Читать интересную книгу Искатель. 2004. Выпуск №7 - Сергей Борисов

Вот, еще один кар. Опять… Да нет же, он! Конечно, он, мой робкий, мой стеснительный пилот. Дэв со злобной физиономией тычет пальцами в клавиатуру кара, потому что на голос эта колымага, как и было задумано, перестала реагировать, а пилот, конечно, не может не помочь своим новым знакомым…

Здравствуйте, господин пилот! Я тоже рада вас видеть, очень! Потому что Дэв уже опаздывает, а эта бездушная железяка… Мы одновременно потребовали от нее ехать по совершенно разным маршрутам, и вот…

Неожиданно туннель кончился. Кар выехал под огромный купол, свернул на стоянку, услужливо распахнул дверцы. Ростислав вышел, помог подняться с низкого кресла Луизе.

— Ой, как здесь просторно! Или это — тоже лишь имреал, вроде «Лесной тропы»?

— Нет. Это не имитатор реальности. Сатурн над нами настоящий. И лес до самой стены купола — тоже настоящий. Только ветер вентиляторный, но по-другому в Куполах и не бывает. По-моему, нам сюда.

Выложенная пластобетонными плитами дорожка вела к нескольким нарядным белым зданиям. За ними тянулся невысокий земляной вал, напоминающий крепостной, каким его рисовали на старинных гравюрах. Каждый свободный клочок почвы, как повсюду в Куполах, был покрыт искусственной почвой и засажен травой и деревьями. Они обеспечивали поселение кислородом, древесиной, целлюлозой и десятками других органических веществ, без которых жизнь людей оказалась бы невозможной. За молодыми деревцами, уже взбежавшими на гребень вала — явно вопреки желанию его создателей, — просматривались мощные ребра Купола.

Луиза шла чуть впереди, беспечно помахивая изящной, в тон туфелькам, сумочкой. Куртку-ветровку она сняла и держала в руке. Ее пышные волосы падали до самой застежки лифчика, просвечивающей сквозь тонкую блузку.

— Какая расточительность! — удивлялась она. — Столько свободного места — и никто здесь не живет!

— Раньше здесь нельзя было жить, из-за ускорителя, — пояснил Ростислав. — Но очень скоро и под этим Куполом начнут строить дома для переселенцев…

— Что-то у меня плохо получается с ходьбой, — перебила его Луиза. — Никак не могу привыкнуть к этому «титаническому» притяжению. И даже ужасная «спецобувь» плохо помогает. Вы не могли бы взять меня под руку? А еще лучше — обнять. Это надежнее. Да не бойтесь, я не кусаюсь, — усмехнулась она, заметив нерешительность своего гида.

— Я просто… — смутился Ростислав. — Тут нужно…

Он уменьшил ширину шагов, приноравливаясь к походке спутницы, бережно обхватил ее правой рукой.

— Да, так намного удобнее, — одобрила Луиза.

— Мы с вами не идем, а танцуем.

— Хоть здесь-то… — лукаво улыбнулась девушка. — На «Деметре» вы ни на один из балов не пришли. А я так хотела с вами потанцевать!

— Не получилось как-то. То вахта, то еще что-нибудь… — неуклюже оправдался Ростислав и легким покашливанием прочистил горло.

Воздух, что ли, здесь плохо скупажирован? Какая-то хрипотца в голосе появилась.

Нарядными, словно на рекламном плакате, белые корпуса казались только издали. А вблизи…

Из провала в крыше зала релятивистских пучков выглядывала крона молодого клена. Многие оконные рамы были распахнуты, большинство из них — без стекол. Пластобетонную дорожку пересекала гряда крохотных вулканчиков, из кратера каждого торчал пучок травы или побег молодого деревца.

Тектоническая активность жизни… Нет, не так: титаническая. И не потому, что Купол находится на Титане. Точнее, не только поэтому.

Ростислав скосил глаза на Луизу. Чеканный профиль ее лица в зеленовато-сером свете близкого Сатурна, смешанном с желтым светом далекого солнца, был прекрасен.

Сказать ей про титаническую активность? Да нет, не стоит. Красивым девушкам нужно говорить совсем другие слова. Те, которые он говорить не умеет.

Они подошли к залу релятивистских пучков. Уцелевшая створка больших, в два человеческих роста, дверей жалобно скрипнула. Луиза прижалась к Родникову так, что он почувствовал ее грудь.

— А привидений здесь нет? — спросила она тихо.

— Не знаю, — так же тихо ответил Ростислав. — Насколько я помню, Освальд Ван, один из создателей Единой Теории инфрасубкварковых взаимодействий, покончил с собой именно здесь, на Титане, как только убедился, что теория полностью завершена и работать ему, в общем-то, больше не над чем. Так что не исключено…

Вторая створка дверей была снята с петель и прислонена к потрескавшейся белой стене.

