Мужчина, тяжело дыша, резко раскрыл глаза и, чувствуя, как по спине катятся холодные капельки пота, сел на землю. Димитрия беспокойно спала возле него; она почти вылезла из своего спального мешка и теперь, терзаемая ночным кошмаром, слегка вздрагивала.
— Димитрия, — позвал ее он, осторожно похлопывая ее по щекам, чтобы разбудить.
Уже занимался рассвет, и им все равно нужно было выдвигаться в путь, но и без этого Дарко не хотел, чтобы девушку мучили страхи. Особенно теперь, когда он сам знал, в чем была их причина.
Девушка проснулась в таком же состоянии, как и Дарко: волосы прилипли к взмокшему лбу, дыхание сбилось, и в глазах ее сквозило непонимание, связанное с тем, где она сейчас находится.
Попытавшись ее успокоить, Дарко прижал Димитрию к себе, точно напуганного темнотой младенца. От девушки исходил почти могильный холод, губы ее дрожали.
— Я… я… — всхлипывая, начала Димитрия.
— Ты не виновата. Наоборот, так даже лучше. Все произошло так, как должно было произойти.
Она не спрашивала его, откуда он все знает. Все, что сейчас было важно для нее, что сейчас, по прошествии трех лет, кто-то живой был рядом с ней. Она чувствовала теплоту его тела, сладковатый успокаивающий запах, исходящий от его кожи. И вместе с ним она чувствовала себя реальной, настоящей — не просто фантомом когда-то давно существовавшей девочки.
— Они забрали ее из-за меня, — прошептала Димитрия и немного отстранилась от мужчины. Глаза ее покраснели и заплыли из-за целого водопада пролитых слез.
— Все это было давно, Димитрия. Пора забыть. Пора жить сегодняшним днем.
— Ты не понимаешь! — воскликнула девушка, а затем на мгновение замолкла. Именно эти слова она сказала Весне перед тем, как ее забрали Посланцы. — У тебя никого не было, солдат, как ты можешь судить о том, что значит потерять кого-то?! — озлобленно продолжила она, понизив голос до шепота.
Дарко вздрогнул. Еще никогда прежде ему так не хотелось рассказать кому-то о том, что так его гложило. Оставаясь наедине со своим горем, он фактически жил такой же жизнью, как и Димитрия. Никто не подумал после войны о том, чтобы создать пункты психологической помощи, да Дарко и не пошел бы туда — гордость бы не позволила. Посланцы же и вовсе не обладали нервной системой — для них само существование чувств и эмоций было из разряда фантастики.
С другой стороны, победителей не судят.
Димитрия без всякой веской причины разозлилась на Дарко.
— Сна ни в одном глазу, — оправдывалась она ворчливым голосом, окончательно выбираясь из спального мешка.
Девушка уже жалела о том, что позволила Дарко ворваться к ней в душу. Что же касалось сна — может, она говорила, когда спала, вот он все и узнал. В конце концов, какая разница, был он в курсе или нет. Весну уже ничто не вернет.
Ей нужно было побыть одной. Обхватив себя тонкими руками, Димитрия стала продираться сквозь заросшее пшеничное поле, чувствуя, как по щекам все еще катятся слезы.
В школьные годы она сама глумилась над девочками, которые много плакали и распускали нюни. Размазня, фыркала Димка. Ей так и не удалось снискать себе славы за свое ненормативное поведение ни среди девчонок, ни среди парней. Ее сторонились все, за исключением двух подруг, которые наверняка, догадывалась Димка, обсуждали ее за ее же спиной.
В общем, Димитрию мало кто любил. Даже родная мать, то и дело уличала дочь во вранье. Когда у нее родилась девочка, она мечтала о том, как воспитает из нее настоящую леди, но вышло совсем наоборот. Несмотря на то, что Димитрия была старше сестры почти на двенадцать лет, младшую сестру всегда ставили в пример старшей. И выходит, что Димитрия не могла похвастаться радужным детством, а затем наступила война. Глупо вышло, на самом деле. Димитрия только взялась за ум, хотела даже школу нормально закончить, поступить в институт и завести собаку, но мечтам, как выяснилось, не суждено было сбыться.
Оказавшись на самом краю поля, достаточно далеко, чтобы Дарко не мог ее услышать, Димитрия наконец позволила себе расплакаться. Ноги подкашивались и дрожали, и девушка рухнула в сухую траву.
Ей уже давно не снилось никаких снов, а тот, что привиделся ей сегодня, окончательно выбил ее из колеи. Наверное, из-за новых переживаний к ней вернулись и прежние. Едва море ее души начало волноваться, как нахлынула целая буря.
— Давай, вставай, — раздалось позади нее, и кто-то дотронулся до ее плеча.
Не удивительно, что Дарко первый взял себя в руки. Его холодный рассудок еще никогда прежде не подводил его. Дарко жил по Правилам, держал себя в ежовых рукавицах. Кто знает, может, он только поэтому до сих пор был жив.
Пристыженная, что ее поймали за тем, что она рыдала, Димитрия попыталась успокоиться.
— С каждым днем все проще. — Дарко опустился на траву рядом с ней и стал разглядывать плоский горизонт. Вот-вот должен был заниматься рассвет. — Сначала кажется, что жизнь кончена, что уже ничем не помочь. Кажется, вместе с человеком ушла и часть твоей души. Возможно, оно и так, но со временем с этой мыслью смиряешься, пока…
— …пока кто-то ножом не вспарывает старую рану, — закончила за него Димитрия. — Так ты… тоже. Прости, я не знала.
— Ничего. Что, по мне и не скажешь, да?
Димитрия качнула головой. Она действительно верила только в то, что видела собственными глазами, а видела она пышущего здоровьем мужчину в самом расцвете своих сил. Он был силен, по-своему привлекателен; что бы он ни делал, со стороны всегда казалось, что он точно знает, на что идет.
— Вообще-то я думала, что, попав в команду, ты просто решил, ну, устроиться, — смущенно пробормотала девушка, стыдясь собственных мыслей.
— А почему бы и нет? В любом случае, это оказался единственный способ выжить, но тогда-то мы об этом не знали. — И, поймав вопросительный взгляд Димитрии, улыбнулся и тут же исправился: — Ладно, единственный способ за исключением твоего. Но, согласись, тебе просто повезло.
— В школе я была кем-то вроде аутсайдера, — усмехнулась девушка. — Со мной мало кто хотел связываться. Нельзя сказать, что мне так уж везло.
Зато ты выжила, а они нет, подумал про себя Дарко, но вслух сказать не решился.
— Ладно, идем, к полудню как раз доберемся до границы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});