Читать интересную книгу Аврора - Канта Ибрагимов

— Товарищи! Давайте соблюдать демократический централизм. Итог за большинством, — как старый коммунист рассуждал он и тут же к древности: — Женщина по адату должна молчать. А с властью лучше жить мирно. Они ведь будут нам помогать. Нам нужно согласие, единение. Поддержим мнение министра, а он поддерживает нас.

— Да-да, — согласились многие члены совета.

— Тогда одобрим решение министра. Тем более, что все законно… Давайте проголосуем. Открытое голосование, нам нечего скрывать… Поднимите руки.

Даже Цанаев руку поднял.

— Нах яц шу![11] — крикнула Аврора и смотрела она на Цанаева, когда покидала зал.

* * *

Изначально Цанаев знал, что Чечня — это не просто война, это хаос, бардак, беззаконие и некий полигон или плацдарм сверхмощных интересов. И как ученый, воспринимая все это диалектически, он считал, что это революционно-эволюционный путь развития, в котором он хотел и вправе был участвовать и участвовал. Однако жизнь и события стали развиваться так, что он не то что не вписался в эту реальность, он просто был вышвырнут из этой системы, как инородное, чуждое тело. И он, конечно же, самокритичен, но не настолько, чтобы не знать цену самому себе: ведь что ни говори, а он доктор физмат наук, профессор, один из ведущих специалистов в своей области. И если в нем не нуждается Чечня, то он считает, что республика не нуждается в высококвалифицированных специалистах — это явно революция, но не с эволюционной, а наоборот, с доминантной деградацией. И если бы это качество превалировало только на местах, в Чечне, то это было бы полбеды, но, как он считает, та же ситуация стала господствовать и в центре, в Москве, где его просто не взяли на прежнее место работы — штатов нет.

Как считает Цанаев, с его уровнем квалификации работу в Москве он в любое время найдет. Но разве это работа? Зарплата — гроши, а оказывается, он по уши в долгах, даже процент капает.

— Как ты могла такой кредит взять? — орет Цанаев.

— А на какие деньги я этот евроремонт в квартире делаю? — в том же тоне отвечает жена.

— Как ты посмела заложить эту квартиру?!

— Думала, квартиру в Грозном продать, еще мебель взяли бы. А ты такую квартиру профукал.

— Замолчи! — кричит Цанаев, самому стыдно; он был в состоянии похмелья, когда через день после выборов пришли какие-то люди и попросили показать документы на жилье, намекая, что это служебная квартира. При этом один, как показалось Цанаеву, — старший, предложил побыстрее в течение двух-трех дней документы оформить, даже свою помощь предлагал, но Цанаеву все осточертело и он, плюнув на все, бросив ключи в приемной, даже не рассчитавшись в институте, улетел в Москву А жена, оказывается, рассчитывая на эту грозненскую квартиру, взяла кредит: в нынешней ситуации огромная сумма — миллион рублей, не говоря уже о процентах. И если он, как профессор, будет получать в месяц тридцать тысяч — тысячу долларов, то только для погашения кредита надо пахать более трех лет, но и этого нет, а жена язвит:

— Ведь мог миллионером стать… Ну, живи как все, и все. Нет, он честный, принципиальный, ученый… Видите ли, и Аврора ему так велела. Харам! Нельзя! Всем можно и нужно, и все это ждут, за это борются и воюют, а ему нельзя.

— Нельзя! Нельзя! Я ученый.

— Да болван ты. Пока за этой дурой Авророй бегал, институт и денежки другие прибрали, вышвырнули тебя.

— Замолчи, я тебя выкину из квартиры.

— Я сама от тебя уйду! Развод! Разменяем квартиру! Я не хочу с тобой жить. Не можешь содержать семью, что ты за мужчина!

За такие слова Цанаев с кулаками бросается, и это от того, что он почти каждый день к бутылочке прикладывается. А как иначе, началась черная полоса в его жизни, и в доме вечно скандал. Так это от того, что он ныне зарабатывать не может. А самый страшный удар — на работу нигде не берут: везде, говорят, сокращение штатов, в стране не до науки. Только в подмосковном Королеве знакомый и коллега по аспирантуре взял его на полставки профессора: двенадцать тысяч. Так эти деньги уходят на дорогу и обед. А сколько времени в пути — почти три часа. Выгоднее дома сидеть. Цанаев так делал бы, наукой занимался.

Но жена вечно ворчит, скандалы устраивает, и ему совсем не хочется домой… Еще больше стал пить. Уже у того, у другого стал брать в долг. Одному Ломаеву задолжал большую сумму, и знакомые его сторонятся, на звонки не отвечают, а он потихоньку спивается. А жена достает, и он тогда устраивает дебош, так что и милицию вызывали. И вот жена его пьяным в дом не пускает.

