Читать интересную книгу Газета Завтра 933 (40 2011) - Газета Завтра Газета

Раз. "Арифметика". Отсчёт на старте. Слушая альбом впервые, я был застигнут врасплох. Привыкнув за последние годы к достаточно жёсткому и плотному гитарному звучанию "Алисы", тут я наткнулся на ритмичные и лёгкие клавиши с аккуратными "индустриальными" вкраплениями. И Кинчев, вкрадчиво считающий… что: очки, годы, всадников на горизонте?

Два. "Шейк". Я бы назвал такую музыку диско-трэшем. Опять карточные страсти, смертельный азарт и традиционные для "Алисы" танцы (альбом 2001 года так и назывался — «Танцевать»). Неистовые пляски-радения "по радуге луж, по лезвию гроз". Женский бэк-вокал берёт за душу: "А ты играй, играй смелей / Лови любовь дыханьем слёз…"

Три. "Руны". Один из лучших опытов выражения в музыке древнейшего символа вечного возращения – крутящегося гамматического креста, солнцеворота. "Чтобы мир смог всё потерять / И начать с нуля".

Четыре. "20:12", заглавная песня. Также отборный диско-трэш и, собственно, "код доступа к игре". Глобальный переполох, власть суетливых лгунов, души, скованные кандалами слухов, крах привычных систем и схем… Таковы условия игры, пройти которую можно только танцуя, о чём любил повторять ещё Ницше.

Пять. "Война". Хороший блюз, который в дуэте с Константином Кинчевым лихо исполнила молодая певица Людмила "Тёща" Махова из группы "Дайте 2". Она же, кстати, подпевала в "Шейке". Строки "Войны" напомнили мне Ветхий Завет: воинственно и народно.

Шесть. "Прыть". Пожалуй, самый тяжёлый по звучанию трек. Песня в старых алисовских традициях похожа на "Власть" из альбома "Пульс хранителя дверей лабиринта". Социальная сатира на суету мира. Как ни крутись в ажиотаже тщеславия, а "грязь не сходит с рук" и "выхода нет".

Семь. "Капля солнца". Логическое продолжение «Прыти»: и по форме, и по содержанию. Жёсткий ритм, плеть слов: "Жги, жги — Государь / Лютуй, авось услышат".

Восемь. "Качели". Мелодичные клавиши, передышка в игре… Вечер утомившейся души. Бесстрастное осознание простого закона: "Качели вверх, качели вниз — обман". Так уходящий вдаль путник оборачивается напоследок, бросая прощальный взгляд на мир, где правят "похоть, зависть и власть".

Девять. "Пульс". А вот эту песню мало просто слушать, её надо прожить! Тогда почувствуешь в собственном сердце пульс земли и неба, тверди и воды, ночи и дня — пульс самого бытия… "Это ветер, только ветер!"

Десять. "Вода и вино". Даже посреди ликующего торжища есть место чуду. И найдутся те, для кого вода опять превратится в вино.

Одиннадцать. "Мир". Финал игры, подсчёт очков, разбор полётов. Результаты разные, но ведь каждому своё. «Всем важно, что о них скажут, / Мне важно, как отпоют».

Вот такая несложная, в сущности, арифметика. Одиннадцать песен-плясок в ритме "двадцать-двенадцать", одиннадцать дерзких шагов за пределы суеверной паники, питаемой лукавыми масс-медиа. Одиннадцать простых ответов на шулерский вызов двенадцатого года.

Мир в танце протуберанцев

Сгорит и выстрелит вновь.

Кто верит в путь инноваций,

Тот вряд ли верит в любовь.

Константин Кинчев как-то обмолвился, что в песне можно высказать всё, что хочешь, не прибегая к дополнительным разъяснениям. Песня — абсолютно самодостаточный формат. Но от песен — тянет в пляс. Так и рождается на свет неподражаемый «жги-гуляй-рок», как называет свою музыку сам Кинчев. Энергия языка, язык танца, руны нот — всё сплетается в один весёлый солнцеворот, развеивающий морок ночных чар, прогоняющий прочь уныние и оторопь. Музыка рассвета, солнечный рок-н-ролл. Танцуй!

На обложке диска — девочка Алиса, вышедшая из большого города. Окраины мегаполиса виднеются на горизонте в сероватой дымке. Алиса смотрит вверх и улыбается. Над собой девочка держит красные воздушные шары с цифрами: "2", "0", "1", "2". Посредине — шар с молнией-руной.

Каждый из нас может поучаствовать в игре "20:12", войти в раж. Но вряд ли на выходе будет что-то особенное. Ничего нового, просто Вечность. Именно поэтому эта игра стоит свеч!

