Читать интересную книгу Чёрный дождь - Масудзи Ибусэ

Циновка случайно сползла, и я увидел девичий локон, землистого оттенка лоб и край щеки.

Сопровождавшие расселись кружком.

— Зажигайте костер,— сказал, привставая, один из них.

Я прочитал «Тройное утешение» и ушел еще до начала кремации.

ГЛАВА X

На другой день Сигэмацу снова сел переписывать дневник...

*

На обратном пути я вспомнил, что в общежитии, лежит еще один покойник, и стал про себя повторять, слова «Заупокойной проповеди». Смысл этой молитвы не проникал в душу. Перед глазами, словно в кошмаре, языки пламени лизали человеческие тела. Я был весь в поту, когда остановился перед входом в контору.

Зайдя в умывальную комнату, я напился воды, разделся по пояс и тщательно вытерся влажным полотенцем, стараясь не касаться левой щеки, потому что стерильная салфетка накрепко приклеилась к месту ожога. До сих пор я не чувствовал никакой боли и не трогал салфетку. Но в этот день я решил ее сменить, взял индивидуальный пакет и подошел к зеркалу.

Отлепив предварительно пластырь, которым прикреплялась салфетка, я осторожно снял ее. Обгоревшие ресницы превратились в черные катышки — словно подожженная шерстяная нитка. Щека стала темно-фиолетовой, облезшая кожа закрутилась, словно стружка, левая ноздря распухла и загноилась. Я с содроганием глядел на левую половину своего лица, и мне казалось, будто это не я, а чужой, незнакомый человек.

Я ухватил кончиками пальцев один из закрученных клочков кожи и потянул. Боль подтвердила, что лицо мое. «То же самое испытываешь, когда пытаешься вытащить шатающийся зуб,— и больно, и вроде бы приятно»,— думал я, отдирая один клочок кожи за другим.

Хорошенько промыв место ожога, я смазал нос приготовленным дома снадобьем, которое порекомендовал мне деревенский плотник. В состав снадобья входил дикий лук. По словам этого плотника, оно особенно полезно при порезах и нарывах. Затем я с помощью пластыря прикрепил к щеке свежую салфетку.

В полдень я отправился обедать. Ноги сильно болели, и мне было очень трудно взбираться на холм, к дому, где мы поселились. У поворота я посмотрел вверх и увидел Сигэко.

— Гляжу, как ты плетешься, и мне самой больно,— крикнула Сигэко.— Подожди минутку, сейчас я принесу тебе какую-нибудь палку.— Вскоре она спустилась ко мне с деревянным копьем, которым пользуются для тренировки в рукопашном бою. Сигэко сказала, что это копье ей недавно подарила хозяйка. С копьем в руках я походил на участника разгромленного крестьянского бунта. Поддерживаемый Сигэко, я наконец преодолел крутой склон и добрался до дома. Пока мы шли вместе, я впервые заметил, что у Сигэко опалены волосы. Я спросил у нее, когда это случилось, и она ответила, что, по-видимому, во время бомбардировки шестого августа.

На обед был жареный рис из наших собственных запасов, бобовая паста, тушенная с овощами в сое, и чай, настоянный на лепестках вишни. Наша семья редко позволяла себе такое угощение.

Оказалось, сама Сигэко в то утро впервые заметила, что у нее опалены волосы. Шестого утром, после отбоя воздушной тревоги, она неожиданно услышала сильный взрыв и выглянула в кухонное окно. В то же мгновение ее ослепила яркая вспышка (тогда-то ей, вероятно, и подпалило волосы), и, потеряв сознание, она упада. Придя в себя, Сигэко увидела, что лежит на деревянном полу. Вокруг нее в полном беспорядке валялась кухонная утварь, Сигэко вышла через черный ход во двор. Кирпичный забор рухнул. Кое-где к небу поднимались языки пламени.

Испуганная Сигэко бросилась на второй этаж. Раздвижные перегородки покосились, оконные стекла разлетелись на кусочки. Сигэко подбежала к окну. В саду горела верхушка сосны, из трансформатора на столбе вырывалось пламя. В районе муниципалитета поднимался огромный, столб дыма. Пожар разрастался. Надо было немедленно оставлять дом. Сигэко прежде всего кинулась к белому шелковому мешочку с семейными реликвиями, который висел на столбике в гостиной, но его там не оказалось. Не было мешочка ив соседней комнате.

Тогда она быстро собрала посуду, обувь и запихнула в непромокаемые мешки спальные принадлежности, собираясь опустить все это на дно бассейна. Выйдя во двор, она с удивлением обнаружила в воде мешочек с реликвиями, который она так упорно искала. Вероятно, его забросило туда воздушной волной. Сигэко подобрала мешочек, положила его в рюкзак. Опустила вещи в бассейн, а кое-какие убрала в противовоздушную щель и заложила вход кирпичами. В это время из дома Нитта послышались крики о помощи.

