Читать интересную книгу Бенефис Лиса - Джек Хиггинс

— По мне, это звучит не очень-то философски, — сказала Сара.

— Напротив.

Она встала и извинилась:

— Я вернусь через минуту.

Когда она выходила из зала, трое солдат внимательно за ней наблюдали, потом посмотрели на Мартиньи и расхохотались. Когда она возвращалась, молодой солдат, который подтолкнул Мартиньи под руку, схватил ее за руку. Она попыталась вырвать руку, и Мартиньи вскочил и двинулся к ней на помощь.

— Прекратите.

— А ты, кто такой? Ее отец? — требовательно спросил парень.

Мартиньи схватил его за кисть, приложив усилие так, как его учили когда-то на тренировках по бесшумному убийству в Арисейге в Шотландии. Лицо парня исказилось гримасой боли. Сержант сказал:

— Отпустите. Он не хотел обидеть. Просто пошутил.

— Да, я так и понял.

Мартиньи проводил Сару обратно к столу. Она сказала:

— Быстро вы среагировали.

— Чувствую, когда нужно действовать. Я по натуре экзистенциалист.

— Экзистенциалист? — Она нахмурилась. — Я не понимаю.

— Новый взгляд на вещи, который проповедует один мой друг. Французский писатель по имени Жан Поль Сартр. Когда я был в бегах в Париже три года назад, я отсиживался у него в квартире пару недель. Он участник Сопротивления.

— Но что это значит?

— Много всякого. Мне показалось привлекательным предположение, что, живя в каждый момент полной жизнью, вы должны создавать ценности для себя своими действиями.

— Так вы и живете последние четыре года?

— Что-то вроде. Сартр просто выразил это для меня словами. — Он помог Саре надеть пальто. — Пора идти.

На улице уже стемнело. Музыка и веселье еще доносились со стороны ярмарки, хотя большинство ларьков уже закрылись из-за требования соблюдать затемнение. Они шли через опустевшую стоянку туда, где Мартиньи оставил машину, когда услышали топот сапог бегущих людей. Мартиньи обернулся. Приблизились двое молодых солдат. Сержант остался стоять на заднем крыльце бара и наблюдал.

— Ну, вот, — сказал тот, что затевал ссору в баре. — Мы с вами еще не закончили. Вас нужно поучить.

— Откуда такая уверенность? — резко сказал Мартиньи и, когда парень выбросил кулак для удара, ухватил его за кисть, повернул наверх и кругом, блокируя плечо. Солдат закричал, когда порвалась мышца. Второй солдат закричал от страха и отскочил, когда Мартиньи швырнул его приятеля на землю, сержант бросился бежать к ним, сердито крича:

— Вы, негодяй!

— Не я. Вы позволили этому случиться. — Мартиньи достал удостоверение личности. — Думаю, вам лучше посмотреть на это.

У сержанта вытянулось лицо.

— Полковник, сэр! — Он вытянулся и замер в ожидании.

— Это уже лучше. Вам потребуется врач. Скажите задире, когда он будет в состоянии слушать, что я надеюсь, что он чему-то научился. В следующий раз исход может быть смертельным.

Когда они уже ехали в машине, Сара спросила:

— Вы совсем не колебались, да?

— О чем вы?

— Я думаю, я поняла, что имел в виду Джек Картер. Мне кажется, у вас есть склонность к убийству.

— Слова, — сказал Мартиньи. — Игры в голове. Это все, чем я занимался годами. Ничего кроме разговоров. Одни идеи. Давайте обратимся к действительности. Давайте перестанем играть в игры с атласными платьями и обесцвеченными волосами. Вы знаете, какую технику применяют в гестапо в первую очередь, чтобы расколоть женщин-агентов, когда они попадают к ним в руки?

— Очевидно, вы намерены меня просветить.

— Групповое изнасилование. Если это не дает результата, последует применение электрического шока. У меня была девушка в Берлине. Еврейка.

— Я знаю. Картер рассказывал мне о ней тоже.

— О том, как ее пытали, а потом убили в подвале гестапо на Альбрехт-штрассе? — Мартиньи потряс головой. — Он не все знает. Он не знает, что этот Кауфманн, начальник гестапо в Лионе, которого я убил в прошлом ноябре, и был виноват в смерти Розы в Берлине в тридцать восьмом.

— Теперь я понимаю, — мягко сказала Сара. — Сержант Келли говорил, что вы были другим, и он был прав. Вы ненавидели Кауфманна годами, и когда, наконец, отомстили, то поняли, что это ничего не меняет.

— Какая мудрость. — Он холодно рассмеялся. — Отправиться туда и бросить вызов гестапо — это совсем непохоже на все те фильмы, что делаются на студиях Элстри. Во Франции пятьдесят миллионов граждан. Знаете, сколько из них являются по нашим оценкам активными участниками Сопротивления?

