Читать интересную книгу Без выстрела - Анатолий Клещенко

Тогда, следуя взглядом жесту начальника, Новиков увидел блеклою полосу на зелени кустарников, казавшейся сверху одноцветной плоскостью; это завернулась, показывая более светлую исподнюю сторону, листва.

– И туда? – спросил Новиков, указывая на вторую, такую же светлую дорожку, несколько правее первой и уходящую под меньшим углом к трассе.

– Гм! – сказал Раменков.

Перебравшись за обочину, он опустился на корточки, зашарил в траве руками. Не оглядываясь, сообщил:

– Точно. Вмятина от подковы.

И зашагал вниз, иногда придерживаясь за ветки. Щёлкнув предохранителем ружья, бухгалтер последовал за ним.

Шли, стараясь не зашуметь, слушая напряженную, как перед грозой, тишину. Новикову казалось, что из шейки ружья сочится влага – это потела сжимающая её ладонь. Пихты уже закрыли от них небо, когда странные звуки впереди заставили обоих приостановиться. Оглушенным тишиной ушам эти звуки представились трудными выдохами борющихся людей. Или – хрипением умирающих.

Шаг, ещё шаг…

Колыхнулись густые папоротники, затрещал валежник. Бухгалтер взял на изготовку ружье.

– Гады! Сволочи! – неожиданно выкрикнул Раменков, кидаясь вперёд. – Новиков, нож! Нож давай! Скорей!

В папоротниках ворочалась лежащая на боку лошадь. Почти задавившаяся на ремённом поводе, привязанном за пихту, она только бессильно всхрапывала, уже не порываясь подняться. На оскаленной морде пузырилась розовая пена. Над ней серой, похожей на плотный дым тучей вилась мошка.

– Ягодка. Васька её заводной увёл, для Лезиной, – объяснил Степан Ильич, когда повод был обрезан и возле дрожащей, обессиленной кобылы, всё ещё не могущей подняться, развели дымокур.

– А Гнедко? – спросил Новиков, будто начальник знал, где мог находиться второй конь.

– Тайга, – обескураженно буркнул Степан Ильич. – Найди попробуй.

И всё-таки Гнедка удалось найти. Когда, с шатающейся лошадью в поводу, оба выбрались на дорогу, Новиков кивком показал на вторую белёсую стежку.

– А туда?

– Пойдем.

Привязав кобылу вместе со своими конями и убедившись, что она более-менее успокоилась, они второй раз двинулись вниз по склону. Степан Ильич снова присел, шаря в траве, и обрадованно выдохнул:

– Есть!

Чуть ниже они даже увидели четкий отпечаток подковы на грудке слежавшегося песка, выброшенного при постройке норы барсуком.

Стежка опять привела в пихтач и затерялась бы, но дальше началась нетопкая открытая мочажина. Поваленная трава не позволяла сбиться. Оба не понимали, зачем второго коня понадобилось вести так далеко от дороги, но молчали: стоило ли удивляться мелочам, когда есть более важные поводы для удивления?

За мочажиной открылась старая гарь. Подсознательно готовый к тому, чтобы снова услышать хрип, Раменков больше слушал, чем смотрел вперёд. И поэтому, перепрыгнув первую же валежину, с трудом удержал вскрик, споткнувшись о круп лежавшего за ней коня.

Почти из-под сапога Раменкова брызнули в разные стороны два испуганных горностая в невзрачных летних шубках. Гнедко не храпел, не косил сумасшедшим глазом. Юркие горностаи и рыжегрудые кукуши, неохотно взлетевшие на ближнюю осинку, не ради бескорыстного любопытства пожаловали сюда.

– Сдох, – грустно сказал Новиков.

– Застрелен, – поправил Раменков. – Убили Гнедка.

Он показал на маленькую пулевую ранку возле уха коня. И, подумав, спросил сам себя вполголоса:

– Коня-то, коня зачем надо было убивать?

Вот тогда-то Новиков и сказал:

– Волк – он, брат, и без нужды режет. А волка сколь ни корми, всё в лес смотреть будет. Надо бы знать такое, Степан Ильич.

Раменков поднял на него тяжелый взгляд:

– Думаешь?

– И думать нечего.

– Значит, по-твоему, Васька… – начал Раменков и споткнулся, не договорив.

Бухгалтер удивленно поднял бровь:

– А по-твоему?

Не дождавшись ответа, гневно, словно не Раменкову, а выговаривая провинившемуся школьнику, стал объяснять:

– Доверие – оно хорошо до известного предела. Заигрался ты, Степан Ильич. Нельзя так. Если на человеке было пятно, – всегда скажется. Вроде малярии: ходишь вроде бы здоровый, а потом – на тебе! Рецидив! Это, брат, понимать надо. Глубже смотреть в людей. А ты ему, мало всего прочего, – пистолет!.. Оружие! Вот и ищи-свищи!

– А ты? – почему-то усмехнулся Раменков.

