кучку снега на обочине дорожки. — Это я вам говорю как морской офицер.
— Как офицер лейб-гвардии, я полностью разделяю ваше мнение. Но я знаю одно: война случается тогда, когда с ситуацией не справляются политики. Либо когда оные сознательно толкают к войне. Лично я хочу мира.
— Как дама или как офицер?
— И как дама, и как офицер. Потому… — задумчиво произнесла Катя. — Есть люди, которые заинтересованы в продолжении войны, и их представители сейчас здесь, в Копенгагене. Датский флот и русская армия — вот силы, объединения которых эти люди опасаются. Оттого нас и пытаются сейчас разобщить, ставя во главу угла вопрос Шлезвига. Поверьте, едва договор закрепит новую политическую конфигурацию, голштинец никуда не денется. Возможно, его будут называть «королевским высочеством» — в качестве утешения — но территориями придётся поделиться, хочет он того, или нет.
— Любопытно будет взглянуть на ту конфигурацию, на которую вы сейчас намекнули, — кивнул Юль. — Однако не будем загадывать наперёд. Ведь всегда есть шанс, что все выстроенные нами планы может обрушить какая-нибудь неожиданность.
— Или чья-то несусветная глупость, — согласилась с ним дама. — Знаете, я почти не сомневаюсь, что нам придётся столкнуться и с тем, и с другим…
Время, на которое назначили заседание, приближалось. Практически все дипломаты уже были на месте, и многим из них, судя по постным физиономиям, не понравилось, что датский представитель прогуливается под ручку с русской посланницей. Это тоже был политический «сигнал», который все интерпретировали совершенно правильно: Дания и Россия будут выступать совместно.
По нраву это тоже пришлось далеко не всем.
Интермедия.
'…Вы знаете, сколь невысокого мнения я о русских вообще. Как правило, это крайне ленивые, подозрительные, жадные и суеверные люди. И это я вам говорю не о городских обывателях или крестьянах, а о высшем обществе. Обыватели вызывали у меня несколько большую симпатию, нежели русская знать. И тем не менее из этого прискорбного правила имеются исключения. С одним из них имел удовольствие беседовать сегодня перед заседанием. Представьте себе, это знатная дама, ныне присутствующая в Копенгагене в качестве личного представителя русского царя на переговорах. Женщина небывало высокого роста. Если представить её в офицерском мундире, то немудрено принять за юношу. Каюсь, поначалу я думал, что царь Петер таким оригинальным образом выказал неуважение. Нечасто приходится столь приятно разочаровываться. Сия дама в полном смысле слова политик, и кроме того, блестяще образована. Знает несколько языков, в том числе и восточных, сведуща в науках. Любопытнее всего, что ещё совсем недавно она служила офицером в лейб-гвардии и участвовала в сражениях.
…Более того, друг мой: эта дама питает невыразимое отвращение к горячительным напиткам, не приемлет обжорства, всякую минуту своего времени посвящает какому-либо делу либо пополняет собственные знания. Вы удивитесь, но она также не делает долгов и не принимает подарков ни от кого, кроме мужа и родственников. Либо я что-то упустил, будучи в России и имея возможность общаться с русской знатью, либо круг моего общения был чересчур узок, либо эта дама — не русская…'
4
В тот день очередное, Бог знает какое уже по счёту заседание «круглого стола» на этот раз проходило под председательством датского короля и в сокращённом составе. То есть только основные игроки: три союзника — Дания, Саксония и Россия — голштинский герцог, представлявший Швецию, и два наблюдателя — Франция и Англия. Разговор должен был пойти всерьёз, без заслушивания пространных речей прочих участников сего конгресса.
Катя подозревала, что здесь не обошлось без писем «брату Фредерику» от «брата Петера», которому осточертело ждать у моря погоды. Какие аргументы привёл Пётр Алексеич, неведомо, но она примерно догадывалась. На датского короля, во всяком случае, это подействовало как надлежит. Теперь переговоры пойдут намного быстрее, а у англичанина и француза станет намного меньше возможностей их расстроить.
Однако не успел король Фредерик завершить краткую вступительную речь, которая обозначала его скорректированную позицию по переговорам, как в залу, где заседал «круглый стол», буквально пробился шевалье де Сен-Жермен. Спешные вести из Версаля, как он пояснил, сопроводив своё вторжение всеми возможными извинениями и поклонами. Подбежал к маркизу де Торси и что-то встревоженно зашептал тому на ухо.
