Читать интересную книгу Никто и звать никак - Святослав Логинов

Сонечка изобразила презрительную гримаску и, повернувшись к Ринату, произнесла:

— Сюда разве пускают подобные личности? Ты меня не предупредил… К тому же, этот господин пьян. Несёт от него, как из клозета.

Улыбка сползла с лица Вовика. Зато миллиардерский отпрыск, который тоже был не особо трезв, ибо пил с Вовиком наравне, хохотал от души:

— Ну, Вовичек, тебя укушали! Теперь тебе осталось в клозете утопиться. Мадмуазель, я восхищён!

Сонечка потупила глазки и сделала книксен. Как в школе учили.

Студенческая ассамблея, а на деле – танцулька для тех, кто побогаче. Только и есть радости, что живая музыка и пошловатый конферанс. При первой же возможности Сонечка ушла с праздника, который ничуть её не радовал.

Они шли по улице, под руку, словно продолжали дефилировать по ярко освещённому залу. Собственно, никаких улиц в студенческом городке не было, здания стояли каждое само по себе, в окружении старых деревьев. Как это было непохоже на скученный, грязный город! Конечно, и в городе имелись элитные районы, отгороженные от черни непроницаемыми заборами и суровой охраной. За такой же оградой прятался и оплот учёности, где высокопоставленные детки и немногие счастливцы из простых, развлекались, радовались жизни и порой чему-то учились.

— Странно мне это, — говорила Сонечка. – Сидите за стеной, запершись от мира, и ужасно этим гордитесь. А в городе в любом ночном клубе, куда вход в пятьсот раз дешевле чем на вашу тусовку, веселья в пятьсот раз больше.

— Ты в этих клубах бывала?

— А ты думал, я с Луны свалилась? Моя фамилия – Сонина, а не Армстронг.

— Я, пока в университет не поступил, жил в городе. В приличном районе, хотя и не в коттедже за высоким забором.

— И в школу до самого десятого класса тебя водили за руку, а потом встречали после занятий.

— Так делается во всех нормальных семьях.

— В результате твои же однокурсники считают тебя ничтожеством. А мне обидно, ты ведь лучше их, и Вовика, и второго, который меня по-хозяйски оглядывал.

— Ты о Захаре? Знаешь, чей он сын?

— Чей бы ни был, кроме папиных миллионов за ним ничего нет.

— Зато миллионов много.

— Сколько бы ни было… Миллионы решают не всё.

— Иногда ты говоришь ужасные вещи. Тогда мне кажется, что ты не девушка, а хозяйка душ или кто-нибудь ещё хлеще.

— Что за зверь? Мы на фольклористике такого не проходили.

— И не пройдёте, это новодел, легенда нынешнего века, а верней, самого последнего времени. Лет тому пять назад была уничтожена криминальная группа, которая похищала детей для перезаписи. Обычная разборка со стрельбой и кучей трупов. Стрельбу услышали, полиция приехала быстро, но, как всегда, опоздала. Единственное, что они смогли сделать – снять посмертный спектр с одного из убитых, кому не досталось пули в голову. Там сохранился постмортальный образ – десятилетняя девочка, которая превращается в чудовище и пожирает душу. Явный бред. Девочка там была и даже не одна, поскольку там готовились к перезаписи личности в украденное тело, а вот монстров обнаружено не было. Тем не менее, истории о хозяйке душ, которая умеет принимать облик маленькой девочки, среди соответствующих специалистов ходят.

— Прямо жаль, что я не чудовище, не маленькая девочка или ещё кто-нибудь похлеще.

— Девочка подросла.

— Всё равно, не бьёт. Если всё так, как ты говоришь, то твоей красавице сейчас должно быть пятнадцать, на крайняк – шестнадцать лет. А мне малость побольше.