— Нет.

— Две тысячи, Сара. Две тысячи. — Ему было мерзко. — Я не понимаю, почему мы-то беспокоимся.

— Тогда, почему вы сами? Не только из-за Розы и вашего деда. — Он коротко взглянул на нее. — Да, и об этом я тоже знаю.

Повисло молчание. Он открыл одной рукой пачку сигарет.

— Хотите попробовать? Дурная привычка, но очень помогает в тяжелую минуту.

— Хорошо, — сказала Сара и взяла сигарету.

Он дал ей закурить.

— Кое-что, о чем я никогда не рассказывал. В тысяча девятьсот семнадцатом я должен был поступить в Гарвард. Тогда Америка вступила в войну. Мне было семнадцать. Официально непризывной возраст. Я пошел добровольцем и оказался в траншеях во Фландрии. — Он тряхнул головой. — Если существует ад на земле, это были эти траншеи. Убитым потеряли счет.

— Должно быть, это ужасно, — сказала Сара.

— А я упивался каждой минутой. Вы можете это понять? За один день я переживал больше, чувствовал больше, чем за год обычной жизни. Жизнь стала настоящей, кровавой, реальной. Мне все было мало.

— Подобно наркотику?

— Точно. Я был как человек из поэмы: постоянно искал Смерть на полях сражений. Вот от чего я сбежал обратно в изоляцию Гарварда и Оксфорда, к безопасности аудиторий и книг, к умозрительности.

— А потом снова пришла война.

— И Дагел Манроу выдернул меня оттуда в реальный мир… А остальное, как говорится, вам известно.

Позднее, уже лежа в постели с сигаретой, он слушал, как стучит в окно дождь. Дверь открылась. Она сказала тихо в темноте:

— Это всего лишь я.

— Неужели?

Сняв халат, Сара легла рядом с ним. Она была в ночной рубашке из бумазеи, и Мартиньи обнял ее просто автоматически.

— Гарри, — прошептала Сара. — Можно я признаюсь?

— Похоже, этого не избежать.

— Я знаю, что ты, вероятно, наряду со всеми остальными, думаешь, что я хрупкая маленькая девственница, но, боюсь, это не так.

— Ты уверена?

— Да. В прошлом году в госпитале я познакомилась с пилотом Спитфайра. Он регулярно приходил лечить разбитое колено.

— И вспыхнула взаимная любовь?

— Да нет, скорее взаимное вожделение, он был славным парнем, я не раскаиваюсь. Его сбили над Проливом три месяца назад.

Казалось, без всякой видимой причины она горько заплакала, и Мартиньи крепко ее обнял в темноте, не произнося ни слова.

8

На следующий день, сразу после полудня в Ферманвиле на полуострове Шербур, Карл Хаган, дежурный сержант центрального укрепленного пункта 15-ой береговой артиллерийской батареи, стоял, прислонившись к бетонному парапету, спокойно наслаждаясь сигаретой под бледным полуденным солнцем, когда увидел на подъездной дороге черный Мерседес. Без сопровождения, так что это не может быть кто-то важный. Но потом он заметил вымпел на капоте. Слишком далеко, чтобы можно было его рассмотреть, но старому солдату было достаточно. Он мгновенно отправился на командный пункт, где капитан Рейман, командир батареи, сидел, развалившись, за столом в расстегнутом мундире и читал книгу.

— Кто-то едет, сэр. На мой взгляд, какой-то высокий чин. Возможно, неожиданная инспекция.

— Так. Включите сирену тревоги. Пускай народ построится. На всякий случай.

Рейман застегнул на все пуговицы китель, надел ремень и придал фуражке предписанный наклон. Когда он вышел на редут, Мерседес как раз подъехал снизу. Вышел водитель. Первым он помог выйти армейскому майору с полосками штабиста на брюках. Вторым оказался фельдмаршал Эрвин Роммель в кожаном плаще, с белым вязаным шарфом, небрежно обернутым вокруг шеи, и защитных очках, поднятых выше козырька фуражки.

Рейману никогда в жизни не приходилось испытывать такого шока. Он ухватился за парапет. В тот же момент он услышал голос сержанта Хагана и личный состав батареи выстроился на плацу внизу. В то время как Рейман поспешно спускался вниз по лестнице, два его лейтенанта, Шил и Планк, заняли свои позиции.

Рейман шел навстречу, вспоминая, что слышал, будто Роммель предпочитает воинское, а не нацистское приветствие:

— Господин фельдмаршал, вы оказали нам великую честь.

Роммель прикоснулся концом своего фельдмаршальского жезла к козырьку фуражки.

— Ваше имя?

— Рейман, господин фельдмаршал.

— Майор Хофер, мой помощник.

Хофер сказал: