— Нам пора, — засуетился Пьер. — Филипп, вернемся через пару часов.
— Хорошо. Скажите Анри, что я жив и здоров. Он там, наверное, с ума сходит.
— Обязательно, — пообещала, быстро обнимая Фила, и поспешила к двери. Путь до дома судьи казался даже привычным. Пьер шел рядом, и я все ждала, когда он заговорит. Наверное, дела плохи, раз он вдруг стал словно другим человеком.
— Случилось что-то? — спросила тихо.
— Да, — ответил он. — Не хотел еще больше тебя огорчать, но повторно допросить Марицу не выйдет.
— Почему? — удивилась я. — Она уехала из города?
— Нет. Она мертва. Ее тело обнаружили сегодня днем на дне одного из каналов. Говорят, несчастный случай. Сорвалась в воду, ударилась о камни. Но мы ведь с тобой понимаем, что это не так.
— От нее избавились, — хрипло прошептала я, вспоминая хорошенькую девушку, которая оклеветала Анри.
— И на суде скажут, что избавились от нее мы. Надо быть предельно осторожными, Полли. Я бы советовал тебе отменить визит в тюрьму, но… понимаю, что ты этого не сделаешь. Да и вдруг граф Вейран подтолкнет нас в нужном направлении? Я буду ждать тебя здесь же.
Пьер остановился на углу дома. Всего один поворот — и окажешься перед воротами судьи. Меня снова затошнило. В памяти всплыли липкие прикосновения пальцев, губ.
— Тише. — Пьер опустил руку на плечо. — Тебе придется жить с этим, Полли, но не дай случившемуся сломить тебя. Иди.
— Спасибо.
Я сделала несколько шагов, которые отделяли меня от мучителя. Постучала. Дверь открылась быстро — судья меня ждал.
— Входите, мадемуазель. — Его губы расплылись в сальной улыбочке.
— Нет, я подожду вас здесь, — ответила поспешно.
— Что же вы так? Не бойтесь. Я — честный человек.
— Хочется верить. Идемте же.
Вайхес взглянул на меня как-то по-особенному, закрыл за собой дверь и увлек на улицу. Экипаж ждал неподалеку. Мне было страшно в него садиться, но и не сесть я не могла. Скоро я увижу Анри. Пусть только это будет важным.
Заскрипели колеса. Судья сидел рядом со мной и разглядывал так, будто желал проглотить. Его рука скользнула на мое колено.
— Не надо, — отодвинулась я. — Вчера мы с вами все решили.
— Не будьте такой жестокой, Полли. Неужели вам не понравилось?
Я промолчала. Молчи, Полина, молчи! Еще немного. И как только экипаж остановился, тут же спрыгнула на землю, не дожидаясь Вайхеса.
— Не спешите так, без меня вас никуда не пустят, — полетел в спину каркающий смех.
Мы стояли у городской тюрьмы. Я почти не бывала в этом районе города, а само черное здание с узкими зарешеченными окошками видела второй раз в жизни. Даже смотреть на него было страшно. Сердце ухало о грудную клетку. Казалось, что вот-вот упаду в обморок.
— Идите за мной, мадемуазель Лерьер.
А если Гастон заманил меня в ловушку? Если в стенах тюрьмы уже ждут палачи, готовые допросить по всей строгости? Я закрыла лицо капюшоном, чтобы никто не видел, как срываются слезы с ресниц. Сейчас узнаю, права я или нет.
Судья замер у кованых дверей, гулко постучал. Скрипнуло, открываясь, окошко. Кто-то взглянул на нас сквозь решетку — и распахнул дверь.
— Ваша милость, — поклонился он Вайхесу.
— Полно, — махнул тот рукой. — Я пришел по делу. Эту мадемуазель нужно проводить к заключенному.
— Сделаем, ваша милость.
И комендант, если судить по форме, подобострастно поклонился и поманил меня за собой:
— Идемте, мадемуазель. Смотрите под ноги, ступеньки у нас крутые.
Смотреть под ноги? Я чувствовала, как схожу с ума! Пол будто менялся с потолком в бесконечной пляске. Вайхес остался в маленькой комнатушке, а мы двинулись вдоль узкого коридора к винтовой лестнице, а потом — вниз, вниз, куда-то на подземные уровни. Здесь пахло сыростью и плесенью. С потолка то и дело капала вода, попадала на одежду. Вдруг тишину прорезал чей-то истошный крик. Я вздрогнула, но комендант миролюбиво усмехнулся:
— Да, вот так и работаем, мадемуазель. Никакого покоя.
