— Примерно три-четыре миллиона. Вообще вполне достаточно, чтобы справиться с нами. Это вы должны знать хотя бы для того, чтобы в будущем не связываться с ними.
— Пока мы сейчас совсем крошечные — конечно, а когда снова станем большими, вряд ли они сумеют победить нас.
— Напрасно ты так думаешь, Карик! Африканские муравьи-кочевники обращают в бегство целые деревни негров. Люди бегут от них, бросая дома, имущество, запасы пищи. А ведь негры — народ храбрый. Они с копьями выходят на бой со львами и слонами. В той же Африке люди нередко отказываются собирать плоды кофейного дерева, если деревья становятся добычей муравьёв-портных.
— А что они шьют? — спросила Валя.
— Так называют муравьёв Берега Слоновой Кости. О, это очень интересные насекомые. Облюбовав кофейное дерево, муравьи-портные стягивают края кофейных листьев, соединяют их вместе, потом один муравей берет в челюсти муравьиную личинку и прикладывает её к соединённым краям листа. Личинка выпускает шёлковую нить, сшивает плотно края, и через несколько минут сшитые шёлком листья превращаются в муравьиную комнату, где они живут и выращивают своих детей. За день муравьи-портные могут превратить все кофейное дерево в гигантский муравейник. И надо вам сказать, эти муравьи так жестоко кусаются, что ни один человек не решается подойти к дереву близко.
— Значит, не все муравьи полезные?
— Полезные только лесные муравьи. Но есть муравьи и вредные. Для человека вредные. В Америке, например, живёт огненный муравей, который уничтожает посевы. На Антильских островах муравьи-листорезы стригут плодовые деревья так, что от них остаются только ветки и сучья.
— Они питаются листьями?
— Нет! Они питаются тоже вредителями-насекомыми, но листья заготовляют для разведения в муравейниках грибов. Этими грибами они выкармливают своих личинок. Однако, по сравнению с аргентинским муравьём, листорезы и огненные муравьи — детские шалости. Живут аргентинские муравьи в стенах, как клопы, людей не кусают, но там, где они появились, нельзя ничего ни положить, ни поставить. Муравьи забираются в банки с вареньем, набрасываются на сыры, колбасы, хлеб, на муку, крупу и другие продукты, причём, как бы ни упаковывали продукты, муравьи все равно добираются до них. Они прогрызают и обёрточную бумагу, и ткани, и кожу. Живёт этот муравей на Лазурном Берегу — так называется местность Франции — и доставляет французам немало неприятностей.
— А их нельзя травить, как клопов?
— Пробовали! Но, — профессор развёл руками, — муравья не так-то легко отравить. Дело в том, что у муравьёв, как у пчёл, погибают только фуражиры-разведчики. А когда муравьи и пчелы видят гибель своих фуражиров, они уже не прикасаются к этой пище.
— Ух, какие хитрые. Умные они, что ли?
— Не скажу, что они умные, но опыт у них есть. Ведь муравьи живут на земле более сорока миллионов лет. На тридцать девять миллионов лет больше, чем человек. А за это время нетрудно научиться чему-нибудь.
— Сорок миллионов лет?! — Валя всплеснула руками. — Это, значит, самые древние насекомые?
— Ну нет! Задолго до появления на земле муравьёв на ней уже резвились тараканы и близкие к тараканам насекомые — термиты; примерно триста миллионов лет назад появились первые тараканы и первые термиты.
Карик спросил, недоумевая:
— Но почему же всё-таки их называют белыми муравьями?
— Кто называет термитов муравьями, тот просто не знает энтомологии. Нет, нет! Термит не муравей. И даже не родственник муравья. У термитов другие родичи. Термит больше похож на таракана, чем на муравья. Да и питается он иначе. Муравьи едят гусениц, личинки жуков, многих насекомых, нападают на змей, не брезгают мёртвыми птицами, лягушками, разводят грибы и тлей. А термит ничего, кроме древесины, не может есть.
— Но почему же термитов называют белыми муравьями?
— Наверное, потому, что у муравьёв и термитов колонии строятся почти одинаково. Но только почти. Однако у термитов сооружения более совершенны, чем у муравьёв. Термитные постройки превосходят сооружения даже пчёл и ос. А по размерам они не имеют равных… В Африке можно встретить термитники до ста метров в окружности. Такие термитники выше человеческого роста и более всего похожи на дома пигмеев, чем на колонии насекомых. Многие колонии термитников издали выглядят, как деревни людей. Иная у термитов и матка. Она по своей величине не меньше сосиски. А яйца откладывает с быстротою пулемёта: по сотне яиц в минуту, вот почему…
— Ай! — закричала Валя, схватив испуганно профессора за руку.