Наверное, Цанаев мог бы спиться окончательно, но друзья и коллеги не дали: пристыдили, поругали, помогли устроиться на работу в академический институт в центре Москвы. А Ломаев, как настоящий друг, выбил для Цанаева отдельную комнату в общежитии университета, так что, если Гала Аладовича начинает жена сильно донимать, то у него, как говорится, есть запасной аэродром, где он может спокойно отдохнуть, поработать, а порою, правда скрытно, и сто грамм выпить.

Конечно, знакомые облегчили и как могли улучшили быт Цанаева. Однако жизнь от этого легче не стала — наступило время погасить банковский кредит, а денег даже на жизнь не хватает. А ситуация вокруг заложенной квартиры обостряется. Уже с описью имущества были банковские работники и аудиторы, уже приходил судебный пристав, уже оценивают их квартиру. И ужас Цанаева не только в том, что он потеряет жилье и получит гораздо меньшее где-то в Подмосковье, а в том, что он не сумел сохранить квартиру отца. А куда он денет библиотеку отца?

Пожалуй, последнее заставило Цанаева отрезветь, он заметался, поднял все свои связи, все свои возможности и единственное, что смог — сам получил еще один, правда, небольшой, кредит, которым сумел погасить задолженность по процентам основного кредита жены.

И как-то ночью, когда беда не миновала, а лишь отодвинулась на какое-то время, он сидел на кухне, тайком выпивал, курил и делал в очередной раз неутешительные финансовые расчеты, в дверях появилась помятая спросонья жена:

— Дочке пальто надо, сыну — куртку. Я в порванных сапогах хожу, а этот пьет. Хе-хе, копейки считаешь? Меня не послушался, от миллионов отказался. Видите ли, какая-то сучка Аврора эти деньги грешными назвала. А пить не грех? Что ж ты не молишься, как Аврора велела?

— Иди, спи, — процедил Цанаев.

— Не могу я спать, не могу… Почему ты не послушался меня, а пошел на поводу этой шлюхи?.. Ты о семье не подумал? На блюдечке ему миллионы принесли, а он не смог поступить, как другие мужчины. Потому что Аврора сказала!

— Замолчи! — ударил Цанаев кулаком по столу.

— Это ты мне, законной жене?! Матери твоих детей! Лучше бы ты кулаком эту ведьму Аврору ударил. Она на тебя порчу навела, тряпкой сделала, споила.

— Замолчи!

— Не замолчу! Ты побоялся, как другие мужчины, дело сделать, вот тебя и вышвырнули с работы и квартиры. Правильно сделали. Трус!

— Замолчи! — вновь ударил Цанаев по столу, не добившись результата, пару раз ударил жену и среди ночи ушел ночевать в общежитии. По пути, где-то в привокзальном ларьке, купил дешевую водку и такую же закуску к ней.

На следующий день с утра его тошнило: думал, отравился, а на работе случился удар. Цанаев пришел в себя в машине скорой. Сутки был в реанимации — откачали, перевели в общую палату и диагноз: прединфарктное состояние, гипертонический криз, сердечная недостаточность и еще масса чего. В итоге: нервное истощение — надо лечиться, отдыхать, бросить вредные привычки и кардинально поменять образ жизни.

В палате, где восемь больных, есть и особо тяжелые, даже бомж. Кардинально образ жизни поменять нелегко — по вечерам водку распивали. Так что Цанаев через трое суток выписался и его сильно удивило то, что никто его не навестил, никто о нем не вспомнил, даже жена.

Ему прописали лечение, массу лекарств, но гораздо дешевле стоила водка. Он вновь стал пить, не запоем, еще не считает себя алкашом, да почти каждый день после обеда он уже под хмельком, неухожен, частенько небрит, и, как результат, на теле выступила сыпь, постоянно чешется, болит. А он не может и даже не хочет образ жизни менять, и порою, как облегчение, он мечтает внезапно, главное, моментально, умереть… и никаких проблем, долгов, кредитов!

Почти что так и случилось — сердце не выдержало, инфаркт, но он не умер; вновь в реанимации, вновь в той же больнице, в той же палате, где вылечиться нелегко. И, наверное, все пошло бы по новому кругу до очередного, может быть, последнего удара, да разве дадут эти кредиторы спокойно умереть? Даже в больнице его нашли судебные приставы. И ладно, эти денежные дела, уже понятно, что он погряз в долгах и выхода нет: придется уступить заложенную квартиру. Благо, что хоть у семьи еще будет возможность купить жилье на окраине Москвы. А тут вновь прямо в палату доставили повестку в суд — супруга подала на развод… Это был удар, тяжелый удар, после которого Цанаев окончательно поверил в свою ничтожность. Он никто, никому не нужен… И помереть нелегко. Сколько на нем долгов?! Какое он оставит наследство детям? А кто сохранит библиотеку отца?