— Я и сам понимаю, что всё это чушь. Вообще-то лектор рассказывал не о легендах, а об уничтожении террористами организаций по пересадке личности. Одни бандиты бьют других. По его словам получалось, что подпольные психологические группы орудовали и в Центре Психологического Здоровья, и у нас в университете, и даже в Институте косметологии. А уж этого быть не может, я это точно знаю, у меня там папа работал.

Сонечка послушно кивнула и, уводя разговор в сторону, сказала:

— Бог с ней, хозяйкой душ. Я о другом хочу. Вот этот парень, миллиардерский сынок…

— Его Захаром зовут.

— Хорошо, пусть Захар, от этого ничего не меняется. Он даже не презирает тебя, для него ты никто и звать никак. Ты никогда не сможешь стать его однокашником и сделать через него карьеру.

— С чего ты решила?

— Это видно. Ты для него – мальчик для битья, и таким останешься. Переломить ситуацию можно единственным способом: не участвовать в междусобойчиках и демонстративно заниматься учёбой. Все идут на вечеринку, а ты готовишься к коллоквиуму или пишешь доклад.

— Ботаников все презирают.

— А тебя, что, сильно уважают? Взгляни в зеркало и вспомни, как все смеялись, когда Вовик едва не выбил тебе глаз. А так, во всяком случае, тебя запомнят, как знающего и старательного человека. Это уже немало. Кстати, ты знаешь, что каких-то двести лет назад у слова «ботаник» было совсем иное значение, чем сейчас? Ботаник, это учёный, занимающийся растениями. Жаль, что на вашем факультете растения не изучают.

— Я консультируюсь у одного из лучших психоаналитиков, — с некоторой обидой возразил Ринат, — и он советует поступать наоборот. Больше бывать в компании, участвовать во всех развлечениях, а на выходки вроде Вовиковой не обижаться, а смеяться первым.

— Как знаешь, — тихо сказала Сонечка. – Но я бы в следующий раз пошла бы просто гулять по парку. В университете – прекрасный парк, городской ему в подмётки не годится. Сейчас листья с клёнов опадают; самое красивое время.

— Я зайду за тобой завтра.

— Послезавтра. Завтра я буду готовиться к коллоквиуму. Да-да, безо всяких шуток. И можешь, если угодно, считать меня ботаничкой.

* * *

Багряно-жёлтый ковёр опавших листьев – прекрасно до пошлости и настроение навевает лирическое до невозможности. Молодые люди шли по дорожке, пустынной в это время дня. Ринат осторожно ступал по золоту листьев, Сонечка загребала листья носками туфель, прислушиваясь к осеннему шороху. Ещё немного – пойдут дожди, золотой ковёр слипнется, и в листья уже нельзя будет играть.

— Как твой коллоквиум? – спросил Ринат.

— Превосходно. Мне пришлось очень постараться, чтобы препод не заметил, что я знаю материал лучше, чем он.

— Как это? – искренне удивился Ринат.

— Занятия были по истории языка, так там есть теория, что слова, ставшие анахронизмами либо вообще исчезнувшие из литературного языка, могут неопределённо долго сохраняться в говорах и жаргонах. В частности, когда-то существовало слово «дремота», означавшее состояние полусна у моноличностных индивидов. Сейчас такое редко встретишь, как правило, один сотельник спит, а второй активен. А прежде дремота была обычным явлением, его даже персонифицировали в пантеоне малых богов: «по улице ходили Зевота и Дремота». Теперь эти слова забыты, зато в жаргоне городских низов есть слово «задрёма». Так наш препод, слыхал звон, да не знает, где он, объявил, что задрёмой называют бомжа, в котором столько сотельников, что он уже не может нормально действовать и сидит как пришибленный в полусне. А на самом деле всё наоборот! Задрёма это состояние, когда большинство сотельников засыпает, и оставшиеся могут осмысленно действовать. Бомж может и не помнить, что делал, пока был задрёмой, но уж на месте не сидел, это точно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});