посланная МИДом, европейским департаментом – да, когда-то у меня были хорошие перспективы, которые я, видимо, сама как-то уничтожила, закопав себя заживо). Я процитировала Генона, на меня очень вызывающе посмотрели товарищи. Однако там был сын Паллавичини (шейх-суфий, итальянская династия). Шейх захлопал прямо во время выступления, поэтому это было оправданно. Оправданно! Как у Эсхила – «оправдан[186]!». Это первый короб, что можно мне присвоить во благость.
Второй – нужно сосредоточиться и подумать… А третьего короба нет! Потому что его еще нужно наработать, прежде чем умереть. Сначала короб, потом смерть. Все по очередности. Оформляйтесь за углом, касса № 3, проходите без очереди. Спасибо.
▪ ▪ ▪
Идея стартапа. Модные похороны-минимал. Техно. Затем, смотрите. Везде похороны не очень стильные. А можно сделать агентство, где стильно. Идеально. Минимал-мистический дизайнерский гроб. Юникло одежда!
Духи́ в гроб!!! Dj хороший – грустной музыки, dark-techno. Батюшка вечный. Его оставляем точно.
▪ ▪ ▪
Волнами. То очень плохо, то нормально. Тоталь дисбаланс.
Денис[187] на съемках в Тунисе.
Вообще безумная история. Как оказалось, Денис, которого я знаю лет 15 (нет, лет 10) оказался режиссером фильма «Шугалей»[188]. Последний раз виделись до ковида. Прогуляли всю ночь, закончив все в хрониках. Потом по телефону про Шугалея весело общались. В ковид-дни.
▪ ▪ ▪
В пакете под деревом вещи усопших. На участке. В окне, где умерла бабушка, свет немного светится. Странный. Синий. Живое еще что-то.
▪ ▪ ▪
О звуки моей грудной клетки!
▪ ▪ ▪
Очень надоело писать все это… И уже выглядят строки, как простыни покойника. И его одеяния. Именно такие лежали у мусорки сегодня, когда я уезжала из ковидного нашего дома. Что дальше произойдет, я уже не знаю, стальной стану, забывать научусь. С завтрашнего дня пора врываться в ритм повседневного последовательного движения и выцарапать на руке «воля и ум». Больше ничего не надо. И да. С завтрашнего дня снова не слушаю песни – какое-то время, наверное. Переслушала.
Андрей Ирышков и мы (перебирая фотографии).
▪ ▪ ▪
Хотелось остро сегодня уехать в Петроград для тотального восстановления. Но снова это бегство. Поеду, когда придет черед. Сейчас еще здесь дела. Как же одинок человек, и как стремительно от этого одиночества он пытается скрыться. На небеси и на земли.
▪ ▪ ▪
Больше, правда, надо не писать строки такие беспощадно бессмысленные. Вроде выдрала наизнанку распашонку души, теперь можно в комья и в угол или в пакет вынести. Не хочу больше в слово выть. Теперь хочу молчать. Исчезну. Временное прощание.
17 / 10
На ногах с 7 утра. За рулем часов пять, но в пределах города. Стала плохо водить, теряюсь. Забирала документы, была в морге, видела покойника, похоронили, слышала наставления ангелического диакона, плакала немного у могилы (обещала не), переживала за маму, пугалась велосипедиста в ночи, странного, мамлеевского, видела уверенную луну, пакеты из-под мертвых. Видимо, это кровавые простыни. Бабушка умерла от потери крови, вызванной ковидом. В доме умерла.
Бабушка в молодости. Русская и очень красивая.
Вот оттого, наверное, мама неспокойна. Она видела смерть. Видимо, сама. Все. При ней. Но об этом не буду спрашивать. Пока что.
▪ ▪ ▪
На молитву нет решимости внутренней, хотя еще остается вера. Интересно, два раза жизнь меня подводила к тому, чтоб связать ее с Церковью. Два раза (в разной степени) примеривала на себя роль матушки. Один раз просто как теоретический проект в юности. Второй уже был, конечно, вообще строгим и полноценным, если бы я не стала вести себя так занудно, а абитуриент бы поступил в семинарию и, вместо тусовок с полными идиотами-товарищами, читал бы Оригена. Но что-то от этого всегда отталкивало.
Монашество? Не справлюсь. Ярости много. Необузданности. Необходимости быть в двух плоскостях, побега, жажды контрастности, безумия и неуравновешенности и, наверное, силы. Но что-то я сделаю.
О тебе, о тебе, о тебе,
Ничего, ничего обо мне!
В человеческой, темной судьбе
Ты – крылатый призыв к вышине.
Благородное сердце твое —
Словно герб отошедших времен.
Освящается им бытие
Всех земных, всех бескрылых племен.
Если звезды, ясны и горды,
Отвернутся от нашей земли,
У нее есть две лучших звезды:
Это – смелые очи твои.[189]
Мне нужен какой-нибудь крепкий человек-шкаф. Завтра съездить – решить ритуальные вопросики. Но у меня его нет, поэтому я сама стану человеком шкафом. Ни одного человека шкафа среди знакомых. Кого можно взять? Не знаю.
▪ ▪ ▪
Ритуальный спорт.
▪ ▪ ▪
Самое сложное в вере – постоянство. Ото льда к огню можно метаться, но вот держать все в едином регистре – регулярно молиться, ходить в Церковь и исповедоваться, даже когда считаешь, что незачем – это важнейшее. Надо пересматривать отношение к мирской жизни – так не пойдет дальше. На мне миссия молиться за моих близких, и может, моя одинокая тихая молитва кого-то сможет спасти. Меня уже нет – но кого-то!
Мы ждем Годо[190] Еще оказалось, что зимы. Еще оказалось, что конца света.
18 / 10
Так. Кажется, заболели мы все. Кстати, причину смерти «ковид» перестали писать. Статистика же важней. Мы ж победили корону! Ага.
Очень, очень, очень, очень, очень, устала.
▪ ▪ ▪
Снова говорила с диаконом. Спросила: «А если конец света, то зачем что-либо делать в духе семьи? Он сказал: «Нужно!» А потом спросила про ковид как наказание – он сказал, что праведные не боятся. Я ответила, глянув в сторону – «Я не праведная».
▪ ▪ ▪
Могильщики сегодня были красивые – вычерченные лица, острые.
19 / 10
У бабушки вся могила в еловых лапах. Больно в этом всем – потеря прошлого. Она была его хранителем – живым. Теперь больше хранителей нет. Смерть – это все-таки удар. Хотя и жизнь тоже.
▪ ▪ ▪
Сегодня утром я не узнала себя в зеркале. Интересно – встала и не узнала. Другие глаза, синяки под глазами, странная форма лица. И даже вес был на полтора кг больше, чем вчера (удивительные трансформации).
Сон