Читать интересную книгу Дальше живут драконы - Василий Веденеев

Нет, государственных секретов при помощи этого приборчика узнать не удастся – такие переговоры ведутся по специально защищенным линиям. Правда, приборчик пришлось усовершенствовать, – спасибо, Лыков помог, – зато теперь все переговоры Михаила Павловича Котенева – уже известна и фамилия – стали доступны.

Настроившись, он терпеливо ждал, когда раздастся характерное потрескивание, означающее, что абонент набирает номер, или зазуммерит, когда его будет вызывать на связь другой абонент.

Олег поглядел на уютно устроившегося за рулем Гришку – тот откинул голову, сладко посапывает. К губе прилип окурок потухшей сигареты, рот полуоткрыт, на плохо выбритой щеке остались кустики неаккуратной щетины. Прост, как амеба, – живет, пьет водку, принимает с Жедем бутылки, угоняет машины, лихо водит их и тоже ждет, когда ему прямо в руки свалится богатство Михаила Павловича. Интересно, если дать оружие Анашкину, пустит он его в дело?

Еще раз, поглядев на дремавшего за рулем Ворону, Олег решил, что Аркадий и Жедь правы, нельзя Гришке доверять пистолет: хлопнет человека – и не поморщится. Чего ему, если уже сидел в тюрьме, а всем известно, какие там нравы и обычаи. Сам Кислов стрелять в людей не намеревался ни при каких обстоятельствах. Но и возможность разбогатеть нельзя упустить – не пойдет же, на самом деле, Котенев жаловаться в милицию?

Если есть деньги, человек чувствует себя независимым, могучим, все ему доступно и все по плечу – не будешь же долгие годы отказывать себе во всем, чтобы жить так, как хотелось бы: купить приличную видеосистему, магнитофон, тачку, иметь девок высшего класса, всегда готовых тебя ублажить. Ну, заработаешь все это годам к сорока, да и то если сильно повезет. Но может и не повезти. Полки в магазинах пустые, и, когда они наполнятся, никто не знает – только газеты полны обещаниями, а жить хочется сейчас, не в двухтысячном году.

Деньги, деньги… Все упирается в них, как бы не пытались внушить обратное на собраниях и в печати. Поди попробуй, сделай чего, если у тебя денег нету. Шишь чего получишь, да еще поглядят, как на придурка. Даже медики теперь лечат только за деньги. Во время обычного приема в поликлинике та же самая врачиха, которая вечером в кооперативе сама предупредительность и внимание, смотреть на тебя не хочет. Брезгливо, с выражением презрительной скуки на лице выслушивает жалобы, а после шести становится другим человеком и классным специалистом, готовым помочь страждущему. Клятва Гиппократа? Какая клятва, каждый только и ждет, как бы отгрызть кусок побольше из доходов другого. Вот и попробуй жить без денег, когда, чтобы зуб вырвать, надо хорошо заплатить. А уж за импортную анестезию и укол одноразовым шприцем тем более!

Вот и заботится каждый о себе как может и умеет. И он, Олег Кислов, должен сам о себе подумать. Слава богу, перед глазами пример родителей – гнулись, ломались, недоедали, верили, ходили в телогрейках, только и думали, чтобы не было больше войны, а теперь? Что они в жизни видели, кроме изнурительного труда да убогих развлечений? Что они нажили, кроме болячек да мизерной пенсии? Дачу?! Какая дача, просто доставшийся в наследство от бабки дом-развалюха в деревне. Купить стройматериалы почти невозможно, да и хорошие деньги нужны – опять все те же деньги! Куда ни ткнись, деньги давай, деньги! А где их взять, эти проклятые деньги семье, состоящей из пенсионеров и студентов?..

В приемнике раздался характерный треск – Михаил Павлович или его супруга набирали номер. Сейчас узнаем, кто из них. Кислов подобрался и чуть повернул сильными пальцами колесико настройки, чтобы лучше слышать. Сработало, пошли долгие гудки, потом щелкнуло, и незнакомый голос ответил:

– Слушаю.

– Привет, Рафик… – Это говорил Котенев.

– Объявился? А мы уж думали… – начал неведомый Рафик.

– Перестань ныть, – оборвал его Котенев, – все нормально.

Соглашение достигнуто, даны гарантии. Очень мило пообщались. Недавно мне звонили и сообщили, что прежние договоры с постоянными смежниками остаются в силе.

– Ты не шутишь? – изменил тон собеседник Котенева.

– Какие шутки? Разве этим шутят?

– Ну слава Богу, – повеселел Рафаил, – наконец-то! Ты Сашке уже звонил?

