Она потянула его, и он тут же пошел рядом с ней, а Салли побежала догонять флориста. Слава Богу, что Закери быстро все схватывает – впрочем, возможно, он просто любит поесть.
На пороге столовой он остановился. Комната была пуста. Не было даже слуги, расставляющего блюда на буфете.
– Где все? Пошли искать украшения?
– Мама еще не сказала им, какие она выбрала цвета. Однако судя по пустым тарелкам, большинство сестер, видимо, уже позавтракали. Прекрасно. Никто не обратится к лорду Закери с просьбой и не отвлечет его от позирования.
– Я уверена, что они поехали в город за новыми шляпками или еще за чем-нибудь.
Ее слова прозвучали довольно ехидно, но она знала наверняка, что каждая из сестер строит планы, как бы получше использовать отведенное ей время для общения с Закери.
– Всем понадобились шляпки? Опять? Кэролайн положила себе на тарелку тост, кусочек сыра и апельсин.
– Кажется, вы скучаете по тому вниманию, которое они вам оказывают.
Закери перестал накладывать себе куски ветчины на уже имевшуюся гору еды.
– На это замечание я не могу ответить, не так ли?
– Что вы имеете в виду?
Он сел рядом с ней, хотя вокруг стола было много свободных стульев.
– Если я скажу, что мне не хватает их внимания, значит, я самонадеянный хам. Если начну говорить, что рад отсутствию ваших сестер, я хам неблагодарный. – Он отпил глоток чая. – Черт, я забыл положить сахар.
– Я принесу. Он остановил ее.
– Так какой же я?
– Простите?
– Самонадеянный или неблагодарный? Кэролайн фыркнула:
– Боюсь, на этот вопрос я не смогу ответить.
– И правильно.
Он встал и, взяв с буфета сахарницу, поставил ее между ними.
– Сахар?
Она уже положила в свою чашку кусок, но почему-то кивнула.
– Один, пожалуйста.
Он положил ей кусок сахара, чуть было не пролив чай через край чашки. Себе он положил три куска, попробовал чай и положил еще кусок.
– Можно задать вам вопрос? – спросил он, отодвигая сахарницу.
– Конечно.
Кэролайн начала намазывать на тост масло. Она чувствовала себя странно, как будто что-то ее все время отвлекало. Но это не был ни предстоящий прием, ни погода, ни маячивший впереди срок отправки портрета в Вену. Ее мысли все время занимал сидевший рядом высокий, темноволосый мужчина, который сейчас уминал один кусок ветчины за другим, словно это была его последняя еда. Как отразить на портрете его жажду жизни?
– О вашем увлечении живописью. Вы недавно поняли, что хотите стать портретистом, или всегда это знали?
Она не уловила в тоне его голоса ни обычной снисходительности, ни язвительности. Интерес Закери Гриффина был неподдельным и искренним.
– Мне всегда нравилось рисовать и писать красками. Папа нанял мне преподавателя, но это произошло после того, как я уже сама многому научилась. Боюсь, что стены детской уже никогда не будут прежними.
– А когда вы решили, что живопись будет вашей профессией, а не просто развлечением в часы досуга?
Кэролайн глянула на свои руки.
– Вы из тех людей, которые верят, что единственное призвание женщины – это выйти замуж и иметь детей?
– Разве я сказал что-либо подобное? Похоже, что только тот будет иметь у вас успех, кто терпелив и обращает внимание на детали.
Он явно ее провоцировал, а потому вряд ли оценит ее мнение. Она видела, как он вчера пытался приручить своего щенка. Терпения ему явно не хватало.
– Вы, право, несносны.
– Это так. – Он откашлялся. – Признаюсь, что мне на самом деле интересно – вы все еще хотели бы стать живописцем, если бы состоялся ваш первый сезон в Лондоне?
– А вы задали бы этот вопрос стряпчему или бочару?
– Если бы мне было любопытно услышать ответ, то задал бы.
– Хм. Тогда скажем так: это еще один вопрос, на который у меня нет ответа, поскольку сейчас я хочу запечатлеть ваш образ на холсте.
Он непринужденно рассмеялся:
– Ясно. Такое же выражение лица я видел у своей сестры, хотя, как правило, за этим следовала попытка надрать мне уши.
Кэролайн впервые подумала, что иметь в семье брата было бы не так уж плохо, хотя, что касалось Закери Гриффина, она не могла представить его в качестве своего брата.
Шарлемань Гриффин определенно назвал бы мисс Уитфелд синим чулком. Вообще-то Шею нравились образованные женщины, но упорство Кэролайн в достижении своей цели даже его могло бы озадачить.
Закери наблюдал, как она, склонив голову, рисует в альбоме. Прядь каштановых волос упала ей на глаза, и она все время пыталась ее сдуть. Ему хотелось взять эту прядь пальцами и заправить ей за ухо. Нет, она совсем не была похожа на синий чулок. Высокая, стройная, с живыми зелеными глазами и острым умом, заставлявшим его все время быть начеку.
Однако во многом другом черты старой девы угадывались безошибочно. Она отвергала идею замужества и с презрением относилась к необходимости дебюта во время сезона в Лондоне. Но самым типичным было ее стремление сделать карьеру, чтобы стать финансово независимой.
Почувствовав его взгляд, она подняла голову, но тут же опустила. Однако он заметил, что в ее глазах промелькнула насмешливая искорка.
– Сегодня вам не обязательно сидеть неподвижно, – сказала она, стирая кончиком пальца какую-то линию. – Если вы будете смотреть так пристально, у вас заболят глаза.
– Хорошо. – Облегченно вздохнув, он сел поудобнее на широком подоконнике. – Но я пытаюсь помочь.
– Вы никогда не позировали для портрета? Лоуренсу или Бичи?
– Когда мне было два года, я, очевидно, позировал Джошуа Рейнолдсу. Себастьян сказал, что я опис… – Он прочистил горло. – Легенда повествует, что я вел себя не очень хорошо.
– Понятно. Ну, теперь вы чуть старше и можете двигаться. Я хочу увидеть вас в движении. Ваши мускулы и кости.
Он согнул руку в локте.
– Пока я вижу только, что моя одежда помята.
– А я могу указать места, где она не помята. Закери хотел отшутиться, но вдруг умолк. Все же можно попробовать пойти чуть дальше, подумал он.
– Полагаю, вы видели собственные голые руки. Это помогает вам, когда вы пишете портреты дам?
– Да, разумеется, но…
Он встал, стянул с плеч плотно облегающий камзол и бросил на подоконник.
– Я не могу… Сейчас же наденьте его!
Сохраняя серьезное выражение лица, Закери расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и начал закатывать рукава. Он не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее, тем более что это было так легко: уж слишком она серьезна.