Читать интересную книгу Убийство времен русского ренессанса - Олег Дудинцев

– Теперь, товарищ полковник, выжидать больше нечего, – с уверенностью заявил он после доклада. – Берем постановления на обыск и будем ломиться в открытую, нет смысла конспирацией заниматься. Может, зацепим там что-нибудь интересное, пока не попрятали. А на Каменноостровском проспекте мать Кузякина живет, – объяснил Субботин. – Там тоже до вчерашнего дня бомж распутничал.

– Ну дает орел! Ему бы дать волю, он бы весь город очистил, – не сдержал своего восхищения полковник. – Считаешь, что он, после того как от «наружки» смылся, поехал заказ выполнять?

– Выходит, так, – согласился Субботин. – Накануне он бы не успел. Нам скоро фотографии подвезут. Третий, судя по всему, Кузякин.

После их разговора события начали разворачиваться со стремительной быстротой, и опера отдела вместе с приданным им подкреплением из других служб действовали синхронно и обстоятельно. Пока Володя еще только готовился к «Тайной вечере» для разоблачения собственного Иуды, сыщики уже звонили в двери жилищ основных организаторов преступления, а также к слесарю Михалычу, как предполагаемому поставщику оружия.

На заводе одна из групп обнаружила у него в шкафчике под грудой ветоши несколько заготовок и нож с механической фиксацией лезвия, именуемый в народе «вы-кидухой». Весь арсенал выгребли, а самого Михалыча в кабинете начальника цеха раскрутили с пол-оборота.

Поторговавшись с ним, сошлись на том, что дело за незаконное изготовление оружия до суда доводить не будут, а отдадут ветерана труда на перевоспитание коллектива. В обмен на такое снисхождение Михалыч письменно показал, что в декабре прошлого года по просьбе Скокова дал ему во временное пользование самодельный ножик, который тот ему не вернул. Однако, понадеявшись на удачу, о пистолете благоразумно умолчал. Михалыча оставили в покое, и он вернулся к отложенной доминошной партии.

Сил у милиции не хватало, поэтому повальные обыски на Турбинке продолжались до глубокой ночи. Субботин и Ковалев безотлучно находились в отделе, где принимали и классифицировали обнаруженные трофеи.

– Мужики, да вы что? – разводя руки, вопрошал обыскивающих Журавлев, у которого в чемодане со строительным инструментом откопали боевой патрон от пистолета Макарова. – Я о нем давно и забыл. Это еще в курсантские годы со стрельбища прихватил, так и валяется, – объяснял он.

Ему поверили, но патрон все же изъяли.

В секретере Кузякина участковый Ел-кин обнаружил дорогую сердцу хозяина гранату и вызвал саперов, которые, посетив квартиру, признали ее учебной. А из книжного шкафа у Анны Сергеевны был вытащен на свет Божий, очищен от пыли и описан в протоколе том «Капитала» со штампом институтской библиотеки – бессмертное творение прежде популярного экономиста Маркса. Та же участь постигла и хрустальную вазу, послужившую урной для бюллетеней во время официального голосования.

Однако самые ценные доказательства добыли в квартирах самого Скокова и его родственника. Толик Филимонов, перебирая школьные принадлежности детей брата, наткнулся в книге «Родная речь» на тетрадный лист, сложенный пополам и используемый в качестве закладки. Развернув его, – он прочел содержание документа, носившего название «Расписка». «Я, Валентин Скоков, – говорилось в нем, – получил в качестве аванса за работу деньги в сумме 1000 (тысяча) долларов США». В конце стояла дата 17 декабря и подпись. Сомнений быть не могло. Бумага была написана Скоковым и имела непосредственное отношение к убийству на Турбинной.

Увидев в руках оперативника этот убийственный для всех клочок бумаги, Володя сделал стремительный выпад и попытался выхватить улику. Но Толик был начеку, и поэтому, нарвавшись на его встречный прямой в челюсть, хозяин квартиры окопался среди деталей конструктора «Лего», детских машинок и кукол дочери. Толик же, как ни в чем не бывало, сунул расписку в карман. Вместе с помощником он закрутил Володе руки за спину и щелкнул наручниками.

– Сволочи, руки отпустите! – закричал Володя, попытавшись вырваться, но за оскорбление тут же получил кулаком в бок и затих.

Через пятнадцать минут бунтаря доставили в отдел и сунули в камеру для последующего детального разговора.

Надежду Скокову опер Пушков и отданный под его начало участковый дожидались на лестнице до самого вечера.

