Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысли Кошута были прерваны донёсшимся до него шумом, сначала неясным, потом перешедшим в отчётливый цокот копыт.
Он выглянул в окно кареты и увидел приближающуюся навстречу кавалькаду. Вскоре несколько десятков кавалеристов с двумя офицерами проскакали мимо кареты. В одном из них Кошут узнал молодого графа Фению.
Кошут сразу догадался, куда и с какой целью направляется отряд вооружённых солдат. Через несколько часов в «Журавлиных полях» начнётся жестокая расправа с теми, кого заподозрят в помощи бетьярам, с теми, кто выследил путь графской кареты. «Не получит пощады и тот, кто покажется виновным в одном лишь сочувствии Иштвану Мартошу или его сыну, скрывающимся где-нибудь в лесах или болотах», — подумал Кошут.
Проводив взглядом кавалькаду, он заметил теперь шагающего по обочине дороги человека.
Безотчётно он почувствовал какую-то связь между предстоящей в «Журавлиных полях» расправой и одиноким путником, бредущим по грязи. Кошут приказал кучеру остановиться и подождать пешехода, отстававшего от них. Вода непрерывными струйками стекала с его широкополой шляпы и с небольшой котомки, висевшей за плечами. Путник поравнялся с каретой и, не останавливаясь, снял шляпу и поклонился. Кошут увидел молодое крестьянское загорелое лицо и тёмные, робко смотрящие глаза.
Кошут окликнул юношу.
Не подходя близко к экипажу, путник остановился в ожидании.
— Далеко ли идёшь?
— До Рацкеве. — Юноша приблизился.
— Рацкеве? Да тебе, братец, и за десять дней туда не добраться. А если не распогодится, то пройдёшь и более… Подсаживайся, довезу до Пешта, а там обсушишься и пойдёшь дальше.
Пешеход молчал, насторожившись. Ласковые слова странного барина и предложение подвезти напугали юношу больше, чем если бы барин обрушился на него с бранью и угрозами. Он совсем растерялся, когда Кошут распахнул дверцу и повторил:
— Садись, садись!
На помощь пришёл кучер:
— Как можно, барин! Куда вы его, такого чумазого! Он и вас и всё сиденье измажет! Прикажите ему сесть сюда, со мной.
Взмолился и юноша:
— Дозвольте мне сесть на козлы!
Но Кошут не уступал:
— Обмой в луже сапоги и забирайся сюда.
Пришлось подчиниться, и молодой человек, смыв наскоро грязь с сапог, забрался в карету и занял указанное ему место напротив барина.
У ног нового пассажира скоро образовалась лужа, а сам он, не согреваясь больше ходьбой, дрожал от холода. Кошут достал из саквояжа халат и протянул спутнику.
— Смилуйтесь, добрый барин! — испуганно заговорил юноша. — Ведь мне не впервой. Я к дождю привык. Лучше отпустите меня, я пробегусь и согреюсь…
Кошут прервал его:
— Делай, как тебе говорят!
Переодевшись, юноша аккуратно подобрал полы длинного, мягкого барского халата.
— Теперь рассказывай, откуда и зачем идёшь в Рацкеве.
— Батрак я, сезонник. Свёклу копал в графском поместье. Теперь иду в город искать работы.
— Родители есть?
— Родители умерли… — запинаясь, ответил юноша. — Сирота я, — добавил он более твёрдо.
Кошут кончил расспросы. Откинувшись на спинку сиденья, он закрыл глаза.
Молодой человек с облегчением вздохнул, надеясь, что барин заснёт и избавит его от дальнейших расспросов. В мягком шерстяном халате он скоро согрелся. Сон одолевал его, но юноша боролся с ним всеми силами. Не раз случалось, что на пастбище чикоши поручали ему всю ночь подбрасывать сучья в костёр и ворошить обгоревшие головешки, чтобы не потухало пламя. Не только о тепле заботились при этом пастухи. Огонь нужен был прежде всего для того, чтобы отпугивать хищных зверей. Забредёт какой-нибудь неискушённый жеребёнок незаметно для пастуха подальше от стада и заляжет в высокой траве. Осторожно подкрадётся к нему голодный волк, и только на рассвете, недосчитавшись одного коня, пастух обнаружит его обглоданные кости невдалеке от своего шалаша.
Чтобы остеречь стадо от таких неожиданных нападений, пастухи разводят костры, за которыми бдительно следят. Хорошо дежурить у такого костра! Весело потрескивают сучья, ярко вспыхнет и задымит смолка на толстой еловой ветке. Потянет терпким, здоровым смоляным запахом. Дым окутает пламя покрывалом, но огненные языки быстро находят сквозь него выход. Вырвавшись, пламя оживится и пойдёт чертить таинственные узоры в ночном мраке. Кажется, чья-то волшебная рука выводит эти узоры, и, по мере того как она расписывает в воздухе причудливые фигуры и знаки, начинает работать воображение…
Сон неотвратимо протягивал к Яношу свои щупальца. Туманилось сознание, становились неподвижными, будто свинцом налитыми пальцы, а потом и всё тело. Но спать сейчас Яношу никак нельзя. Незнакомый барин кажется ему страшнее волка, против которого, бывало, Янош поддерживал огонь костра. С четвероногим зверем в конце концов справиться можно, а вот чего хочет барин и как поскорее выбраться подобру-поздорову из кареты, пока барская милость не обернулась для него худо?