Сверху, из-под крыши грибной шляпки, дождём посыпались на землю толстые белые змеи с чёрными головами. Шлёпаясь о землю к ногам путешественников, они крутились, извивались, как бы норовя укусить их за ноги.
Профессор захохотал.
— Не бойтесь, друзья мои, это же безобидные личинки комаров!
— Эти змеи — личинки комаров?
— Ну да! Обыкновенные личинки грибного комарика. — Профессор протянул руку к шляпке гриба. — Смотрите, как они источили гриб… Вам, я думаю, попадался когда-нибудь червивый гриб. Так это — работа грибного комарика. Точнее, его личинок. Нам он не страшен. У личинок сейчас своя забота… Пока земля мокрая, рыхлая, они спешат забраться поглубже в почву, чтобы превратиться там в куколок, из которых выйдут потом грибные комарики.
Ребята успокоились.
Все снова уселись под грибом и крепко прижались друг к другу.
А вокруг бушевал ливень. Травяной лес валился, пригибался к земле под напором потоков воды. По шляпе гриба дождь барабанил с такой силой, что вверху, над головами, как будто перекатывался гром.
Вдруг Карик закричал:
— Смотрите! Ещё какой-то появился. Ой, он, кажется, к нам подбирается. Кто это?
Вверху по мясистому зонту лениво ползло голое, жирное животное. Оно было похоже на туго набитый грязный матрац. Спина урода лоснилась, словно смазанная жиром.
— Какой страшный! — взвизгнула Валя и быстро юркнула за спину Ивана Гермогеновича.
— Кто страшный? Что ты, Валя? Это же обыкновенная голая улитка. Или, как её ещё называют, простой слизень.
— Он тоже будет падать?
Профессор улыбнулся:
— Ну нет! Этот не упадёт. Не ждите! Нечего делать ему на земле.
— Тоже вредитель?
— Слизень-то? Что ты! Слизень — лучший друг гриба. Правда, он уничтожает гриб, но в то же время даёт ему новую жизнь.
— А разве можно быть полезным и вредным сразу?
Профессор погладил бороду и неторопливо ответил:
— Слизень глотает кусочки гриба, в которых находятся споры — грибные семена. Споры эти проходят через желудок слизня, а когда они падают на землю — прорастают. Многие грибы, не будь слизня, встречались бы гораздо реже, чем теперь.
Неожиданно Иван Гермогенович выпрямился, предостерегающе поднял палец вверх. К чему-то прислушиваясь, он посмотрел на ребят и сказал, явно встревоженный:
— Что бы это могло быть? Вы слышите?
Путешественники встали.
Сквозь шум и грохот ливня они услышали какой-то смутный рёв. Казалось, где-то совсем недалеко грохочет о скалы море. Шум прибоя, приближаясь с каждой минутой, становился все громче и громче.
— Гром, что ли? — прошептала Валя, прислушиваясь.
И вдруг в воздухе заревело, загудело. Неизвестно откуда хлынула вода, и вокруг забурлили пенящиеся потоки мутного моря.
Иван Гермогенович и ребята стояли на маленьком островке, плотно прижимаясь к стволу гриба.
Опрокидывая все на своём пути, вода с рёвом мчалась, ломая травяные деревья, пригибая их к самой земле. Гриб стоял, точно башня на острове, но вода поднималась всё выше и выше, угрожая затопить и остров, и башню. Она плескалась уже почти у самых ног.
— Где-нибудь тут неподалёку протекает речка, — сказал профессор, — по всей вероятности, она выступила из берегов — и вот…
Он беспомощно развёл руками.
— А нас не смоет водой? — с беспокойством спросила Валя.
Профессор ничего не ответил. Хмуря брови, он молча разглядывал свои ноги, шевеля озябшими, синими пальцами.
Вода подступала. Она поднималась, как тесто, грозила смыть путешественников с островка, умчать в травяные джунгли и потопить там в каком-нибудь глубоком овраге.
Взглянув на растерявшегося профессора, Карик понял, что Иван Гермогенович уже ничего не может придумать для спасения.
— Послушайте, Иван Гермогенович, — решительно сказал Карик, дотрагиваясь до холодной руки профессора, — мне кажется, положение наше не такое уж страшное.
— Что же ты предлагаешь?
— Надо залезть на гриб! — ответил Карик.
— Да, да, — растерянно забормотал профессор, — попробуем залезть на гриб!
Но, взглянув на круглый толстый ствол гриба, который отвесно поднимался вверх, он вздохнул и грустно покачал головой: забраться на него было невозможно.
Беспомощно разглядывая ствол гриба, Карик вдруг увидел свисающую над головой площадку — лопнувшую кожу гриба. Она висела козырьком, словно крыша беседки, и могла, пожалуй, выдержать всех троих.