А всё оставшееся горючее находилось в баках «Убедительного». Я с удовольствием оглядел машину — да, и в самом деле такая штука может убедить несогласных… Настоящее свидетельство военной мощи бывшей империи.
Тяжёлый бронеход возвышался над головой, грозно ощерив жерла пяти орудий. Четыре лёгкие пушечки, спаренные с пулемётами, в расположенных уступами боковых башенках, и огромный куб главной башни, с тяжёлым орудием для борьбы с сильно бронированными целями и бетонными укреплениями. Броня в три пальца толщиной, плюс противогранатные решётки, делающие бесполезными ручные гранатомёты. Генерал Угррур прав, как всегда — раз в банде столько народу, чем рисковать единственным ходячим броневичком, сегодня следует не поскупиться и вывести из стойла нашего «Убедительного».
Где-то в недрах убежища загремели звонки громкого боя, и спустя считаные мгновения забухали тяжёлые шаги. Я ощутил невольную гордость — спецназ, он и спустя столько лет спецназ.
Четыре десятка бойцов заполнили ангар, быстро и без суеты построились. Ребята впрямь смотрелись ещё ничего, в бронежилетах и касках, с автоматами под мышкой и лопатками-топориками на заду. Правда, хвосты изрядно облезли, ну да радиация — она никому не мать родная…
— Ребята! — генерал вышел вперёд, с явным трудом переставляя ноги. Он был старше меня лет на тридцать и вообще был самым старшим из нас. — Опять каннибалы нагрянули в гости. Нужно устранить…
— Будет сделано! — рявкнули ребята, строго соблюдая устав. Вообще-то в последние годы Угррур не настаивал на непременно уставном к нему обращении. Но как-то само собой повелось… И вообще, дашь себе раз поблажку, другой, и конец бункеру. Вместо гарнизона специального назначения останется кучка грязных норушников, а там и до выползков скатиться недолго…
— Экипаж, в машину! Десант на броню! — зычный голос у Гррота, ничего не скажешь. В закрытых помещениях особенно.
Взвыл электромотор. Врата потерны дрогнули и начали медленно отползать в стену, открывая выход наружу. Свежий ветер ворвался в раскрытый зев, вытесняя неподвижный стылый воздух подземелья, но тепла я не ощутил. Вот дела, ведь лето уже на носу, если судить по календарю… Хотя «лето», это было там, до Конца света. Сейчас есть только морозный сезон и безморозный.
Двигатель «Убедительного» тяжко взревел, разом загасив все иные звуки, стены и пол мелко задрожали. Каждые три года на бронеход ставили свежий комплект аккумуляторов из НЗ, обноски же шли на броневичок и связистам. И это глубоко правильно — оружие должно быть исправно и в любой момент готово к применению. Как сегодня.
Чудовищная машина взяла с места плавно, лязгая широкими гусеницами, двинулась на выход. Ещё чуть, и мы выбрались на волю.
Я закинул голову, жадно вдыхая холодный воздух. Над головой рассыпалась вязь созвездий, и среди них выделялась Опрокинутая Чаша… А вот и Несбывшаяся Надежда…
Я невольно вспомнил, как ещё пацаном-школьником бегал в астрономический кружок. Вообще-то я изначально хотел стать лётчиком, но незаметно увлёкся астрономией, которую изучали на курсах юных штурманов. До чего доходило — я всерьёз подумывал, не пойти ли мне в университет…
Я усмехнулся. Много глупых идей витало в моей голове. Но жизнь, как обычно бывает, внесла свои коррективы. Армия, спецназ, особый объект номер…
А потом наступил Конец света.
Разумеется, был период конфронтации, обмен резкими заявлениями. Потом всё вдруг как-то наладилось, и по радио зазвучали бодрые марши и успокаивающие вести. Послы обменивались похлопываниями по плечам, приветственно мели пол пушистыми хвостами… «Наконец найдены взаимоприемлемые решения наболевших вопросов». Казалось, демобилизация вот-вот будет объявлена…
И только потом, уже после Конца света, я понял — решение действительно было найдено, и обе стороны готовились его исполнить.
Самое интересное, что война так и не была объявлена. Разумеется, первый ядерный удар должен быть внезапным, но после-то могли объявить? Впрочем, это уже не имело никакого значения. Даже добивающие удары прекратились буквально через несколько дней — уж очень устрашающе выглядели результаты того, самого первого удара.
Вообще-то самым тяжким был первый год, когда беспросветный мрак окутал планету, и вслед за бескрайней ночью пришёл свирепый мороз, дополненный ураганными ветрами. Народу в убежищах тогда ещё было много, страшная теснота, плач детей, визги и истерика женщин, свирепые драки между мужчинами, сумасшедшие, не боявшиеся даже выстрелов в упор… Потом стало легче. Все, кто не выдержал, отправились в Обитель Предков — кто-то удавился на проводе или шнурке, кто-то получил нож или клыки в шею от соседа, кто-то пулю от охраны… А кто-то просто умер, и все дела. И пайку увеличили, поскольку количество едоков упало многократно.
А потом наступила тоска.
Год шёл за годом, но бетонные склепы атомных бункеров так и оставались приютом уцелевших. Нет, никто не звал их «домом» — как можно? Дом, это же… это…
Никто ничего не строил. На второй год от Конца света, когда мутное солнце нарушило наконец беспросветный мрак, кое-где попытались наладить сообщение, пусть даже нерегулярное, и жалкое подобие производства. Однако неожиданно выяснилось, что никакой экономической основы для такого сообщения нет — остатки выживших сидели в убежищах и медленно проедали запасы консервов.
Когда же ещё через несколько лет стало возможным жить на поверхности, обнаружилось, что практически весь домашний скот благополучно съеден. И хуже того, не стало никаких диких животных — все передохли ещё в ту страшную Великую Ночь.
Возможно, где-то кто-то и пытался ещё наладить мирную жизнь — мне о том было неизвестно. Великая цивилизация распалась, и эфир пустел с каждым годом. Вот уже лет десять не было известно ничего о том, что творится у наших бывших врагов — именно бывших, потому как исчезли причины, вызвавшие соперничество. И вообще, враги отныне были у всех одни — вот такие банды каннибалов, уничтожавшие и без того призрачные шансы выжить.
И климат изменился. Наш генерал проговорился как-то — на обоих полюсах море сковали льды, образовавшиеся в ту первую зиму, и льды эти не собирались таять. Это казалось многим удивительным, но я не зря ходил в астрономический кружок в далёком, страшно далёком детстве. Всё было просто — льды рассеивали тепло, которое посылало солнце нашей истерзанной планете, и вот уже не только на море, но и на суше в высоких широтах понемногу формировалось нетающее белое одеяло. До Конца света здесь, мне помнится, даже в разгар зимы снег никогда не лежал долго — выпадет и растает. Сейчас же большую часть года мороз цепко держит землю и мёртвый лес, и снега сходят только к началу лета — то есть «безморозного периода», заменяющего отныне лето…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});