Я опустила глаза. С каждым шагом идти становилось все тяжелее. Звук шагов по тюремным плитам казался инородным, чужим. Наконец комендант остановился перед маленькой зарешеченной дверкой. Сначала заглянул внутрь через окошко, затем открыл тройной засов и отпер замки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Входите, — сказал мне. — У вас четверть часа, не больше. И то скажите спасибо его милости.
— Благодарю, — пробормотала я и шагнула в камеру. Здесь царил жуткий запах. Откуда-то тянуло испражнениями. Вонь смешивалась с сыростью, и к этому амбре добавлялись едва уловимые запахи крови и пота. Анри я поначалу не увидела — светильник был слишком тусклым. Но вдруг у противоположной стены кто-то зашевелился.
— Полина?
Этот голос я узнала бы из миллиона!
— Анри! — вскрикнула, не помня себя, и бросилась к нему. Да, это был он, мой Анри, судья не солгал.
— Полли, что ты здесь делаешь? — Анри не верил своим глазам, а я старалась не смотреть на его жуткую одежду, едва зажившие раны на теле. Только прижалась к нему и затихла, впитывая знакомое тепло.
— Я сплю? — спросил он.
— Нет, нет. — Я подняла голову. — Один из друзей отца… помог устроить эту встречу.
Лгать становилось все проще. Но сейчас это было необходимо, и я мысленно просила прощения за все, что натворила. Я не имела права находиться рядом с ним. Не после того, как отдалась другому мужчине. Только глупое сердце все равно пело и тянулось к тому, кого я любила.
— Анри, — прикасалась к щекам, заросшим щетиной, — милый мой, любимый, хороший.
Целовала упрямые губы, щеки, лоб. Думала, что задохнусь от счастья.
— Это так необдуманно, Полли, — выговорил он.
— Да, да, знаю, — шептала в ответ и продолжала целовать, обнимать, ощущая каждое прикосновение. И Анри целовал меня в ответ. Его сухие губы пылали, я чувствовала идущий от него жар. Ничего, скоро все останется позади. Мы выберемся.
— Полли…
Он первым нашел в себе силы отстраниться. Да, нам надо было поговорить, потому что другого случая до нового слушания уже не будет.
— Как ты? — спрашивала я.
— Хорошо.
Ложь, еще одна ложь, теперь уже с его стороны. Но чего я ожидала?
— Я так хотел тебя видеть.
— Я тоже, — сжала его руки. — Все будет хорошо, Анри. Я ни за что не сдамся!
— Не надо, Полли. Будь осторожна, не вмешивайся в это.
— Я уже вмешалась.
Анри качал головой и смотрел на меня, как в последний раз. А мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Все дурное забылось, пока он находился рядом.
— Люблю тебя, — прошептала самое главное.
— И я тебя, Полли.
— Кто это сделал, Анри? Кому понадобилось, чтобы ты очутился в тюрьме?
— Я не знаю. — Он качал головой. — Не знаю, Полли. Тот день был самым обычным, не считая болезни напарника. Но он часто покидал службу под предлогом болезни, я даже не удивился.
— Хоть что-то, Анри! Что-то, что поможет нам найти убийцу.
— В кабинете никого не было, Полли. Только магистр Таймус и я. Лишь одно…
— Что?
— Зеркала. Они будто покрылись инеем, но я не думал об этом, кинулся к магистру, а когда взглянул на них снова, все было в порядке.
Могло ли это быть заклинание, заблокировавшее память зеркал? Надо сказать Пьеру. Вряд ли эта магия доступна всем и каждому.
— Полли, скажи… — Анри отвел глаза. — Что случилось с семьей? Мне сказали, что родители мертвы.
Я не знала, что ответить. Правду? Только не сейчас, когда он сам на волосок от смерти.
— Они погибли, — сказала тихо. — Но давай вернемся к этому разговору после, хорошо?
Тоненькая ниточка надежды, что это «после» настанет.
— А Филипп? Ты не знаешь, где он? Он же не…
— Его там не было. Мы с ним случайно встретились. Ты не беспокойся, Фил со мной, я присматриваю за ним. Он очень волнуется и просил передать, что жив, здоров и ждет тебя. И твоя мама… Я говорила с ней в тот день, когда она погибла. И она хотела, чтобы ты знал: родители ни на минуту не поверили в твою вину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})