Бейли вздрогнул от раздавшегося у самого его плеча бодрого гнусавого голоса.
— Какого дьявола тебе нужно? — раздраженно спросил он.
На лице Р. Сэмми застыла глупая улыбка.
— Джек велел передать, что Дэниел ждет вас, Лайдж.
— Хорошо. А теперь убирайся отсюда.
Он проводил уходящего робота хмурым взглядом. Ничто так не раздражало Бейли, как постоянное панибратство этой металлической штуковины. После своего первого разговора с Р. Сэмми он пожаловался комиссару, но тот лишь пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, Лайдж. Общественность Земли настаивает на том, чтобы роботы конструировались с усиленной дружеской цепью. Вот он и тянется к тебе. Называет тебя самым дружеским именем, какое только знает.
Дружеская цепь! Ни один из существующих роботов ни при каких обстоятельствах не мог повредить человеческому существу. В этом заключался Первый Закон Роботехники: «Роботу запрещается причинять вред человеческому существу как действием, так и бездействием».
Не было ни одного случая, чтобы позитронный мозг построили без этого запрета, заложенного так глубоко в его базовые цепи, что ни одно мыслимое повреждение не могло разрушить его. Так что не было никакой необходимости в дополнительных дружеских цепях.
И все же комиссар был прав. В недоверчивости землян к роботам было что-то иррациональное, вот и приходилось снабжать тех особыми «цепями дружбы», а заодно делать им улыбающиеся лица. Так, по крайней мере, обстояло дело на Земле.
А вот Р. Дэниел никогда не улыбался.
Бейли вздохнул и встал. Следующая, а для него, может быть, и последняя, остановка — Космотаун.
Полицейские, а также некоторые высшие должностные лица все еще могли пользоваться индивидуальным транспортом в коридорах Города и в древних подземных туннелях мотошоссе, куда был закрыт доступ пешеходам. Со стороны членов либеральной партии вечно звучали требования превратить эти мотошоссе в детские площадки, построить на их месте новые торговые центры или расширить за счет них сеть экспресс-линий и местных линий.
Однако соображения безопасности всегда брали верх. В экстремальных ситуациях, будь то сильный пожар, повреждение силовых линий или вентиляторов, или возникновение серьезных беспорядков, должно было существовать средство для быстрой мобилизации городских сил к месту происшествия. Вот тут-то ничто не могло заменить мотошоссе.
До этого Бейли уже приходилось несколько раз пользоваться этой дорогой, но жуткая пустота мотошоссе всегда угнетала его. Казалось, миллионы миль отделяют его от теплой пульсации жизни Города.
Бейли сидел за пультом управления машины, и перед его глазами, словно пустотелый слепой червь, разворачивался туннель мотошоссе. Время от времени туннель плавно изгибался, и взору Бейли открывались все новые и новые участки дороги. Позади него — он знал это не оборачиваясь — постепенно сокращался и исчезал другой такой же пустотелый и слепой червь. Мотошоссе было хорошо освещено, но в этой безмолвной пустоте освещение казалось бессмысленным.
Р. Дэниел сидел неподвижно, ничем не нарушая тишины. Пустынное мотошоссе производило на него ничуть не большее впечатление, чем переполненная людьми экспресс-дорога.
Еще немного, и под дикий вой сирены они выскочили из туннеля и плавно завернули на узкую автомобильную дорогу городского коридора. В дань уважения к уходящей в прошлое части истории автомобильные дороги все еще добросовестно обозначались вдоль каждого крупного коридора. Кроме полицейских и пожарных машин, а также машин техобслуживания, автомобильного транспорта как такового больше не существовало, и пешеходы пользовались дорогами с безграничной самоуверенностью. В возмущении они поспешно рассыпались перед завывающей машиной Бейли.
Бейли вздохнул свободнее, когда его снова окутал знакомый шум Города, но это была лишь передышка.
Менее чем через двести ярдов они свернули в более тихие коридоры, ведущие к входу в Космотаун.
Их уже ждали. Часовые явно знали Р. Дэниела в лицо и, хотя сами были людьми, кивнули ему без малейшего смущения.
Один из них приблизился к Бейли и отдал ему честь с безупречной, если не сказать холодной, вежливостью. Он был высоким и выглядел очень внушительно, хотя и не был совершенным образцом физического сложения, как Р. Дэниел.
— Будьте добры, сэр, ваше удостоверение личности, — обратился он к Бейли.
Удостоверение было проверено быстро, но тщательно. Бейли обратил внимание, что на руках у часового были перчатки телесного цвета, а в каждой ноздре — почти незаметные фильтры. Часовой вернул удостоверение и снова отсалютовал.
— Здесь у нас небольшой мужской туалетный блок. Если вы желаете принять душ, мы с удовольствием предоставим его в ваше распоряжение, — сказал часовой и занял свое прежнее место.
Бейли хотел было отказаться, но Р. Дэниел мягко тронул его за рукав:
— Прием душа перед входом в Космотаун — обычная для жителей Города процедура. Я говорю вам это, поскольку знаю, что вы не хотели бы по неведению поставить себя или нас обоих в неловкое положение. Рекомендую вам также сделать все, что найдете нужным в плане гигиены. В Космотауне для этого не будет никаких условий.
— Никаких условий? — переспросил Бейли напряженно. — Но это невозможно.
— Я, конечно, имею в виду, — проговорил Р. Дэниел, — для жителей Города. — На лице Бейли появилось выражение крайнего неодобрения. — Я сожалею об этом, но таков обычай, — добавил Р. Дэниел.
Не проронив ни слова, Бейли вошел в туалетный блок. Он скорее почувствовал, чем увидел, что Р. Дэниел идет за ним.
«Проверяет меня? Хочет удостовериться, что я смою с себя пыль Города?» — спрашивал Бейли себя. Полный негодования, он упивался мыслью о том, какой удар он готовит Космотауну. Ему вдруг показалось не таким уж и важным, что этим он, возможно, направит бластер в свою собственную грудь.
Туалетный блок был небольшим, но в нем имелось все необходимое, а чистота была просто безупречной. В воздухе чувствовался едва уловимый острый запах. На мгновение озадаченный, он стал принюхиваться. «Озон! Они установили здесь ультрафиолетовые излучатели», — догадался Бейли.
Небольшое табло моргнуло несколько раз и залилось ровным светом. Объявление гласило: «Посетитель, пожалуйста, снимите с себя всю одежду, включая обувь, и поместите все в приемник, находящийся внизу».
Бейли не стал протестовать. Он снял пояс с бластером и снова застегнул его на обнаженной талии. Бластер показался тяжелым и неудобным.
Приемник закрылся, и одежда исчезла. Световое табло погасло, но впереди тут же вспыхнуло новое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});