Хелен закусила губу. Ох, ну вот, опять.
– Я не подумала, что это так важно.
Элли рассмеялась.
– Да я пошутила. Он не будет против. Но даже если и будет, оно того стоило. – Она вытащила щит из снега. – Готова съехать еще раз? Единственный минус – это что приходится взбираться в гору по такому снегу. Ботинки такие скользкие.
Хелен засмеялась.
– Да. Но похоже, мы уже не одни.
Она указала в сторону крепостных ворот, где собралась небольшая толпа. Там, как она заметила, были не только дети, но и несколько оруженосцев. По-видимому, скоро половина замка будет съезжать вместе с ними с горки на щитах.
Хелен стояла рядом с Элли на вершине холма и смеялась попыткам двух ребятишек скатиться с горки на одном щите, когда Элли вдруг замерла. Смех ее перешел в тихий возглас, а щеки, раскрасневшиеся от мороза, побледнели.
– Что такое? – с тревогой спросила Хелен.
Элли покачала головой, вперив взгляд в горизонт.
– Что-то случилось.
Хелен проследила за направлением ее взгляда и сразу поняла, что привлекло внимание подруги. Какая-то галера только-только обогнула каменистый мыс, на котором стоял замок, быстро-быстро скользя по воде.
– Это?…
Элли повернулась к ней, глаза расширились от страха.
– Да, это лодка Эрика. Она плывет слишком быстро, и они вернулись слишком скоро.
Женщины понеслись вниз с холма и вбежали в главные ворота одновременно с мужчинами, входящими во двор со стороны морских ворот напротив. Смесь страха и паники стиснула грудь, когда Хелен увидела, что одного из них несут в замок и у него из шеи торчит стрела.
Не Магнус! Она вздохнула с облегчением. Слава Богу!
Сердце Хелен сжалось, когда Элли вскрикнула и кинулась мужу на шею.
– Ты цел? – услышала Хелен ее слова.
Вопрос не был праздным, ибо здоровяк скандинав выглядел так, словно прошел через ад. Как и все они.
Его ответа Хелен ждать не стала. Она лихорадочно оглядывала толпу мужчин с колотящимся в горле сердцем. Наконец она увидела его. Он медленно поднимался вверх по берегу от причала.
О нет! Сердце Хелен пронзила боль. Он ранен.
Она протолкалась сквозь толпу, побежала ему навстречу и встретила Магнуса сразу за крепостными воротами. Она бросилась бы ему в объятия, как Элли, но его левая рука была подвязана куском ткани. Он весь был покрыт грязью, копотью и кровью.
Магнус остановился, увидев ее, и во взгляде его появилось что-то настолько жесткое и грозное, что у нее кровь застыла в жилах.
– Ты ранен, – мягко проговорила она.
– Со мной все нормально.
– Нет, не все. – Она осторожно положила ладонь ему на руку. – Твоя рука…
Он отшатнулся от нее и стиснул зубы, вероятно, от резкой боли.
– Оставь, Хелен.
На глазах у нее выступили слезы. Что с ним такое? Почему он так себя ведет?
– Она сломана? – Хелен вновь дотронулась до него. – Давай я посмотрю.
Он дернулся, словно ее прикосновение обожгло его.
– Проклятье, Хелен. Неужели тебе не все равно?
Хелен заморгала, пораженная яростью в его голосе. Нетерпимостью. В самом деле, она никогда не слышала, чтоб он говорил с такой страстью.
– Ну конечно же, нет. Я ужасно беспокоилась. Я так испугалась, когда увидела тебя…
– Меня? – прогремел он. – Я не хочу твоей заботы и не нуждаюсь в ней. А как же ваш муж, леди Хелен? Как же мужчина, за которого вы вышли замуж всего четыре дня назад? Неужели вам все равно, что с ним?
Хелен отступила назад, потрясенная этим неожиданным всплеском злости и сарказма.
– Уильям?
Холодная дрожь дурного предчувствия пробежала по позвоночнику.
Его мягкие золотисто-карие глаза сделались твердыми и черными, как оникс, пригвоздив ее к засыпанной снегом земле.
– Да, Уильям. Помнишь его? Твой муж. Мой друг. Мужчина, с которым ты спала несколько ночей назад.
– Я не спала.
– Он мертв.
Она вскрикнула от ужаса, глаза потрясенно расширились. Мертв?
Хелен пробормотала молитву о его душе.
Взгляд, которым он пронзил ее, был полон такой ненависти и боли, что, казалось, сжигал изнутри. Магнус отвернулся, но она успела увидеть отвращение.
– Он заслуживает несколько большего, чем молитвы. Но ты никогда не была слишком верной в своих чувствах, не так ли?
Острый приступ вины и отчаяния, казалось, выжал всю кровь из ее тела, оставив такой же холодной и пустой внутри, как и снаружи.
Он прав.
Почти восемнадцать часов – с той минуты, как он, выбравшись из обрушенной башни, попал из огня да в полымя, – Магнус существовал в состоянии с трудом подавляемого гнева и адских мук. Встреча с Хелен стала последней каплей. Он сорвался, выплеснув все эмоции, бушующие в нем.
Она вышла за Гордона, черт побери все на свете. И это он, мертвый, заслуживает ее сострадания и беспокойства.
Может, это и несправедливо, но уже не имеет значения. Смерть Гордона, в конце концов, разорвала связь между ними. Магнус никогда не сможет смотреть на нее, не думая о друге. О своем мертвом друге. Она принадлежит Гордону. Не ему.
Магнус утихомирил свой гнев, зная, что должен сосредоточиться на Макгрегоре и сделать то, чего не смог сделать для Гордона: спасти ему жизнь.
Не из особого желания, а по необходимости Магнус стал лекарем Горной стражи. Элементарные знания во врачевании вкупе с «нежными» руками (смешно, учитывая их размер и силу) – вот и все, впрочем, чем он располагал. Но одно дело – приложить мох к ране и обвязать ее, вскипятить травы для настойки или даже прижать раскаленное железо к ране, которая не перестает кровоточить, и совсем иное – вытащить стрелу из шеи человека, который получил ее, спасая тебе жизнь.
Когда Магнус выбрался из обрушенной башни, то обнаружил, что англичане захватили внутренний двор. Остались только Макруаири, Максорли, Кэмпбелл и Макгрегор. Ждали, по-видимому, их с Гордоном.
«Никого не бросать» – таково кредо Горной стражи. По крайней мере так было до Гордона.
Магнус попытался пробиться к друзьям, но раненая рука мешала. Не в состоянии держать щит или второе оружие, он не мог как следует защищаться, и его левый бок оставался уязвимым для множества нападающих. Со всех сторон окруженный англичанами, он понимал, что долго так не продержится.
Увидев, что он в беде, Макгрегор и Кэмпбелл пришли ему на выручку. Они уже почти пробились к воротам, когда Макгрегор упал, сраженный по иронии судьбы стрелой из лука. Магнус увидел стрелу, торчащую из шеи, и подумал, что он мертв. Взревев от ярости, он атаковал англичан со свирепой, полубезумной жестокостью викинга.