Читать интересную книгу О смелых и умелых (Избранное) - Николай Богданов

Или еще смешней:

— Дуй в инструментальную, скажи, пусть дадут тебе выволочку!

Иной раз помчится второпях, не разобравшись, вызвав хохот обалдевших от жары и грохота людей, а потом и сам рассмеется. Чего ж на них сердиться! Свои, рабочие. Хоть немного стряхнут усталость, посмеявшись.

Иное дело, если обидят мастера, десятники, хозяйские холуи. Тут за него рабочие заступаются, да и сам Андрейка в обиду зря не дастся. Уж как-нибудь, да отомстит обидчику.

Вот, например, мастер-рукоприкладчик, любящий раздавать оплеухи мальчишкам, сунется в карман за носовым платком, а там мышь! Откуда она взялась? Ну ясно, не с неба свалилась! Или вдруг вспыхнет во рту у злого десятника папироса и опалит усы… Кто ему «шутиху» в портсигар подложил? Поди узнай! Рабочие своих мальчишек не выдадут.

Тяжело рабочим — трудятся по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, а неокрепшим мальчишкам еще труднее. И ненависть их к хозяевам, платящим за труд гроши, еще сильнее разгорается.

Зайдет, бывало, сынок управляющего вместе со знакомыми барышнями показать им, как играют синие звезды над кипящей сталью в изложницах, похвалится, сколько на его отца трудится рабочих, — не успеет обернуться, а на штанах дырка! Едва ли штаны случайная искра прожгла… Уж очень веселы и лукавы взгляды заводских озорников.

Но не только озорством отличались замоскворецкие заводские мальчишки — славились они и отчаянной храбростью. Чуть где пожар — первые на крыше. Случись поножовщина, под ноги дерущимся бросаются разнимать. Прокрадется полицейский шпионить за рабочими — сразу его выследят. А уж если надо выручить своих заводских, тут ребята себя не жалеют. Особенно когда рабочих притесняют полицейские или казаки. У мальчишек против их сабель да нагаек свое излюбленное оружие — железные гайки. Ну и здорово они умели ими швыряться. Случалось, их меткие гайки полицейские лбы разбивали, чубатых казаков с коней сваливали.

Довелось и Андрейке вскорости своим рабочим помочь.

Как-то раз Саша Киреев и Андрей Уралов принесли в цех листовки против войны и царя. Хотели они их раздать, а полиция тут как тут! Под командой злющего жандарма Львовича по прозвищу Тигрыч. Скомандовали: «Ни с места!» — и начался обыск.

Киреев и Уралов засунули листовки за станки. Андрейка — пачки под рубаху, потуже ремень и арбузом выкатился из цеха — вроде живот схватило и в уборную. А оттуда, сдвинув доску ограды, в сад Гоппнеров…

Тигрыч зверем рычал, за грудки рабочих хватал, сам под станками усами подметал. Его фараонская команда все закоулки на коленках облазила. По карманам у людей шарила. И ничегошеньки!..

Уралов и Киреев стояли думали: вот-вот найдут. И удивлялись, что не находят.

Когда жандармы убрались вон вместе со своим Тигрычем, Уралов и Киреев стали искать листовки и… тоже не нашли.

— Эй, Арбуз! Не видал ли здесь пакеты с бумагами? — спросили они объявившегося Андрейку.

— А я их покидал.

— Как покидал? Куда покидал?

— Псу под хвост!

— Это же листовки! Люди их печатали, жизнью рискуя, а ты псу…

— Хотите, обратно достану?.. Пес их не съест. — Андрейка снова побежал к Гоппнерам и извлек листовки из конуры грозного Кусая.

— Спасибо, друг! Ты меня от тюрьмы спас, — обнял подручного Саша Киреев. — Закатали бы как агитатора. Ловко ты догадался! Быстро сообразил! Действовал как настоящий подпольщик.

— На то он и Арбуз, — подмигнул веселый усач Уралов. — Известно — у арбуза нутро красное. Значит, он тоже из красных!

Андрейка по-прежнему бегал за солдатским хлебцем на окружную и там набрался много новых солдатских песен. Частенько, собравшись во дворе на перекур, рабочие просили его спеть. И он с удовольствием повторял солдатские шутки и песни.

Однажды какой-то важный господин притащил Андрея в полицейский участок. Андрейка, получивший в полиции за песенки, поносившие царя, затрещину, очень гордился этим происшествием. А ребята, которые были свидетелями, как его волокли в полицию, теперь при встрече с ним дразнились: «Арбуз-краснопуз! Арбуз-краснопуз!» Это несколько обижало Андрея. «Арбуз красный, человек опасный», по его мнению, звучало куда лучше.

Как-то Андрейка потихоньку спросил Сашу Киреева и усача Уралова, которые всегда брали его под защиту, есть ли на заводе настоящие, бесстрашные революционеры. Киреев и Уралов переглянулись, пожали плечами.

— Я думаю, что нет! — сам же ответил Андрейка. — Если бы у нас на заводе были свои революционеры, зачем нам откуда-то листовки приносить? Сами бы делали! — размышлял вслух Андрейка.