По тому, как вытянулось и побледнело лицо маркиза, все поняли: случилось нечто, из ряда вон выходящее. «Уж не помер ли старина Луи?» Эта мысль буквально читалась на лицах всех присутствующих. Де Торси жестом отпустил своего секретаря, а когда тот вышел, не забыв плотно прикрыть за собой двери, поднялся со стула.
— Ваше величество, — он поклонился Фредерику Датскому. — Ваше величество, — теперь поклон Августу Саксонскому. — А также вы, уважаемые дамы и господа. Я вынужден сделать официальное и весьма прискорбное объявление: три дня назад скончался король Франции Луи Четырнадцатый. Теперь страной правит его сын и наследник, король Луи Пятнадцатый.
Оба короля и посланники встали, склонив головы в знак сочувствия горю француза.
— Примите наши искренние соболезнования, маркиз, — высказался за всех король Фредерик. — Пусть ушедший в мир иной брат наш, Луи Четырнадцатый, покоится с миром. Мы надеемся, что царствование брата нашего, Луи Пятнадцатого, не будет омрачено ни длительными войнами, ни неурядицами внутри государства…
Разумеется, заседание было перенесено. Во-первых, маркизу следовало ознакомиться с бумагами, которые привёз курьер: новый король мог означать смену политического курса. И хотя надежды на это было мало — маркиз попросту давно и хорошо знал Великого Дофина — но всякое могло случиться. Во-вторых, все посланники сразу помчались отписывать сию новость своим дворам. И в-третьих, смерть Луи Четырнадцатого огорчила, пожалуй, одного маркиза де Торси. Злорадствовать открыто никто не стал, но втихую ухмылялись все без исключения. Даже союзники — представители Швеции — и те вздохнули с облегчением. Мол, ну наконец-то хоть какая-то определённость.
За окном завывала метель, достойная пера Ганса Христиана Андерсена. Как когда-то говорила Катина бабушка, в такую погоду добрый хозяин собаку на двор не выгонит. Но ситуация требовала вручить письмо курьеру и, снабдив того деньгами на прокорм, немедля отправлять в путь. Причём, послание государю следовало везти не лично до самого Петербурга, а эстафетой, от посольства к посольству. Так дороже, но значительно быстрее.
Смена власти в самой могущественной из континентальных держав действительно могла означать смену её политического курса, если не генерального, то хотя бы на некоторых направлениях. Здешний Луи Пятнадцатый, коего и в самом деле всю жизнь отучали иметь собственное мнение, немедленно подпадёт под влияние кого-то из своего ближайшего окружения. И здесь уже большой вопрос — кого именно. На Филиппа Орлеанского ставили очень многие: этот принц крови был самым амбициозным и самым умным из ныне живущих Бурбонов. Потому никто не сомневался, что он локтями растолкает всех прочих претендентов.
Россию такой вариант устраивал в полной мере. Но узнать об этом Пётр Алексеевич должен был как можно скорее.
А кроме того письма курьер повезёт ещё одно, шифрованное. Дражайший родич должен знать ещё кое-что, случайно подслушанное в разговоре Августа Саксонского с австрийским посланником фон Зинцендорфом. Похоже, эти ребята приложат все усилия, чтобы неизбежный теперь удар османов обрушился лишь на Россию, не задев Австрию и Польшу. «Нет, дорогие мои, не получится у вас отсидеться в сторонке, — думала Катя, с сочувствием глядя вслед уезжавшему курьеру, фигура которого быстро пропала в снежной пелене. — Я не знаю, какую конкретно провокацию придумал Пётр Алексеич, но он лично курирует эту операцию. Потому не отвертитесь».
Глава 8. Дикое Поле
Интермедия.
—…У каждого человека есть свой страх. Найдите его. Невозможно, чтобы женщина, даже сколь угодно храбрая, не имела слабого места.
Шевалье де Сен-Жермен взял со стола брошюру с описанием Полтавской баталии, раскрыл на одной из иллюстраций и показал разворот собеседнику.
— Вот, — сказал он. — Здесь не фантазия художника, а действительность. Это — её истинное лицо. Она как была офицером, так и осталась, несмотря на юбку. Я однажды скрестил шпаги с этой дамой, всего лишь в тренировочном поединке… Убить её будет крайне непросто, однако возможно. Но напугать? К чему это вам?
— Не спрашивайте, подобное любопытство ни к чему. Просто исполните настоятельную просьбу наших братьев…
1
Татарские разъезды —