Свадьба Ивана Грозного с Марией Нагой пришлась на тяжелое время. Царь терпел поражение в Ливонской войне, в итоге ему пришлось навсегда забыть о реванше. Единственное его стремление состояло в заключении мира с Речью Посполитой. Однако королю Стефану Баторию этого казалось мало, он развивал свой успех и во время новой войны 1580–1581 годов не только очистил свои города от русских гарнизонов, но и перешел на территорию соседнего государства. Так им были разграблены Великие Луки; король нацелился еще и на Псков и Смоленск. Решающей стала героическая оборона Пскова, где прославился один из воевод «особого двора» боярин князь Иван Петрович Шуйский. Он и его войско, вместе с псковичами, спасли Ивана Грозного от позора. Побуждаемый своими советниками, король Стефан Баторий рассчитывал решить исторический спор с Московским государством в свою пользу. И был близок к этому, забыв про одно обстоятельство, с подобающим патриотическим чувством указанное А. А. Зиминым, — «силу сопротивления иноплеменным захватчикам, которую в тяжелые годины всегда проявлял русский народ»[178].
В самое тяжелое время осады Пскова и Псково-Печерского монастыря, когда начались переговоры о перемирии, 19 ноября 1581 года и случилось всем известное трагическое происшествие в доме Ивана Грозного, о котором большинство помнит по картине Ильи Ефимовича Репина. Оно изменит судьбу царства и глубоко повлияет на царя, ставшего убийцей не только сына, но еще и не рожденного внука. Автор «Псковского летописца» даже связал убийство царевича Ивана с его заступничеством за судьбу осажденного Пскова, которому сам Иван Грозный мало помогал. Царь решил проучить своего сына, чтобы тот не вмешивался не в свое дело, и ударил его «осном» — посохом с острым наконечником. Однако сохранились другие известия, идущие от иезуита Антонио Поссевино, объяснявшего все житейскими делами. Поссевино, как папский посол, в это время участвовал в качестве посредника в заключении перемирия с Речью Посполитой и был принят в Александровой слободе, где у него имелись свои информаторы. Он выяснил, что Иван Грозный, нечаянно встретив во дворце небрежно одетую невестку, царевну Елену (третью жену царевича Ивана — Елену Шереметеву), страшно разгневался и начал избивать ее. Сын вступился за жену, отец ударил острием посоха и его. От полученной раны царевич и умер, проболев перед этим несколько дней: «По достоверным сведениям, сын Иван был убит великим князем московским в крепости Александровская слобода. Те, кто разузнавал правду (а при нем в это время находился один из оставленных мною переводчиков), передают как наиболее достоверную причину смерти следующее. Все знатные и богатые женщины по здешнему обычаю должны быть одеты в три платья, плотные или легкие в зависимости от времени года. Если же надевают одно, о них идет дурная слава. Третья жена сына Ивана как-то лежала на скамье, одетая в нижнее платье, так как была беременна, и не думала, что к ней кто-нибудь войдет. Неожиданно ее посетил великий князь московский. Она тотчас поднялась ему навстречу, но его уже невозможно было успокоить. Князь ударил ее по лицу, а затем так избил своим посохом, бывшим при нем, что на следующую ночь она выкинула мальчика. В это время к отцу вбежал сын Иван и стал просить не избивать его супруги, но этим только обратил на себя гнев и удары отца. Он был очень тяжело ранен в голову, почти в висок, этим же самым посохом. Перед этим в гневе на отца сын горячо укорял его в следующих словах: „Ты мою первую жену без всякой причины заточил в монастырь, то же самое сделал со второй женой и вот теперь избиваешь третью, чтобы погубить сына, которого она носит во чреве“»[179].
Рассказ этот полностью соответствует тому, что известно о крутом нраве Грозного царя, заслуженно получившего свое прозвище. Посол Даниил Принц писал о нем: «Он так склонен к гневу, что, находясь в нем, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных»[180]. Джером Горсей видел причину ссоры в неудачном заступничестве царевича Ивана за живших в Москве несчастных ливонцев, которых царь приказал казнить в отместку за свои поражения. Однако, как и в случае с «Псковским летописцем», современники пытались связать это частное происшествие в царском дворце с событиями, интересовавшими их самих. Повод для гнева, конечно, мог быть и меньшим. Сам Джером Горсей в продолжение своего известия писал о том, что царевич самостоятельно распорядился выдать кому-то несколько подвод, без ведома царя. Мнительный Иван Грозный усмотрел в этом намек на стремление царевича к власти: «Царь испытывал ревность, что его сын возвеличится, ибо его подданные, как он думал, больше него любили царевича. В порыве гнева он дал ему пощечину (метнул в него копьем), царевич болезненно воспринял это, заболел горячкой и умер через три дня»[181]. Пожалуй, прав был С. Б. Веселовский, писавший, что «едва ли… этот эпизод имел столь драматично-эффективный вид, в каком изобразил его Репин в своей известной картине. В действительно дело было прозаичнее»[182].
Борис Годунов мог стать невольным свидетелем ссоры, в которой Грозный нанес тяжелую рану своему сыну. Об этом свидетельствовала Латухинская Степенная книга, сообщавшая целый ряд уникальных известий о Годуновых. Книга была составлена во второй половине XVII века, но, как считали исследователи ее текста С. Ф. Платонов и П. Г. Васенко, возможно, она была основана на какой-то не дошедшей до нас повести. Рассказывая о столкновении Ивана Грозного с сыном, автор Латухинской Степенной книги написал: «В то же убо время некто ближний от вельмож царевых, Борис Феодорович Годунов, дерзнул внити во внутренния кровы царевы просити от уязвления благородного царевича Иоанна. Видев же сие дерзновение Борисово, государь наполнися ярости, велий на него гнев возложи и истязание многое сотвори и лютыми ранами его уязви»[183]. Стоит прислушаться к публикатору этого текста П. Г. Васенко, обратившему внимание на то, что поведение Бориса Годунова в этой сцене показывает «необычную в то время и, особенно, для лица, прошедшего школу Грозного, гуманность по отношению к людям»[184]. Другими словами, Борис Годунов, если он находился рядом, мог подставить себя под удары посоха разъярившегося царя, хотя этого никто и никогда не видел.
В Латухинской Степенной книге приводится еще одно уникальное свидетельство, относящееся к Борису Годунову. Получив серьезные раны, он отлеживался дома, чем сразу попытались воспользоваться его соперники Федор и Афанасий Нагие. Они стали «наносити» царю, будто Борис неспроста не является ему на глаза: «яко он Борис у него государя в близости пребывает, а за оскорбление царево достойную честь ему не приносит и не доброхотствует». Царь, поверив этим словам, снова впал в гнев и внезапно приехал к Борису Годунову на двор. А дальше случилось то, что клеветники Нагие не смогли просчитать: царь увидел вышедшего ему навстречу, едва стоявшего на ногах Бориса. У того были все верные признаки телесной «скорби»; по повелению царя он обнажил свои раны и показал «заволоки» на боках и на груди, «из них же всегда гной исхождаше, и тем болезни своей облегчение приимаше». Увидев обман, царь приказал сделать «заволоки» на тех же местах «оболгателю» Федору Нагому[185]. Случай этот, в передаче автора Латухинской Степенной книги, показывает хорошее знакомство потомков со странным юмором Ивана Грозного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});