Читать интересную книгу Последняя война - Кир Булычев

Но ссылки и процессы в конечном счете спасти генералов не могли. И тогда оставалось главное и самое надежное средство – война. А когда страна готовится к войне, то оппозицию можно уничтожать раньше, чем она откроет рот.

«Я вспоминаю, – продолжал свои мемуары Ранмакан, – как однажды ко мне пришел Бессмертный и сказал, что я хороший чиновник и, когда я проработаю еще несколько лет, мне разрешат жениться на девушке из седьмого чиновничьего разряда и наши дети тоже перейдут в седьмой разряд. Я был очень благодарен, а Бессмертный сказал, что мои услуги нужны стране, которой угрожают новые заговорщики. Он мне велел пойти к учителю Паону и сказать, что я люблю читать книги, и потом брать их и читать. А если учитель скажет, что я могу быть полезным, то вопросов лишних не задавать, а сказать при случае, что я недоволен правительством и моим заработком. Я очень испугался и сказал, что я всем доволен. Бессмертный сказал, что я дурак – это метод борьбы с врагами. И я согласился, но, когда я возвратил учителю первую книгу, он спросил меня, о чем она, и я сказал, что против правительства, я ведь ее не читал. А учитель засмеялся, потому что это была хрестоматия для отрядов Охраны. И он добавил, что из меня никогда не получится провокатор. Потом я рассказал об этом Бессмертному, и тот на меня разозлился и ответил, что таким, как я, не место в седьмом разряде чиновников. А учителя все равно потом арестовали и сделали ему операцию. И он, конечно, пропал.

Потом начались угрозы со стороны пьи. Они наши враги. Я их встречал и видел в порту. Они производят неприятное впечатление. Они молятся живому богу, что является гнусным суеверием, и еще они приносят в жертву живому огню пленных и детей. У них нет атомных бомб, а те, которые есть, не взорвутся. Я слышал, как говорили на улице, что пора всех зеленых варваров прижать к ногтю. И я тоже согласился, и мы пошли жечь их Дом послов. Мы сожгли Дом, и в газетах писали про то, что мы – благородные патриоты.

Перед войной были еще непорядки на военном заводе в нашем Манве из-за того, что рабочих перестали выпускать домой. Тогда нескольких рабочих сожгли на нефтяных кострах, а еще нескольких отправили в отряды смертников. Но и оставшиеся все равно не хотели работать. Тогда их куда-то увезли, наверно, на урановые рудники, а вместо них привезли крестьян с гор. Крестьяне работали плохо, и меня и еще других чиновников восьмого и седьмого разрядов мобилизовали работать на заводе после окончания рабочего дня. Мы очень уставали и тоже работали плохо. Мы боялись, когда объявляли тревогу, но убежище было далеко от нашего цеха, и мы редко бегали туда. Потом говорили, что пьи изобрели смертельный газ, которого достаточно, чтобы уничтожить все живое, но у нас были такие бомбы, что мы тоже могли уничтожить все живое. Затем началась война, начались настоящие тревоги. Однажды, когда загудели ревуны, я побежал в склад, где меня спустя долгое время нашли благородные пришельцы.

Во второй части я расскажу о том, как попал на корабль пришельцев и стал самым первым человеком на нашей планете».

Кудараускас отложил рукопись и лег спать. Вахта начнется в шесть, и надо успеть хорошо выспаться.

Во сне Кудараускас видел, как Ранмакан забрасывает камнями бунтарей на площади и среди бунтарей почему-то оказался он, Кудараускас.

4

– А я знаю этого Бессмертного, то есть знал, – сказал Девкали. – Тогда он был еще совсем молоденьким негодяем. Лет двадцати. Нас привезли в Управление секретной полиции. И пытали.

– Разве вас можно было пытать? – удивился Павлыш. – Ведь тело патриция неприкосновенно.

– Вы не дали договорить, Слава. Пытали Торпа, учителя Свемаи, то есть тех, кто из низших каст. Но пытали их в нашем присутствии. Представьте подвал, надвое разгороженный решеткой. По одну сторону мы – четырнадцать отделенцев, предателей своей касты, по другую – негодные бунтари, простолюдины. Их пытали. Мы смотрели. Знаете, порой лучше, когда пытают тебя самого. Еще три дня назад ты сидел с ними – я имею в виду учителя Свемаи, – и отчаянно спорил: выпускать заложников или нет? Я настоял. Заложников выпустили. Заложники потом провели солдат через тайный перевал. Так вот, три дня назад это был Свемаи, и ты никогда не думал, что он может так кричать… Бессмертный был одним из добровольцев-палачей. Я запомнил его имя. Я думал, что когда-нибудь с ним встречусь.

– Вы знали, что будет война? – спросила Снежина.

