седьмыми, так что пока можем поговорить.
— Угу, — кивнул я. Интересно, чего он ко мне прицепился? Я вроде никак не выказал свое стремление быть пионером-активистом?
— Малявки нам не соперники, — говорил Прохоров громко, почти кричал. — Нам нужно следить только за четырьмя отрядами.
Что ответить, я пока не знал, поэтому просто кивнул. Видимо, тут имело место быть какое-то важное соперничество внутри лагеря, чтобы показать, кто из пионеров самый пионеристый. И для Прохорова по какой-то причине вести к победе второй отряд стало прямо-таки идеей фикс. Пионерский дух и все такое? Стремись быть лучшим во всем? Или что там правила пионеров говорят?
Из больших колонок, похожих на затянутые тканью ящики, немного хрипловато понеслась какая-то задорная музычка, но опознать ее я не смог. Суета и беготня слегка стихли, от стен отделились вожатые и помогли особо буйным занять свои места.
На сцену, цокая каблучками, вышла дородная дама в поблескивающем люрексом платье, с химическим бараном на голове и в пионерском галстуке, который смотрелся во всей этой композиции довольно нелепо.
— Здравствуйте, ребята! — бодрым голосом начала она, перекрывая голосом остаточный шум в зале безо всякого микрофона. — Ну как, соскучились по лагерю?
— Да… — нестройным хором отозвался зал.
— Это Марина Климовна, — сказал мне ну ухо Прохоров. — Старшая пионервожатая. Она когда со сцены выступает, всегда как с детсадовцами разговаривает. А так она отличная и очень широких взглядов.
Рядом с нами на приступочке устроились две женщины без пионерских галстуков. Идентифицировать их род занятий я не смог. Может они в столовой работают, а может одна врачиха другая библиотекарша.
Тем временем Марина Климовна рассказывала со сцены что-то про новые кружки и секции, про фотолабораторию и авиамодельный. Но потом вдруг колонки снова издали хриплый звук и оттуда понеслась музыка совсем даже не пионерская, а очень даже хорошо мне известная песня группы «Чингисхан» — Moscow. Из-за кулис на Марину Климовну надвинулись фигуры с кусками цветной ткани на головах, утащили ее вглубь сцены, и, судя по ее притворному возмущению, так и было задумано. Потом тряпки были сброшены, а под ними оказались вожатые. Которые начали довольно ладно отплясывать весьма даже вольный, как мне показалось, танец.
— Как так можно вообще! — раздалось слева от меня. — Они хоть знают, про что это песня?
— Да вроде весело танцуют, не то, что в прошлом году первый отряд устроил…
— Они поют «Москва, Москва, закидаем бомбами, будет вам олимпиада, а-ха-ха-ха-ха!» А вожатые под это танцуют! А на них дети смотрят!
— Да? А почему же у нас вообще разрешают такую музыку?
— Так на иностранном же! Не понимают, что там!
— А на каком языке это поют?
Я тихонько прыснул. Олимпиада, конечно же. Скандальная и трогательная олимпиада, ласковый мишка и слезы на глазах у всей страны. И она же где-то в июле должна начаться.
Наша вожатая, кстати, в диком танце тоже участвовала. Потом они вывели на центр замотанную веревками Марину Климовну и один из парней-вожатых объявил, что это переворот. И теперь все будет весело и современно. И чтобы никакой скуки в этом зале.
Правда скука все-таки началась — те самые представления отрядов. Малышня читала стихи и пела песенки о том, какие они дружные, активные и всех победят.
— В третьем отряде есть очень талантливые ребята, — зашептал мне на ухо Прохоров. — Очень опасные соперники, надо держать ухо востро.
Я вздохнул и сделал вид, что внимательно слушаю и мотаю на ус то, что он мне рассказывает про каких-то брата и сестру, победителей городского творческого конкурса. Про стихоплетов, которые умеют смешные вирши, над которыми зал покатывается. Про девочку из балетной школы, которая всегда привозит с собой балетную пачку, пуанты и они в каждое выступление норовят засунуть ее танец. Про то, как в прошлом году какие-то ребята сорвали овации, устроив мушкетерский поединок на сцене.
Я иногда энергично кивал, делая вид, что все запоминаю. Но смотрел совсем в другую сторону. Вожатые покинули сцену, уступив ее младшим отрядам, и уселись на стулья у стен. Елена Евгеньевна сидела одна и читала что-то из тетрадки. Может роль вспоминала, может по учебе что-то. Оба места рядом с ней были свободны. И на одно из них вальяжно приземлился Мамонов. Вожатая что-то у него спросила. Он ответил. Она кивнула и снова погрузилась в чтение. Потом он тронул ее за плечо и наклонился к ее уху. Она засмеялась и потрепала его по голове. Хороший мальчик, мол.
— Крамской, ты меня слушаешь? — Прохоров больно стукнул меня под ребра локтем. — В общем, когда будешь на совете дружины, обязательно узнай, когда будет смотр песни и строя! План пока повесили только на неделю, будет очень плохо, если вдруг окажется, что он в следующий вторник, и мы не успеем подготовиться.
Момент перехода от талантливых ребят в соседних отрядах к тренировкам по строевой я не уловил. Зато кажется понял, для чего я нужен Прохорову. Он просто думает об меня вслух. И его вполне устраивает то, что я молча его слушаю и иногда выражаю каким-то образом одобрение. Всем иногда требуется такой человек.
Детские стихи и песенки закончились, на сцену вышли ребята постарше. Значит скоро и наше выступление уже. Но Прохоров вроде не суетился пока. А поскольку он там центральный персонаж, значит и мне пока незачем.
— Третий отряд, — сказал он, снова ткнув меня в бок. Да что за идиотская привычка? Он здоровый, гад, у меня от такой беседы скоро ребро сломается!
Но сделать они почти ничего не успели. Сначала в зале погас свет, а потом справа и слева от сцены вдруг что-то громко хлопнуло и из-за колонок повалили клубы желтого дыма. Первые ряды повскакивали и завизжали, бросились к выходу, началась давка и толкотня. Кто-то начал кашлять, раздался топот. Загрохотали упавшие ряды стульев. Кто-то из малышей заплакал.
— Это такой креатив от третьего отряда? — спросил я, пока что не очень понимая, как именно надо реагировать.
— Немедленно прекратить панику! — возвысился над всеми голос старшей пионервожатой. — Не создавайте в дверях толкотню, выходите по очереди!
Она громко закашлялась. Из толпы ей тоже ответили кашлем.
Кто-то догадался сдернуть с окон черные шторы, в зале снова стало светло. В дверях была толчея. Причем кто-то и правда был напуган, а кому-то просто нравилось наводить суету.
Вожатые парни, натянув на лица футболки, возились рядом со сценой, видимо, чтобы найти и вытащить из зала источники дыма. Судя по серной вонючести, кто-то догадался поджечь дымовые шашки, которыми от паразитов окуривают. Вроде как, для