признал ее наличие и, перекрикивая шум мотора и свист ветра, озвучил свое объяснение. «Эй, ты же не ждешь, что я остановлюсь на пробном заезде, правда же? Когда разминаешься, приходится ссать в штаны, иначе никак!»
Сделка по приобретению услуг Кампари для Scuderia была заключена на шумном обеде, устроенном великим гонщиком в собственном доме в Сан-Сиро, аристократическом квартале Милана. Феррари с радостью вспоминал тот вечер, отмечая, что Кампари, великолепный повар, готовил местное блюдо с пастой под названием riccioline al sugo, облачившись в полосатую пижаму, сильно напоминавшую те, какие носили итальянские зэки. Завершался вечер громогласным пением Кампари и его жены, дуэтом исполнивших первый акт — да, снова — «Травиаты». Но важнее всего было то, что новоиспеченная Scuderia Ferrari заполучила гонщика с именем, которое могло привлечь впечатляющие суммы «стартовых денег» от самых разных организаторов гонок со стартом сезона 1930 года.
С самого начала было понятно, что базу своей конюшни Феррари разместит в родном городе. С того момента его странствия и необходимость делить внимание между Моденой и Болоньей уступили место оседлости и основательному укреплению в душном, кишащем москитами родном городке. И хотя он никогда всерьез и надолго не покидал Модену — если не считать первых послевоенных лет, когда он искал счастье в Турине и Милане, — в образовании новой Scuderia Феррари увидел триумфальное возвращение домой, в место, обитатели которого — за исключением нескольких энтузиастов автогонок — попросту игнорировали его присутствие. «Моё возвращение [sic] в Модену было своего рода ментальным восстанием, — напишет он позже. — Когда я уезжал, у меня была скромная репутация странного молодого человека, увлеченного машинами и гонками, но лишенного каких-то конкретных талантов и способностей. Мое возвращение в Модену спустя двадцать лет с целью превратить себя из гонщика и организатора команды в мелкого промышленника, ознаменовало собой не только завершение, я бы сказал, почти что биологического цикла. Оно также олицетворяло мою попытку доказать себе и остальным, что двадцать лет [sic] работы с Alfa Romeo я полагался не только на усилия и таланты других людей и что не вся моя репутация была их заслугой.
НАСТАЛО ВРЕМЯ МНЕ ПОКАЗАТЬ, КАК ДАЛЕКО Я МОГУ ЗАБРАТЬСЯ, ПОЛАГАЯСЬ ТОЛЬКО НА СВОИ СТАРАНИЯ».
Энцо Феррари разместил свою временную штаб-квартиру в машиностроительном заводе Gatti на Виа Эмилиа, и без сомнений сделал это с чувством скупого удовлетворения.
ХОТЯ ЕМУ ДОВОДИЛОСЬ ВЫИГРЫВАТЬ НЕСКОЛЬКО ГОНОК В МОДЕНЕ, ВЕНДЕТТА ВСЕ РАВНО ОСТАВАЛАСЬ ПОСТОЯННОЙ ТЕМОЙ ЕГО ЖИЗНИ: ЭТО ОСОЗНАНИЕ, ЧТО НИ ОДНА ОБИДА НЕ БУДЕТ ЗАБЫТА, НИ ОДНО ОСКОРБЛЕНИЕ НЕ ОСТАНЕТСЯ НЕОПЛАЧЕННЫМ, И В ПОДОБНЫХ СИТУАЦИЯХ ЗОВ ЧЕСТИ ЧАСТО ЗАГЛУШАЛ ВСЯКУЮ ПРАКТИЧЕСКУЮ НУЖДУ. ДО ПОСЛЕДНИХ ДНЕЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ ОН ПОДДЕРЖИВАЛ ОТНОШЕНИЯ ЛЮБВИ-НЕНАВИСТИ СО СВОИМ РОДНЫМ ГОРОДОМ
и всегда носил в сердце детскую подозрительность, что, несмотря на похвалу, которую он получал от горожан, и окончательное возвышение к статусу почти что бога, его не ценили по достоинству и не компенсировали ему недостаточное внимание к его персоне в молодые годы. Этот же отказ забывать станет причиной, по которой он будет терпеливо выжидать долгих пятьдесят лет — полвека — и лишь по их прошествии сочтет, что долг Fiat перед ним, образовавшийся в 1918 году с их отказом взять его на работу, погашен сполна.