Она вела «Великана». Рядом с ней сидела Пирра, остриженная и изящная в пришедшемся ей впору скафандре Малыша.

– Мы надеялись, что ее все-таки не будет. Не будет большой войны. Страх окажется сильнее жажды разрушать. Но в мире накопилось столько оружия, что началась цепная реакция бешенства. На наш остров не заходили суда – он был помечен на картах как запретная зона. Зона испытаний ядерного оружия. Хорошо еще, что ни одна ракета не приземлилась нам на голову. Но у нас был приемник. Мы нашли его сломанным в хижине: раньше здесь жили промышленники, охотники за морскими драконами. Среди нас был один инженер. Он умер дня за три до войны. Он починил кое-как приемник. Приемник иногда…

– …если ему хотелось, – вставила Пирра.

– …если у него было хорошее настроение, доносил до нас отрывки последних известий или музыкальные передачи. В последнее время передавали в основном боевые марши. Мы по тону передач понимали, что в любой момент может начаться война – в эфире копилась умело разжигаемая ненависть. Мы не могли даже рассчитывать на то, что сами доплывем до земли.

Вездеход дрожал, карабкаясь по каменной россыпи к седловине. «Сегежа» осталась далеко позади, и вокруг теснились холмы, кое-где покрытые плесенью, мхом и мертвыми стволами деревьев.

– Деревья погибли от газа, – объяснила Пирра. – Пьи прибегли к нему, когда поняли, что терпят поражение.

«На Земле Пирру приняли бы за учительницу алгебры – она суховата, размеренна и как-то подчеркнуто интеллектуальна. Ей бы пошли очки в тонкой оправе, – думал Павлыш. – И рядом Снежина – вся преувеличенная: слишком пышные волосы, слишком мягкие губы, слишком большие глаза и вообще слишком красивая…»

– Вчера Лещук еще одно бомбоубежище нашел. На окраине, за портом, – сказала Снежина.

– Наверно, построили перед самой войной. Раньше в том районе был ипподром, – собачьи бега, – произнес Девкали.

– Да, перед самой войной. Ранмакан с Лещуком ездил на «Еже» и показал место.

– Ну и что?

– Там устроили подземную площадку для ракет. Ракеты были выпущены. А под базой, на глубине метров сорока, находился бункер со всем необходимым для жизни и даже запасами жидкого воздуха.

– Не может быть! Неужели все-таки нашли их? – Пирра прижала ко рту сухой кулачок. – И они погибли?

– Они умерли не сразу – бомбоубежище не пропустило газ и защитило их от взрывов. Они умерли позже. Радиация снаружи не спадала, воздух истощался. Им, наверное, стало страшно. Они дрались между собой. Там была жуткая битва. Несколько человек пережили ее – они умерли позже, когда радиация все-таки проникла в бункер. А может, когда кончился воздух. Еды у них было достаточно… Представляете… – проговорила Снежина, не оборачиваясь: вездеход осторожно крался по краю обрыва. – Уже всех на планете убили, а сами живут.

– И вы будете их оживлять? – спросил Девкали. В голосе его звучало сомнение в необходимости такого шага.

– Там были крысы, – отозвался Павлыш. – Очень много крыс. Ведь продовольственный склад.

– Я, конечно, не могу указывать вам, кого возвращать к жизни, кого нет, – сказал Девкали. – Тем более что нас очень мало. Но мне хотелось бы, чтобы наша планета жила в будущем хорошо. Вы меня понимаете?

Пирра протянула руку, и Девкали накрыл ее ладонью.

– Я согласен, – ответил Павлыш. – И наверно, если бы дело дошло до оживления, капитан бы поговорил с вами.

– А я не согласна, – возразила Снежина. – Я думаю, что на всей планете наберется едва ли сотни три-четыре людей, которые не имеют права жить. Другие хоть и были преступниками, убийцами – когда родятся вновь, волей-неволей станут другими людьми. Ведь раньше вся их жизнь, все воспитание толкало к таким поступкам.

Никто не ответил. И непонятно было, соглашаются с ней или нет.

– Долго еще? – поинтересовалась Снежина, чтобы нарушить молчание.

– Нет, километров пять осталось, – ответила Пирра. – Жалко, дорога так разрушена, мы бы уже были там.

– Ранмакан сказал мне как-то, – заговорил снова Павлыш, – что не знает, можно ли ему жить с вами в одном доме. Все-таки разница в кастах.

– И вы рассмеялись?

– Улыбнулся, а что?

– А ведь он до сих пор свои вещи – правда, их пока немного – не перенес с корабля. Для него жить в одном доме с патрициями – второе крушение мира, причем он должен принять в этом крушении активное участие. Войну за него придумали. Переехать в один дом с патрициями он должен сам, своими руками совершить тяжкий грех. А вдруг вернется старая власть? Что тогда?