Хотите знать? дизайн квартир спец предложение от надежной компании «Первый камень».

-- Трепетная Голгофа

Уже четыре года на Псковщине, близ Изборска, стоит Священный холм, сложенный из огромных валунов, с громадным, из смолистой лиственницы, Распятием, которое, кажется, плывёт над псковскими пространствами, озерами, лесами и храмами. В этот холм радениями псковичей ссыпаны земли со священных псковских мест, где свершались великие сражения, где падали на землю убиенные герои, где творились чудеса, где рождались святые и мученики Древней и нынешней Руси.

Четыре года назад правящий архиерей Псковской епархии владыка Евсевий при огромном стечении народа освятил этот холм, и с тех пор ссыпанные в него земли, казалось, ожили, сочетаясь в таинственную живую материю, которая несет на окрестный мир благодать, силу, волю русского сопротивления, обещая неизбежную русскую Победу. Холм живет. Он говорит, он вещает. Вокруг него совершаются чудеса, к нему съезжаются из окрестных мест молодожены, справляют здесь свои свадьбы. Сюда, к этому холму приходят паломники, являясь из далеких мест, принося сюда землю сердца своего. Здесь, на холме, лежит солдатская ржавая каска, куда прихожане кидают монетки на память и на счастье.

Когда освящался холм, и к нему сошлись толпы, и возносился кадильный дым, и звучали песнопения, вдруг из осенних небес в самую гущу народа спустился аист — вещая птица, и стал расхаживать среди людей безбоязненно и бесстрашно, как вестник небес.

Однажды, глухим осенним вечером, когда землю уже накрывала мгла и Распятие едва виднелось в тумане, пришедшие к Кресту паломницы увидели, как над Крестом разъялись тучи, и в небе загорелось шесть малиновых ярких крестов. И об этом чуде говорили в местных церквах и на местных погостах.

Теперь, 27 сентября, в праздник Крестовоздвиженья, вновь состоялся народный праздник приношения земель. Люди прислали эти земли со всех концов Руси, из самых отдаленных мест земного шара... Здесь были земли из Магадана, с безымянных кладбищ, где покоятся мученики ГУЛАГа, здесь были земли с берегов Петропавловска-Камчатского, где существуют могилы павших русских воинов ещё времён Крымской войны, когда английская эскадра напала на землю Камчатки. Сюда принесли земли из Дивеева — с канавки Богородицы и из Оптиной пустыни — с могил оптинских мучеников. Сюда принесли землю, привезенную с Кубы, где воздвигнут православный храм.

Всё это были удивительно разные земли. Были красные — глинистые, были золотисто-песчаные, были коричневые суглинки, были известково-белые, розовые, зеленоватые. Разноцветные земли вбрасывались в холм, и казалось, что они сливались с предшествующими землями, и творилось загадочное таинство смешения земель. Смешение земель, смешение времен, смешение пространств… В какой-то момент возникло чувство единой русской истории и единой русской судьбы.

Митрополит Евсевий в сопровождении клира пришел к Холму и служил здесь праздничную службу, посвященную Крестовоздвиженью. Кругом Холма ходили тяжелые грузные тучи, лили дожди. Казалось, дождевые тучи касались самой вершины Распятия. И в момент ссыпания земель, когда уже неслись песнопения, когда Владыка возвещал своим голосом вечную память павшим за Родину героям, вдруг сотворилось чудо: раскрылись тяжёлые хмари, распахнулось небо и над самым холмом, над Крестом, засияла яркая лазурь — та, что на крыльях и плащах рублевских ангелов. И в эту расходящуюся небесную щель брызнуло вдруг солнце, озарило и холм, и осеннее пространство, и ряды молящихся. А вслед за этим, Бог весть откуда, из туманной дали, возник клин журавлей и прошел низко над самым Крестом, стеная и курлыкая. И был слышен шелест и шум их крыльев, и это была тоже небесная благая весть.

Холм принял земли, холм услышал молящихся, холм провожал своими незримыми очами улетающих вдаль журавлей, Холм жив, дышит и молится о нас, грешных. Холм посылает во все стороны русской земли незримый свет. Свет отраженной божественной красоты и силы.

Во время праздника на холме мне позвонил поэт Иван Кононов. Он прочитал несколько своих стихотворений. Эти стихи оказались таинственным образом вписаны в вибрации окружающего меня пространства. Они органично вплелись в симфонию священного холма, в миг, когда всё в нём дышало и трепетало.

Александр Проханов

ОН