Самолет был подбит вражескими зенитками. Загорелся один мотор. Резким маневрированием Володину удалось сбить пламя, но мотор уже вышел из строя. Линия фронта еще далеко, до своих не дотянуть. Машина быстро теряла высоту. Покинуть самолет на парашютах экипаж не мог — низко. Володин пытался произвести хотя бы сравнительно мягкую посадку, не врезаться в землю. Частично это ему удалось. Бомбардировщик сел почти без скольжения, «на брюхо», неподалеку от какого-то села. И, как впоследствии выяснилось, в пятнадцати километрах от расположения одного из отрядов партизанского соединения.
Когда к месту катастрофы подоспели партизаны, они увидели искореженный самолет. Экипажа не было: его подобрали прибывшие раньше сельчане. У Володина глубокие раны на голове и сломаны ноги. У стрелка Рябова поврежден позвоночник. Оба они находились в бессознательном состоянии. С Рогозиным и Максимовым судьба обошлась мягче. У них оказались только легкие ушибы.
Немцев в селе не было: как и многие другие населенные пункты этого края, оно контролировалось партизанами. Из села экипаж самолета переправили в лесной лагерь. Партизанский фельдшер Емельянов спас Володину жизнь, а вот гипс на ноги из-за отсутствия условий не смог наложить как следует, и кости срослись неправильно. Все же Павел после выздоровления руководил постройкой летных площадок для приема наших самолетов, летавших к партизанам. На Большую землю Володин возвратился лишь в ноябре 1942 года. В московском госпитале опытные хирурги вновь сделали ему операцию, и после этого он вернулся в боевой строй, но летать больше не мог.
...И снова горькая весть: на аэродром не вернулся самолет лейтенанта Гаранина. Это случилось в горячие дни битвы за Москву. Мы почти без передышки вылетали на бомбардировку как ближних, так и дальних целей противника. Несколько раз пришлось бомбить крупные железнодорожные узлы, через которые шло снабжение гитлеровской армии. По два раза за ночь поднимался экипаж в воздух и бомбил дорогу Никулин — Городище — Калинин. Мы совершили удачный налет и на вражеский аэродром в районе Могилева. Уже отдаляясь от цели, взяв курс на восток, еще долго видели клубы дыма и огромные языки пламени: горели фашистские самолеты, склады горючего.
Каждый раз, когда я возвращался на базу, меня встречал Леша Гаранин или же я его, если прилетал первым. Крепкого телосложения, плечистый, он был всегда весел и бодр. Мы подружились с ним еще до войны. Леша любил часто повторять им же придуманный каламбур: «Все кончится хорошо, если хорошо кончится...»
И вдруг Леша не вернулся. Не было его и на второй день... Неужели погиб? Не хотелось верить. Но снова прошел день, и еще... О Гаранине и его экипаже никаких вестей.
И все же не погиб Алексей! И экипаж его жив! Фашистские зенитчики подбили самолет еще над целью. Разрывом снаряда был выведен из строя один мотор. Чтобы не допустить потери высоты, летчику пришлось приложить невероятные физические усилия. С трудом дотянули до линии фронта.
— Запроси КП, на какой ближайший аэродром можно сесть, — приказал Гаранин стрелку-радисту. Через несколько минут последовал ответ:
— Можно садиться в Калинине.
К концу длинной осенней ночи самолет приблизился к городу на Волге. Его в это время бомбила фашистская авиация, поэтому на аэродроме прожекторы не зажгли. Но садиться надо было, иначе самолет через несколько минут мог рухнуть на землю. В предрассветной мгле Гаранин едва различал бетонированную дорожку аэродрома (удивительное дело — немцы не бомбили его) и повел машину на посадку.
Это было в середине октября. Фашисты подошли к городу. Может быть, поэтому они и не бомбили аэродром, надеясь захватить его целым? Все исправные самолеты покинули аэродром — ушли на запасной, расположенный где-то в районе города Клина. В ангарах остались только те машины, которые подлежали ремонту. Но их никто не ремонтировал.
— Смотрите, что делается! — вдруг воскликнул штурман Майоров, показывая рукой куда-то вдаль. — Они жгут ангары!
Действительно, по аэродрому бегали люди с факелами в руках. То тут то там вспыхивали приземистые аэродромные постройки.
Мимо Гаранина пробежал запыхавшийся парнишка в комбинезоне.
— Немецкие танки ворвались в город! — сдавленным голосом бросил он на бегу. — Уходите немедленно!
Отбежавший было на несколько шагов парень неожиданно остановился.
— Кто из вас летчик? — обратился он ко всем четверым.
— Я, — ответил Гаранин.
— Сможете повести СБ?
Гаранину такой вопрос показался странным.
— Я спрашиваю так потому, что вы летаете на Ер-два, — пояснил молодой человек, — а это машина иной системы.
— Где она?
— Вон, в посадке.
— Исправна?
— Так точно! Была повреждена. Час тому назад я ее отремонтировал.
— Вы механик?
— Техник.
— А где же экипаж самолета?
— Летчик в госпитале, остальные улетели на другой машине. А эту мне приказано уничтожить — пилотировать ее некому.
— Ведите к самолету!
Они подожгли свой Ер-2. Вдали показались вражеские танки. Они мчались прямо к летному полю, ведя непрерывный огонь из крупнокалиберных пулеметов.
— Все в машину! Быстро! — скомандовал Гаранин.
Буквально под огнем фашистов он оторвал самолет от бетонированной дорожки и взмыл в небо, набирая высоту.
На СБ Гаранин летал еще будучи курсантом, но то были самолеты старых серий. Этот — новой конструкции. Все же смекалистый пилот быстро разобрался в системе приборов управления, благополучно долетел до Клина и сдал спасенный бомбардировщик командованию части.
До места Леша Гаранин и его товарищи доехали поездом.
— А все-таки молодец этот техник, — вспоминали они в пути парня с калининского аэродрома. — До последней минуты берег самолет, не бросил.
— А когда в Клин прилетели, он плакал от радости, что машину удалось спасти.
— Да, много приходится им, техникам да механикам, возиться с разбитыми самолетами — чинить, приводить их в боевое состояние, — сказал Гаранин. — Поэтому они почти физически ощущают потерю каждой машины.
— А мы? — сказал Майоров. — Мы разве не ощущаем?
— Ощущай не ощущай, а теперь мы, братцы, «безлошадные».
«Безлошадными» у нас называли всех, кто не имел самолетов. Их, к сожалению, становилось все больше. Пришло время, когда полк уже нельзя было назвать полком: самолетов стало меньше, чем в полноценной эскадрилье.
...В середине октября нашу авиадивизию перенацелили на помощь войскам Калининского фронта. Экипажи других полков, помогая наземным частям сдерживать натиск врага, непрерывно бомбили передовую линию противника. Мы же продолжали совершать налеты на тыловые военные коммуникации гитлеровцев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});