– Нет, позвони сам, не сочти за труд…

Коротко запикало в динамике, и Олег снова покрутил ручку настройки, заглушая надоедливый зуммер отбоя, – противно слышать, вызывает раздражение. И вообще, в последнее время многое вызывает раздражение. Живешь как бы в двух измерениях: в одном родители, привычные разговоры, институтская практика, встречи со знакомыми девчонками, а в другой – показанный Витькой Жедем тяжелый ТТ, Гришка Анашкин с его рассказами о колонии и угнанными машинами, инструктажи Аркадия, подслушивание разговоров Михаила Павловича, встречи во дворике пункта по приему стеклотары и долгие обсуждения предстоящей акции. Ну, будет сегодня их подопечный еще крутить телефонный диск или уже успокоился?

Да, пожалуй, сегодня, драгоценный Михаил Павлович решил отдохнуть, и больше не услышишь характерного потрескивания при наборе номера. И ему никто не звонит,

– Заводи. – Кислов толкнул в спину дремавшего Ворону.

– Че, возвращаемся? – Гришка потер кулаками глаза и включил зажигание, прогревая мотор. – Время вроде еще не вышло.

– Какая разница? – буркнул Олег. – Полчасом раньше или позже? Не до утра же нам здесь торчать? Контролеров нету…

Ужинали, как всегда, на кухне. Тихо бормотал телевизор, мелькали на экране картинки далекой, чужой жизни. Помешивая ложечкой в чашке, Михаил Павлович лениво следил глазами за кадрами телехроники и скептически усмехался. Лида убрала посуду, поставив ее в мойку, села напротив, откинув волосы со лба.

– Виталик письмо прислал…

– Что? – повернулся к ней Михаил Павлович.

– Я говорю, Виталик прислал письмо, – упрямо повторила Лида.

– А-а-а… Письмо… – Он сдержанно зевнул, показывая, что сегодня не намерен обсуждать надоевшую тему. – Ну и что пишет твой братец?

– Михаил, неужели ты не можешь ему помочь? – Губы у Лиды задрожали. – Я столько раз тебя просила, умоляла…

Сунув руки в карманы домашней куртки, Михаил Павлович уставился за окно – судя по всему, неприятного разговора не избежать, а спать еще рано. Если бы Лида знала, как надоел ему ее братец, какие фортели он откалывает, передавая приветы из-за колючей проволоки с непотребными мужичками.

– Ты прекрасно знаешь, что он не виноват, – снова всхлипнула Лида.

– Ну, милая моя… – Котенев нервно хрустнул пальцами. – Есть, в конце концов, всему предел. Торговать из-под полы валютой, когда это запрещено законом? Практически украсть, а потом перепродать такому же жулику!

– Не смей так говорить о моем брате, – вскинула голову Лида. – Он не преступник.

– Да? А кто же? – издевательски переспросил Михаил Павлович.

– Он несчастный человек.

– Вот как? Бедненький, несчастненький. Ничего себе!

Михаил Павлович хотел разразиться новой обличительной тирадой, а потом уйти в спальню и, закрыв за собой дверь, воспрепятствовать продолжению разговора. Но раздался мелодичный голос дверного звонка. Котенев вышел в прихожую.

Лида вытерла ладонью слезы на щеках и, встав, открыла настенный шкафчик. Достав валокордин и рюмку, напряженно шевеля губами, начала отсчитывать капли…

В прихожей гулко хлопнула входная дверь, на кухне появился взбешенный Михаил Павлович.

– Черт знает что! Представляешь, приперся слесарь. Я ему говорю, что не вызывали, а он мне талдычит, что ему диспетчер сказала о протечке в нашей квартире. Когда действительно течет, их днем с огнем не сыщешь!

Он расхаживал по кухне, шаркая тапочками и бережно массируя левую сторону груди. Все один к одному – дурацкий разговор, слезы жены, идиот-слесарь. Надо заканчивать тягостные объяснения и подаваться в спальню.

– Пойми, Лида, – продолжая держаться за сердце, сказал Михаил Павлович, – я не могу поставить себя в ложное положение, не имею права. В конце концов, я занимаю весьма ответственную должность. Нельзя рисковать сейчас, когда постоянно сливают, разукомплектовывают и никак не могут успокоиться. Подожди, пройдет некоторое время – и все как-то утрясется.

– Миша, но я же… – начала Лида, однако муж, в протестующем жесте вытянув вперед руку, неожиданно визгливым голосом закричал:

– Я запрещаю тебе говорить об этом! Запрещаю!

Лицо у него побагровело, глаза бешено выпучились.

Охнув, он снова схватился за сердце и, сделав неверный шаг, тяжело опустился на кухонную табуретку.

Лида вскочила, помогла мужу опереться спиной о стену, судорожно расстегивая пуговицы на пижамной куртке, испуганно приговаривала:

– Мишенька, ну что ты… Сейчас, потерпи маленько…

Полуприкрыв глаза, Котенев наблюдал за ней – нужный эффект достигнут, она уже испугана, больше не будет приставать, а он окажется в положении любимого, избалованного ребенка, которого нельзя тревожить, а только угождать.