— Что верно, то верно, — улыбнулся Уралов и спросил: — А тебя, Андрейка, очень огорчает, что на нашем заводе отчаянных революционеров не наблюдается?

— Конечно! Мы бы с ними таких дел наделали! Саша, — обратился Андрейка к Кирееву, — а что это за люди, которые тебе листовки дали? Ведь печатать такое — дело рисковое…

— Не знаю, — потупился Саша Киреев. — Я эту пачку на дороге нашел. Никто мне ее не давал.

На этом разговор и кончился. Но Андрейка не успокоился. Выходя с завода, он неожиданно спросил брата, которого тоже Сашей звали:

— Скажи, Саша, а какие они, революционеры?

— Революционеры революционные.

— Наверно, эти люди необыкновенные.

— Почему? Самые обыкновенные, как мы с тобой.

— Рассказывай! — усмехнулся Андрейка. — Мы с тобой полиции боимся, Львовича-Тигрыча. А революционеров сам царь опасается… Хоть бы разок мне на них посмотреть.

— Не тужи, — успокоил Саша, — поживешь — увидишь.

Однако Андрейка просто не мог ждать! Ему хотелось действовать. В рабочей раздевалке, в очереди на обед, в курилке Андрей часто слышал разговоры о войне.

— И кому эта война нужна? Зачем? — приставал он к взрослым.

— Разве ты не знаешь? Кому война, кому мать родна! Каждый день войны кому-то прибыль дает.

— Как так?

— А очень просто! Швырнет русский солдат в германского гранату трах! — убил человека, а Михельсону рублик в карман. Ба-бах, германский солдат в русского из миномета, а немецкому фабриканту марка в карман. Соображаешь, Арбуз?

Андрейка чешет макушку.

— Все эти гостинцы фабриканты царям готовят не без выгоды. Вон в гранатном цехе женщинам Михельсон за гранату по пятаку платит, а сам с царя по рублю дерет. Твоему отцу-кузнецу за отковку плиты для бомбомета полтинник, а с царя пятерку…

— Это верно, и отец говорит — недоплачивают!

— Отсюда у них, у богачей, и богатства. Одному недоплатят, другому недоплатят, а нас, рабочих, тысячи. Посчитай, сколько им с нас доходу?

— Вот какая арифметика! Да как же сделать, чтобы этого не было?

— Подумай, кургузый, как жить без хвоста, подумай, бедняк, чем редька сладка, — загадочно ответил Уралов. Он любил замысловато шутить с мальчишками.

Андрейка думал, думал и придумал:

— Надо германских и русских солдат подговорить кончить эту войну! Ружья-то у них в руках и пушки тоже. Не захотят из них палить, и все, войне конец!

Рабочие рассмеялись. Кто-то сказал:

— Слыхали, братцы? Арбуз-то наш и впрямь красный, смутьян опасный!

НЕУДАЧЛИВЫЙ АГИТАТОР

Через несколько дней рабочие завода Михельсона и других заводов и фабрик прекратили вдруг работу, дали тревожные гудки, высыпали на улицы, построились в колонны, подняли над головами плакаты «Мира и хлеба!», «Долой войну!» и с песней:

Вставай, поднимайся, рабочий народ!Вставай на борьбу, люд голодный!..

пошли к городской думе. Было это 9 января 1917 года.

У моста через Москву-реку рабочих встретила полиция. Рабочие бесстрашно шли вперед, но пробиться им не удалось: на помощь жандармам подоспели казаки.

Возвращались рабочие по домам в разорванных пиджаках, без шапок, с кровоподтеками и ссадинами. Побежденные, но не усмиренные.

Замоскворецкие мальчишки в этой потасовке от взрослых не отстали и шишек тоже нахватали.

Арбуза какой-то казачина нагайкой хватил. Саша Киреев возвращался с синяком под глазом. Уралычу начисто оторвали полу пальто.

— Эй, Арбуз! Не вешай головы! В следующий раз наша возьмет! — крикнул Уралов.

— А почему в этот раз не взяла? — зло крикнул Андрейка, у которого голова гудела и плечо саднило от удара нагайки.

— Мало гаек взяли, — вздохнул Гриша Чайник.

— Михаил Константинович недаром советовал в свои ряды серые шинельки заполучить. Да еще с ружьями… — уточнил Уралов.

Андрейка не знал, кто такой Михаил Константинович, но сразу сообразил, как это здорово было бы заполучить в рабочие ряды солдат с винтовками… И, не теряя времени, решил сговорить солдат поддержать рабочих.

Среди солдат 55-го запасного полка, расквартированного недалеко в казармах, у Андрейки был хороший знакомый, дядя Сидор Егоров. На вид совсем не воинственный, тихий, грустный, бородатый, в прожженной шинели, но, судя по нашивкам за ранения, не раз побывавший в боях. Занимался он, правда, совсем мирным делом — возил хлеб из пекарни в казармы, в то время как другие солдаты ползали, бегали, кололи штыками соломенные чучела с криком: «Ур-ря!» В 55-м полку обучались воевать молодые солдаты, и входили в воинскую форму старые, возвращавшиеся в строй из госпиталей после ранений.