– Что – я?

– Ты Лезиной – деньги. Почти на четыре «Волги». Чего не смотрел глубже?

– Ну, знаешь!.. – бухгалтер даже развел руками. – Лезина – она под влияние попала. Среда. Преступное окружение. Сколько раз Васька её туда-сюда провожал. Кто именно Ваську посылал? А ты говоришь, – я!..

– Так, – сказал Раменков. – Я. Ты прав, Новиков. Что же, пойдём к лошадям. Надо ехать да сообщать кому следует. Они… разберутся. Вроде бы должны разобраться. Во всём.

Выбравшись на трассу, он потрепал по холке измученную Ягодку и предложил спутнику:

– Ты вот что. Поезжай вперёд, – надо поскорее радировать о происшедшем. Чтобы приняли меры. Спеши, только коня не замордуй. А я потихоньку Ягодку поведу. Выходится ещё, как думаешь? – с надеждой спросил он, страстно желая, чтобы эту надежду поддержали.

Бухгалтер пожал плечами. Влезая в седло, сказал:

– Спеши не спеши, сутки уже прошли. За сутки, Степан Ильич, можно, знаешь, куда удрать? Где их теперь найдёшь? Да ведь…

– Поезжай, поезжай давай, – оборвал Раменков. – Найдут. Все дороги отсюда в одну сторону. Из тайги.

Бухгалтер тронул коня в рысь, но, скрывшись за поворотом, перевел на шаг.

– Спеши не спеши, – оборачиваясь, повторил он, словно начальник мог видеть или слышать его.

Новиков терпеть не мог ездить верхом, особенно рысью: и душу вытрясет, и неделю потом по-человечески ходить невозможно. Да ещё тот же Раменков будет смеяться. И он сказал в ту сторону, где остался Степан Ильич:

– Начудил, а другие – расхлёбывай. Ну, дела!..

Он не проехал еще и трети дороги, когда стал накрапывать дождь, – к счастью, лишь на подъезде к прииску ставший по-осеннему холодным ливнем.

Утром прибывший на вертолёте оперативник с собакой разочарованно почесал выскобленный до синевы подбородок и сказал следователю в штатском:

– Бесполезно, товарищ старший лейтенант! Не возьмёт Бурун след. Смыло. Куда к чёрту!

Начальник прииска Раменков на вопрос следователя, согласен ли он с общим мнением, что задумал кражу Подклёнов, ответил:

– Сомневаюсь.

– А какую версию можете предложить вы?

– Никакой.

– Странно, – удивился следователь. – Очень странно. У вас должны сложиться определенные суждения о ваших людях.

– Вот именно.

Бухгалтер Новиков объяснил раменковское поведение так:

– Трудно сознаваться в своих ошибках, знаете. Особенно, когда ошибки зависят от характера. Степан Ильич, по сути, безусловно хороший человек. Но как раз это и плохо, товарищ следователь. Хорошим следует быть осмотрительно. Ну, скажем, подобрал этого уголовника, можно сказать, из рук выкормил – и верно, парень три года держался. А почему срыв? Да потому, товарищ следователь, что соблазн. На тебе пистолет, на тебе кассира сопровождай! Вроде как нарочно подсовывают: бери! Ну, человек и не удержался – ведь уголовник же! Вот что следовало помнить начальнику. Конечно, и наша вина есть, что не напомнили ему. Так опять же – характер…

– А что вы можете сказать о Лезиной?

– Что я могу рассказать? В душу же не залезешь, товарищ лейтенант. Но, в общем, легкомысленна. Может, со склонностями даже. Так ведь не я сам выбираю сотрудников, присылает отдел кадров. Мое дело – бухгалтерия, учёт.

Протокол допроса он подписал охотно.

Сказал только:

– Подписать – это естественно.

Розыскная собака Бурун, как и предполагали, работать по следу отказалась. Впрочем, что могла сделать собака, если преступники располагали почти двумя сутками? Стоило ли искать их здесь, в окрестностях Площадки? Стоило ли задаваться вопросом, как они скрылись: лодкой, заранее припрятанной на берегу, попутным катером, которых немало проходит по реке, или старой охотничьей тропой? Надлежало искать там, где они находились теперь. Где, – было понятно: только не в тайге. Кого искать, – тоже никто не сомневался.

Возможно, впрочем, что сомневался всё-таки Степан Ильич Раменков.

Но, по заключению экспертов, извлеченная из черепа убитого коня пуля, при сличении с пулями, найденными в стойке навеса на берегу, где упражнялся в стрельбе Подклёнов, должна была положить конец даже сомнениям начальника.

Гнедка застрелили из раменковского «зауэра».

Часть 4. Без выстрела

Глава первая

В изложении Ивана Александровича Пряхина все эти события выглядели проще и яснее. Он пересказывал то, что услышал в милиции, а там в излишние подробности вдаваться не любят. Но факты, изложенные даже самым скупым языком, есть факты.