Они вошли в огромный зал. Сквозь проломы в кровле сквозило зеленовато-серое небо, затянутое тонкой паутиной каркаса Купола. Пол в зале был снят, из полуразрушенных фундаментов, предназначенных для особенно громоздких физических установок, торчали изогнутые ржавые болты.

— Вот здесь я и должен был работать, — все так же тихо сказал Родников. — Я мечтал продолжить дело отца. Но он опередил меня. Еще когда я учился в школе, отец написал свою знаменитую статью, но работы здесь были прекращены гораздо раньше. Уже было ясно: ни один новый эксперимент не принесет никаких неожиданностей.

— Почему? Нам, помнится, говорили, что процесс познания бесконечен.

— С одной стороны, это так. С другой же… Каждая из Единых Теорий непротиворечиво объясняет все явления физического мира. Но способа определить, какая из них верна, не существует. Вернее, для проведения решающего эксперимента нужна энергия, сравнимая с энергией Солнца, или эксперимент должен длиться тысячи лет, чтобы вероятность нужного взаимодействия стала равна хотя бы тысячной доле процента. Но прикладным наукам совершенно все равно, кварки, партоны или суперструны являются кирпичиками мироздания, — ведь на уровне технологии ничего от этого не изменится. Последняя Нобелевская премия в области физики была присуждена как раз за доказательство того, что все Единые Теории, по сути, эквивалентны и никакая новая теория принципиально не способна описать более мелкие детали Мироздания, чем уже существующие. Более того, было доказано, что любая из них ограничивается тремя принципами — неопределенности, невозможности и неоднозначности. Это образно назвали «Стеной Трех Не». А значит, разрабатывать новые теории нет смысла. Вас, наверное, утомил мой рассказ?

— Незадолго до закрытия ускорителя моя мама вернулась на Землю. В этом зале она, наверное, не раз бывала. Жаль, что здесь все так разрушено. А то я могла бы представить, что мама где-то рядом, в соседнем зале. Я так соскучилась по ней…

Луиза взглянула на Ростислава влажными от сдерживаемых слез глазами так по-детски, так беззащитно, что он, не задумываясь о том, что делает, прижал девушку к груди. Впрочем, движение было обоюдным. Не поцеловать Луизу в сложившейся ситуации было бы просто невежливо. И даже, пожалуй, противоестественно.

Губы Луизы были ласковыми, горячими и удивительно нежными.

— Наконец-то ты решился, — прошептала она, словно кто-то мог их подслушать.

— У меня не было другого выхода, — честно признался Родников.

Луиза отпрянула было, грозно свела над переносицей тонкие строгие брови, но Ростислав снова начал целовать — лоб, глаза, щеки, краешки губ, склонился к высокой нежной шее…

— Если еще раз так пошутишь… — все еще сердилась Луиза. — Неужели ты до сих пор не понял, что нравишься мне?

— Я догадывался, но…

— Тебя отпугивал Дэв? Он хорошо справляется со своей задачей — отшибать слишком назойливых поклонников. Дэв мне как старший брат, понимаешь? И я во всем его слушаюсь. Почти во всем, — поспешно поправилась Луиза. — С кем целоваться — решаю я сама.

— Мне показалось, он без особого удовольствия отпустил вас… тебя со мною.

— Еще бы! Наши с ним отношения не вполне симметричны: Дэв все еще надеется, что когда-нибудь я стану его женой. Я очень люблю его. Без него после смерти отца мне была бы одна дорога — в стрип-бар. Но люблю я его как брата. Поцелуй меня еще раз, пожалуйста…

Ну вот, наконец-то. Крепким орешком ты оказался, пилот. Однако судьба всех расколотых орехов одинакова: их съедают. Не в буквальном, конечно, смысле, но… Но веревки из этих мужчин потом можно вить — любым способом. Ишь, как смотрит. Раньше глаза отводил, если случайно где встречались, теперь наверстывает упущенное. Смотри, смотри… Через пять часов ты помчишься на погрузку зондов — и возьмешь меня с собою! Я ведь так любопытна… На пирс меня, конечно, не пропустят, но с той последней площадки, на которой меня окончательно остановят, аппарель прекрасно видна. А большего мне и не нужно. Дэв будет работать с другой точки. У него обзор будет похуже, но… Объединенными усилиями…

Говори, пилот, говори. Я, правда, плохо понимаю, о чем ты чирикаешь, но состроить сочувственную рожицу мне совсем нетрудно. Я даже поцелуи твои выношу без омерзения. Что очень странно. После того рокового дня мне несколько раз во имя Учения приходилось целоваться, и каждый раз хотелось после этого вымыть рот с мылом. А сейчас… Даже интересно… Особенно, когда ты целуешь вот так, жадно и нежно одновременно.