Разумов направляется к скрытому в стене бару не дождавшись от брата ответа, и умело разливает алкоголь, играя стаканами, рюмками, снифтерами, как заправский жонглер. Он красив той мужественной, сшибающей с ног харизмой. Не могу отвести глаз от длинных пальцев, никогда не знавших тяжелого труда.
- Аркадия еле успокоили,- тихий голос Руслана повисает в сгустившемся от напряжения воздухе, который, кажется, можно потрогать.- Игнат, что произошло?
- А это ты спроси у своей любимой,- вдруг жестко цедит Разумов. – За какие такие достижения ее хотели выпотрошить прямо на трассе. Полагаю, это был обманутый любовник, желающий вернуть в стойло заблудшую кобылу. Вынужден признать, брат, вкуса у Лизы на мужчин, как не было, так и нет.
- Зачем ты так? – шепчу я, глядя в перекосившееся обезображенное лицо инвалида, на котором страшная боль.
- А что, тебе его жалко? Сейчас ты сочувствуешь тому, что осталось от некогда цветущего парня. Да брось, Лиза, у тебя нет чувства сострадания. Оно отсутствует. Ты рождена без этого глупого атавизма, — смех Игната издевательский.
- Ничего, я привык,- шелестит Руслан. – Лиза, мой брат просто до сих пор не может простить, что ты предпочла ему меня. Только никак до него не доходит почему.
- И почему же?- оскал на лице моего жениха пугает. Кажется, что еще немного и он обернется в хищника и разорвет нас.
- Потому что ты никогда не любил ее по-настоящему. Считал своей, по праву, но не любил. Ты собственник, брат.
- Ты правда думаешь, что Лизе это было нужно? – она смеется, но у меня по телу бегут мурашки страха, от звуков похожих на воронье карканье,- Да она всегда только пользовалась нами. Играла, как дурными куклами. Собственничество мое тут не при чем.
Я стою, и мне кажется, что я тут лишняя. Они говорят обо мне и не обо мне. Странное чувство. Руслан больше не похож на жертву. Раздувает ноздри, словно готов броситься на брата, и сделал бы это, если бы мог. Незрячие глаза шарят по комнате, пытаясь определить передвижения Игната.
- Прекратите, ну же,- вдруг вылетает из моих губ приказ, от которого все вокруг словно замирает.- вы правы, вы оба мне не нужны, и просто противны.
- Ты моя,- рычит Игнат, в мгновение ока оказываясь возле меня,- принадлежишь мне. С тех пор как мой отец приволок твоего в наш дом, наша участь была предрешена. Он мечтал о слиянии силы и власти, мой глупый родитель. И я знал, едва ли не с десяти лет, что мы с тобой сольем активы наших семей. Так что, придется терпеть тебе, детка. И наши с тобой желания не имеют никакого значения. И даже то, что ты ненормальная сука, дела не меняет.
Игнат держит меня за локоть, сжав его так, что у меня из глаз брызжут слезы. Ну уж нет, я не позволю такого к себе обращения. Изловчившись, бью его ногой, обутой в тяжелый сапог, в колено. Он рычит, но хватку ослабляет.
- Только тронь меня еще своими погаными лапами,- шиплю, прямо в лицо жениха,- и я тебя убью.
Руслан улыбается. Я, гордо подняв голову, иду к лестнице.
- Эта девчонка тебя уделала, — летит мне в спину смех. – Что, братишка, не по зубам куколка?
- Я ее сломаю. Так же, как ее семейка сломала нас,- сквозь зубы шипит Игнат. Мне не страшны его угрозы. Я боюсь иного. Того, как действует на меня этот злобный мужчина, чувств, которые он вызывает во мне.
- Нет, брат. И ты знаешь это. Она другая, и ты ее хочешь до одури. Это видно даже слепому инвалиду.
Смех Руслана меня подгоняет, хоть и очень хочется услышать продолжение разговора. Замираю в надежде услышать ответ Игната. Тишина. Кажется проходит миллион секунд, минут, часов, прежде чем он отвечает.
- Мне больше не нужна Лиза,- медленно говорит Разумов. – Ты прав, я до жути хочу ее.
*****
Я не нужна. Не нужна ему. Не могу понять, почему так реагирую на слова Игната. Я не помню его. И, честно говоря, не хочу вспоминать. Но почему так больно и обидно? С трудом дохожу до своей спальни и падаю в кровать. «Жаль, что раскрылась подушка безопасности» - мелькает в голове мысль. Взгляд падает на висящий на стене огромный телевизор, и рука сама тянется к пульту, лежащему на прикроватной тумбочке. Почему-то мне кажется, что я, когда-то очень давно, любила валяться в кровати обложившись вкусностями и смотреть сериалы. Жаль, что разжиться вкусняшками не удастся. Я просто не хочу подниматься с удобного ложа. Только сейчас понимаю, насколько я устала. Экран загорается синим, когда я тычу в кнопку на пульте. Эту передачу я не люблю. Но взгляд замирает на репортаже об убийстве, и я слушаю затаив дыхание, как репортер рассказывает подробности.
- В одном из спальных районов Москвы найден труп женщины. Тело обнаружили соседи, заметив, что дверь квартиры приоткрыта, и никто не откликается на зов.
Картинка меняется. Испуганный мужичок, одетый в растянутую футболку и треники, заикаясь начинает рассказывать в камеру, как он нашел несчастную. А я смотрю на тело, покрытое черным целлофаном. И не могу отвести глаз от руки убитой. Я знаю кольцо, которое на тонком бледном пальце мертвой женщины выглядит неестественно.
- Она недавно переехала. Мы и не знали несчастную,- вещает в это время сосед.- Дочка ее учится где-то, но найти ее мы не можем. Может увидит девчонка репортаж, так хоть похоронит мать по-человечески.
Камера переползает на фотографию. Стоящую на комоде в симпатичной, свеже – отремонтированной квартире. С нее улыбаясь смотрит худенькая, очень красивая женщина, обнимающая двух девочек. У нее мои глаза. Я чувствую, что задыхаюсь.
-Мама, это правда не я. Ляля разбила твою вазу,- шепчу я, не сводя глаз с руки, в которой зажата выбивалка для ковров. Мамин перстень выпирает над тонким пальцем, от того усилия с