– Ты прогуляться не хочешь? – вдруг спросил он, и я кивнула:
– Можно. Только погода… – Снова моросил дождь, но желание побыть вдвоем, без посторонних глаз, пересилило мое отвращение к сырости.
Мы доехали до набережной, припарковали машину и вышли. Кроме нас, разумеется, на улице никого не было – только иногда шумели по мокрому асфальту шинами автомобили. Люди в такую погоду предпочитали места более уютные, чем набережная. Но нам было все равно. Акела обнял меня за плечи, крепко прижал к себе, и мы тихонько пошли вдоль резной оградки, украшавшей закованный в мрамор берег.
– Ты помнишь, когда мы тут с тобой впервые гуляли? – вдруг спросил муж, и я даже опешила слегка, так как не думала, что он помнит такие мелочи, как первая совместная прогулка на рассвете после моего выпускного вечера.
– Конечно.
– Хорошее время было, правда?
– А нынешнее тебе чем нехорошо? – усмехнулась я, чувствуя почему-то острое желание закурить, как будто разнервничалась.
– И нынешнее хорошо. Просто тогда я был моложе, наверное.
– Тоже мне, большое горе!
– Не горе, конечно. Только обидно немного. Годы идут…
– Не говори этого, – попросила я, второй раз за несколько дней испуганная его словами, – у меня вот уже который день ощущение, что ты со мной прощаешься.
– Ну, что ты, малышка! Как я могу? Я обещал быть с тобой рядом.
– Ты опять?! Мне все время кажется, что ты сейчас добавишь «до самой смерти», и я этого не переживу.
– Аля, не нужно, – мягко попросил Сашка, целуя меня в макушку.
– Но тогда и ты перестань! – потребовала я, останавливаясь и разворачиваясь лицом к нему. – Перестань, слышишь?
– Хорошо, не буду.
Мы гуляли молча еще около сорока минут, на улице совсем стемнело, а мелкий моросящий дождь наконец закончился. Было удивительно тихо и даже как будто тепло – или это я согрелась в объятиях мужа. И почему-то впервые за долгое время я поймала себя на мысли, что не хочу возвращаться домой, а могу гулять вот так, вдвоем, вечно.
В понедельник ровно в час, когда у меня начался перерыв в занятиях, позвонила Ольга. Я закрылась в своей аудитории, села на подоконник и приготовилась к длинному разговору.
– Я тут подумала… а ведь можно вполне официально получить заключение о подлинности клинка в музее, – начала с места в карьер подруга, – это ведь совсем просто. Савва может сделать запрос, якобы клиент подозревает, что клинок украден у него и все такое.
– Я не понимаю только, что нам это даст. Ну, хорошо, проведем экспертизу, убедимся в том, что клинок фальшивый. Дальше что? Даже если это так – то ведь не факт, что его подменили, не факт, что бабуле действительно не померещилось. Чтобы отталкиваться от клинка, надо точно знать, что есть второй. И только в этом случае можно будет думать о том, что вся эта сложная схема направлена против моего мужа, – вздохнула я.
– А ты сама… Ты сама не можешь как-то тихо в банке поискать? Ты ведь можешь туда прийти?
– Прийти могу. Но попасть в хранилище – нет. Для этого нужно как минимум завести там ячейку, а как я сделаю это? Акела начальник службы безопасности, ты представляешь последствия?
– Вполне, – голос Ольги зазвучал удрученно. – Слушай, а если я?
– Очень смешно! Акела обязательно сам просматривает все документы, я точно это знаю. Как ты думаешь, твое имя не наведет его ни на какие мысли, а?
– Не подумала, – призналась она, – надо с Саввой обсудить, вдруг он что-то посоветует?
– Ты попробуй, конечно, но я не уверена, что выйдет.
– Саш, скажи… у вас дома неприятности? – осторожно спросила Ольга, и я не сразу ответила на ее вопрос, прикидывая, стоит ли посвящать постороннего, по сути, человека в наши дела. Но Ольга была надежной, хоть и относилась к моему отцу слегка предвзято, и я не могла осуждать ее за это. А мне иной раз очень хотелось поделиться с кем-то, не вхожим в нашу семью так, как, допустим, Бесо или дядя Моня.
– Д-да, – решившись, вывернула я, – у папы что-то непонятное происходит, и Сашку в это пытаются втянуть, я чувствую. Но пока не могу понять, откуда угроза.
– Тебе не бывает страшно?
– Ты рассуждаешь, как типичная жертва стереотипов, – улыбнулась я, открывая большую фрамугу окна и вдыхая прохладный воздух, – если человек сидел в тюрьме, то дома все непременно как на зоне – нары, порядки, параша, да? Я тебя сто раз приглашала – приезжай, познакомлю. Папа любит общаться с молодыми девушками, разговаривает, когда надо, на хорошем русском, пусть и не на литературном. Но ты предпочитаешь жить чужими представлениями. Так вот: мне не страшно и никогда не было.
Повисла пауза. Я даже подумала, что Ольга обиделась на меня за эти слова, но вдруг Паршинцева заявила:
– А ты рискни меня пригласить еще раз, а? Может, я избавлюсь от стереотипов?
– Да легко! Давай в ближайшие выходные шашлыков пожарим. Папа это любит.
– Тогда договорились!
Мы поболтали еще о какой-то ерунде и попрощались – у меня начиналось очередное занятие у первокурсников, а это на первых порах всегда испытание. Студенты оказываются в непривычной обстановке, ощущают запах формалина из ванн с препаратами, весьма, надо заметить, специфический, видят в буквальном смысле расчлененные трупы, части человеческих тел, трупы целиком с выделенными венами и сосудами. Это, естественно, выбивает многих из колеи. Бывают случаи, что и в обморок падают, и мучаются от тошноты, и выбегают в туалет, не в силах удержать рвотные позывы. И девчонки размазывают по лицам косметику – от испарений формалина слезятся глаза. Но со временем все привыкают, даже в перерыве могут булочек поесть с кефиром. Я все это понимала, но все равно не всегда могла удержать раздражение. Знала, что студенты за глаза зовут меня Железякой, но не особенно расстраивалась по этому поводу.
Вечером меня ждал сюрприз. Я задержалась в городе, внезапно поддавшись желанию поправить форму стрижки, и из салона вышла на уже темную улицу. Пока ехала домой, несколько раз успела поговорить с Соней и Галей – они волновались и спрашивали, где я и что со мной. Надо было, конечно, предупредить, но я так спонтанно рванула в салон, что забыла обо всем. Но главным оказалось не это…
Дома я обнаружила отца и мужа с такими хмурыми лицами, как будто они только что с похорон. Папа курил в гостиной у камина, задумчиво смотрел на огонь и барабанил пальцами по подлокотнику. Акела, скрестив руки на груди, стоял у окна, штора на котором была отодвинута в сторону, и сосредоточенно разглядывал двор. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение.
Я вошла в комнату и остановилась на пороге. Они, кажется, даже не заметили моего появления.
– А вы чего тут с такими лицами? – поинтересовалась я, чтобы привлечь внимание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});