лавки и с некоторым удивлением серыми своими глубоко сидящими глазами посмотрел на Бирона. Не ожидал. Нет. Не прав немец.
— Так имущество и так у него в казну отойдёт.
— Разворуют и сгноят. Подумайте хорошенько о моём предложении, Андрей Иванович. Просто представьте, если таких Ивановых будет тысяча. Две тысячи. А вот другой пример. Есть у нас почти законная дочь Петра — Елизавета. Мне сказали, что сейчас у неё есть фаворит. Как я почти. Шубин фамилия. И он начинает поносить Государыню пьёт с преображенцами и предлагает им снести с престола Анну Иоанновну и посадить свою любовницу Елизавету, обещая им повышение званий и золотой дождь, что на них прольётся. Каковы ваши действия? Эта информация точная. Мне Иван Салтыков сказал, что сам был на такой пирушке. Он плюнул и ушёл.
Андрей Иванович вскинулся. И хотел что-то сказать. Передумал. Снял треуголку. Поправил парик. Думал. Брехт не торопил.