С раннего утра, действуя согласно полученным от мужа инструкциям, Надежда обманула дежуривших около подъезда милиционеров и вынесла из квартиры все ценности. Однако, мучаясь от неопределенности и страха, все же вернулась домой, оставив дочек под присмотром своих родителей.

Встретив на лестнице ожидавших ее сотрудников, она постаралась изобразить удивление и долго знакомилась с постановлением на обыск. Была она готова и к вопросу о нахождении мужа, ответив, как учил Валентин.

– На заводе он тоже отсутствовал, – проинформировал ее Пушков, заходя следом за хозяйкой в квартиру.

– Куда же он делся? Может, любовницу себе завел? Я ведь с ним развестись собираюсь, – стараясь казаться невозмутимой, предположила Надежда.

– Думаю, что ваш муж в бега подался. Он в убийстве подозревается, – ошарашил ее оперативник. – Разве вам об этом неизвестно?

– Вы что, смеетесь? Кого он, кроме комара, убить может, – с натужной улыбкой ответила Надежда.

– Бомжа одного по просьбе вашего родственничка за две тысячи долларов, а судя по всему, и двух других следом. Что называется, кураж почувствовал. Денег он вам не приносил? – снова полюбопытствовал Пушков.

После всего услышанного известные ей до этого разрозненные фрагменты сложились в почти законченную картину. Надежду охватил ужас, и она почувствовала слабость в ногах.

– С прошлого года ничего не приносит. Спасибо нашему государству, – с комком в горле промолвила она. – У него обо всем и спрашивайте, а меня с детьми оставьте в покое.

– Конечно, спросим, – заверил ее Пушков. – Это лишь вопрос времени. У нас доказательств на несколько дел хватит. Вы ему передайте, чтобы сам с повинной явился. Лишние смягчающие обстоятельства ему пригодятся, – посоветовал оперативник. – Статья-то ведь подрасстрельная.

Кровь ударила Надежде в голову после последних слов, и она осознала, что не в состоянии больше слушать подобное. Еще немного, и она либо потеряет сознание, либо во всем признается.

– Делайте ваш обыск и уходите! А что бы душу мою рвать на части, нет у вас на это бумаги! – сорвавшимся голосом выкрикнула она, не выдержав напряжения.

Оперативнику стало жаль эту искренне страдающую женщину, и он молча приступил к обыску.

Ничего существенного для дела они в квартире не обнаружили, но когда Пушков принялся заполнять протокол, взгляд его задержался на бюсте Дзержинского, возвышавшемся на кухонном шкафчике. Он снял его, повертел в руках и прочитал вслух выполненную на нем гравировку: «Уважаемому Виктору Ивановичу от жителей участка. 10 ноября 1987 года». Ого! В День милиции подарили.

– Откуда это у вас? – спросил он хозяйку.

– Не знаю. Мужу кто-то принес, – ответила она.

Пушков вспомнил, что похожий бюст видел в одном из опорных пунктов родного отдела милиции. «Виктор Иванович – это же участковый Шаповалов», – осенило его. Не выпуская из рук находку, он связался с Ковалевым и попросил того срочно уточнить судьбу милицейского раритета.

Когда Вася дописывал показания Надежды Скоковой, ему перезвонил Ковалев и сообщил, что своего Феликса капитан Шаповалов подарил в канун Нового года жильцам с Турбинной, 5. Это было неоспоримым доказательством их преступной связи со Скоковым.

Перед уходом Пушков еще раз попросил Надежду воздействовать на мужа и склонить его к явке с повинной, но Надежда уже не в силах была реагировать на подобные советы и, держась из последних сил, затворила за ним дверь.

ГЛАВА 13

Получив в руки изрядное количество доказательств, уголовный розыск отдела заработал легко и раскованно. Пока молодежь до трех часов ночи производила в квартирах обыски, их более опытные коллеги, не откладывая до утра, приступили к «экстренному потрошению» жильцов.

Первым из доставленных в отдел на удивление быстро «развалился» крутой Кузякин. Сыщикам лишь стоило немного приоткрыть свои карты, как коммерсант моментально сник и осторожно спросил у Ковалева:

– Сколько?

– Что сколько? – не понял вначале тот.

– Сколько будет стоить?

– Лет пятнадцать – двадцать, – отчетливо произнес Ковалев, сделав ударение на слове «лет», после того как до него дошел смысл заданного вопроса.

– А если в денежном эквиваленте, в долларах, например? – уточнил Кузякин. – Чтобы обойтись без вредных последствий… Бомж, он и есть бомж…

Ковалева передернуло, он не сдержался и, забыв о процессуальном этикете, отвесил доморощенному бизнесмену смачную затрещину, от которой тот носом уткнулся в стол.