Несомненно, это желание похвастать своими новыми успехами перед жителями Модены было главной причиной, подтолкнувшей его к полноценному возвращению в родной город. Но у него была и другая, более практическая мотивация, включавшая и доступ к опытным мастерам-металлистам, промышленникам и слесарям, жившим в городе, а также личные знакомства, ведь он лично знал лучших местных поставщиков. Расположение Модены, сидевшей на краю долины По «верхом» на Виа Эмилиа, делало ее стратегически выгодным местом: центральное место, которое она занимала, позволяло быстро добираться до мест проведения гонок, проходивших на севере Италии, а кроме того, давало возможность доехать до Турина и Милана всего за день пути на машине или поезде.
Глубокие карманы Тадини и братьев Каньято позволили конюшне приобрести три построенных специально для соревнований 6-цилиндровых «6C-1750» — легких, как перышко, потрясающе изящных спорткара с наддувом, спроектированных Витторио Яно. Они и по сей день остаются в числе самых почитаемых скоростных автомобилей высокого класса за всю историю. Также в новом арсенале нашлось место коллекции запчастей и деталей разных «Alfa Romeo», нескольким токарным и другим небольшим станкам, а также крепкому фургону Citroen, который должен был возить необходимые запчасти, топливо, шины и так далее на различные гонки и заезды. (Сами же машины будут доставлять к местам проведения гонок водители, так будет продолжаться до тех пор, пока Scuderia не сможет позволить себе использовать для этой цели большие грузовики.)
Феррари нанял целую свиту из местных механиков, в том числе и Пепино Верделли, миниатюрного уроженца Модены, который работал его боевым механиком с 1928 года и который продолжит работать на Scuderia до конца своих дней. Последние годы он будет играть роль личного водителя Феррари и человека, посвященного в самые интимные подробности многосложных и запутанных личных дел Энцо. Довершив кадровое комплектование конюшни, Феррари вместе с небольшой группой своих сотрудников приступил к подготовке трех новеньких «Alfa» к самой важной гонке Италии по дорогам общественного пользования, Mille Miglia. Эта эпическая гонка, проводимая Автомобильным клубом Брешии, впервые прошла весной 1927 года, и представляла собой заезд по маршруту длиной в 1 тысячу миль (римляне меряли расстояния в милях, а не в километрах, отсюда и название), начинавшемуся в Брешии, следовавшему дальше на юг вдоль Адриатического побережья, потом пересекавшему Апеннины и поворачивавшему на Рим, а затем следовавшему обратно на север. Там маршрут повторно пересекал Апеннины и через Флоренцию и Болонью возвращался к своей финишной точке в Брешии. Проходившая ранней весной при любой погоде, будь то дождливая или ясная, Mille Miglia угрожала гонщикам попаданием в снежные бури или гололед на высоких перевалах в Апеннинах и давала им возможность разогнаться до 225 км в час на общественных дорогах, тянувшихся вдоль побережья к северу от Пескары и через равнины По. Возмутительно высокий уровень сложности гонки и участие в ней мощных гоночных машин, с ревом пролетавших как по крошечным деревням, так и через крупные города, пленили воображение итальянцев, и мероприятие незамедлительно возымело громадный успех.
Две предыдущие гонки, прошедшие в 1928 и 1929 годах, были выиграны Кампари для Alfa Romeo, и, по договоренности с заводом, он должен был остаться в рядах официальной команды Alfa и на сей раз. На контрасте в составе Scuderia было трое явных непрофессионалов — Тадини, Альфредо Каньято и видный фашистский политик Луиджи Скарфьотти. Эта троица едва ли могла претендовать на победу в общем