Выяснилось, что у Нитта ранено лицо, а у ее мужа — бок. Оказав им первую помощь, Сигэко побежала за носилками. На обратном пути ее остановила Нодзу. И ей тоже надо было помочь. Сигэко бросила носилки и перевязала ее полотенцем. Оказалось, среди всех соседей Сигоко — единственная, кто отделался только испугом. Наканиси, Хаями, Сугаи, Накамура — всем нужна была помощь.

Вскоре к Нодзу прибежал ее муж — связист в чипе капитана. Он привел с собой солдата. Вдвоем они подняли ее и куда-то понесли. Супруги Нитта, поддерживая друг друга, отправились в госпиталь Кёсай. Оба были в крови.

Сигэко зашла в дом, собрала еще кое-какие вещи, сложила их в противовоздушную щель и пошла к университетской спортивной площадке.

Девятое августа.

Вчера во время ужина мы доели наш НЗ.

С сегодняшнего утра получаем еду из фабричной столовой. Ясуко ходила за завтраком, за обедом — Сигэко. Во время обеда обе они взбунтовались и в один голос заявили: получать овощи или рис — это еще куда ни шло, но есть то, что приготовлено другими, просто неприлично; вчера хоть помогали эвакуированным, а сегодня вообще никакой работы не предвидится. Нет, нет, они больше не пойдут в столовую, хватит есть на дармовщину. К тому же директор предложил Ясуко взять отпуск.

Я был не на шутку рассержен и сразу придумал для них работу:

— Завтра пойдете в Сэнда-мати. Узнаете, как обстоят дела у соседей. Заодно возьмете смену одежды и рис из противовоздушной щели.

Этот рис был припрятан на черный день. И вот черный день настал.

Женщины как будто успокоились и даже согласились сходить вечером за ужином.

В противовоздушной щели возле нашего дома были спрятаны всевозможные вещи: радиоприемник, одеяла, посуда, кухонная утварь, специи. Кроме того, в саду я зарыл четыре двухлитровые бутыли с рисом, восемнадцатилитровый бидон с бобами и жестяную коробку с бельем. Все находилось в полной сохранности: я убедился в этом перед эвакуацией в Удзина.

У Сигэко и Ясуко не оказалось с собой ни одной смены белья, и перед тем, как пойти домой, они стали тихонько советоваться, как им постирать и высушить белье.

Узнав, в чем дело, я подал им такую мысль: пусть пойдут к реке, разденутся донага, постирают белье и дождутся в воде, пока оно высохнет. Другого выхода не было, и женщины, прихватив полотенца, отправились к реке. Раздражение мое сразу улеглось, и, возможно, поэтому меня вдруг разморила жара и неудержимо потянуло ко сну. Но стоило лечь и закрыть глаза, как моя память отчетливо нарисовала бесчисленные струйки дыма, поднимавшиеся на речных отмелях и у подножия гор. Я так и не смог уснуть — то вставал, то снова ложился, и пот катился с меня ручьями. На правой стороне лица я смахивал пот рукой, на левой же, казалось, лежал горячий компресс, который накладывают после бритья в парикмахерской. Там, видимо, скапливался липкий пот либо гной, поэтому и слегка прижал повязку к щеке. Повязка стала влажной. Другой у меня не было, я вытащил из санитарной сумки треугольную косынку, приложил ее к лицу и обрезал по форме щеки. Затем прокипятил ее и повесил сушиться на солнце.

ГЛАВА XI

День выдался хлопотливый. Я вернулся в принадлежавший родителям хозяина маленький домик, который мы снимали, смертельно усталый. Сигэко и Ясуко еще не пришли, и у меня было время немного вздремнуть. Я лег в постель, предварительно натянув противомоскитную сетку, чтобы избавиться от назойливых мух.

Спал я недолго и проснулся, как мне показалось, от крика совы. Солнце висело уже над самой крышей амбара в саду. Молодая жена хозяина торопливо пробиралась сквозь кусты к амбару. Разумеется, было еще слишком рано для сов. Пробудился я оттого, что ногам стало холодно. Странно: лето в разгаре, солнце еще не зашло, а у меня мерзнут ноги. Я начал растирать ступни и вдруг почувствовал боль в больших пальцах ног. Это встревожило меня еще больше. Я встал, откинув сетку, и вышел на веранду. У меня тут же захолодела левая щека. Косынка куда-то исчезла. Вернувшись в комнату, я обнаружил, что она прилипла к сетке. Когда я посмотрел в зеркало, то увидел, что повязка с нарыва на носу сползла, опухоль обветрилась и затвердела. Час от часу не легче. Я схватил полотенце, смочил его в воде и осторожно протер нарыв и ожог. Потом сменил повязку и закрепил ее липким пластырем.