Словно в подтверждение его опасений, Кошут открыл глаза и неожиданно спросил:
— Ты говоришь, что работал в графском имении. Это не у графа ли Фении?
— У них…
— А не слыхал ли про молодого графского охотника, чья лошадь убила хозяйскую собаку?
У молодого крестьянина вдруг пересохли губы. Он невнятно произнёс:
— Не убила… только здорово лягнула. Собака жива.
— Расскажи, расскажи, — оживился Кошут. — Чем кончилась вся эта история? Что с тем крестьянином стало? Нашли его потом?
Как ни пытался юноша скрыть своё волнение, при последних словах Кошута лицо его покраснело, а глаза испуганно и широко раскрылись. Удивлённый этим, Кошут повторил:
— Я спрашиваю, что стало с беглецом?
— Н-не… н-не слыхал. Этого я не знаю, — запинаясь, пробормотал юноша.
Кошут посмотрел на него в упор и вдруг сам почувствовал некоторое смущение. Не сидит ли перед ним тот самый человек, о котором он расспрашивает? Кошут снова откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, желая показать, что у него нет и тени сомнения в искренности ответов спутника.
И всё-таки Яношу было не по себе в этом роскошном экипаже. Идти бы сейчас пешком под дождём, по лужам, но зато без страха! До Пешта осталось несколько вёрст, дойти нетрудно. И Янош осторожно, стараясь не производить шума, снял халат, аккуратно сложил его и опустил на скамейку. Затем стал напяливать на себя совсем ещё мокрую рубаху и венгерку, которую Миклош снял со своего плеча ради друга.
Переодевшись, Янош сидел, готовый тронуться в путь, как только гостеприимный хозяин проснётся и даст на то милостивое разрешение.
Кошут, однако, не спал. Незаметно, едва приоткрыв глаза, он следил за своим спутником.
Меж тем Янош, ободрённый мнимым сном Кошута, решился наконец достать спрятанный им в глубь кармана венгерки подарок Каталины — медовый пряник.
Чудная девушка Каталина! Она совсем замучила Яноша в последние дни: насмешничает, дразнит, чуть ли не за дурака считает! А как ласково, как заботливо снаряжала его в путь! И потом вдруг этот пряник!.. Выходит, она задумала его подарить уже давно, когда в «Журавлиные поля», в усадьбу графа, приезжал известный дебреценский кондитер Амбруш, мастер изготовлять настоящие дебреценские пряники, которые славятся по всей Венгрии. Кто может отказать Каталине, когда она просит! Вот и Амбруш не устоял, сделал по её просьбе узорный пряник с надписью глазурью: «Сердце шлёт сердцу от всего сердца!» Оно, конечно, полагается, чтобы такой пряник дарил парень своей невесте, но разве для Каталины законы писаны! Захотела — и подарила ему пряник на дорогу…
Янош вытащил пряник, убедился, что он не размок, полюбовался ещё раз на красную глазурь и сусальное золото и аккуратно спрятал в карман.
Тихонько стряхнув с колен осыпавшийся с пряника сахар, Янош со страхом заметил на себе пристальный взгляд хозяина экипажа.
Краска залила смуглые щёки и даже уши юноши.
— Не смущайся, — ласково сказал Кошут, — я заметил: пряник у тебя не простой, а свадебный… Неужто ты уже жених?
— Жених! — с гордостью ответил Янош, краснея ещё больше от своей лжи или, вернее, хвастовства.
— Поздравляю! — дружелюбно произнёс Кошут. — А знаешь, что я надумал, пока дремал? Стоит ли тебе забираться так далеко — в Рацкеве? Я помогу тебе найти работу в самом Пеште.
Янош не сразу нашёлся, что ответить. На него даже оторопь нашла. Там, на сеновале, беседуя и споря с Каталиной, он готов был утверждать, что самое лучшее для него быть опять с табуном у дяди Бартоша. Но, когда он шёл под холодным дождём, под безжалостным осенним ветром, вспоминая обо всём, что стряслось над ним и его отцом, будущее стало вырисовываться перед ним в самом неприглядном свете. Как-то примет его дядя Бартош? Сытый голодного не разумеет! Дядя Бартош богат, захочет ли иметь дело с беглым бедняком? И вдруг заманчивая возможность устроиться в Пеште — городе, в который он и не мечтал попасть! На душе у Яноша стало легко: сон это или явь, только всё идёт хорошо, и нечего зевать, если счастье само лезет в руки.
- Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец - Детская проза
- Рассказы про Франца - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Николай Глебов - Детская проза
- Рассказы про Франца и собаку - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Не опоздай к приливу - Анатолий Мошковский - Детская проза