гравитации. Потому-то и крылатые они…
– Автор только выдвигает такое предположение. И при этом он пишет, что, знаете ли, есть единственная надежда выхода из такого результата инженирования. Ведь только сила духа в облике любви способна объединять людей иначе. Без падения с тяготением. А мы, ко всеобщему сожалению, эту силу не пытаемся не только осваивать, но даже элементарно замечать. Почему? Да потому что она может появиться исключительно при условии высокой нравственности всего народонаселения. Всей земли. Но мы наблюдаем, скорее, обратное: массовое снижение этого уровня повсюду. Вот оглянемся, опомнимся, освоим ту силу, тогда и отыщем истинные принципы естественнонаучной модели пространств. И, наконец, мы сумеем выбраться из состояния падения в состояние свободы. Таково заключение автора по данному поводу.
– А чтобы оглянуться, опомниться и освоить ту силу духа в облике любви, опять же необходим нравственный стресс. То есть, усилие извне. Эдакая помощь. Страшная. – Девушка глубоко вздохнула и вымолвила протяжное «да-а», медленно перешагивая с половицы на половицу.
Создалась тишина. Абрам Ицхакович тоже встал с дивана.
– Я когда всё это прочитал, поначалу усмехался, мне там чудилась полная чепуха, а потом наоборот, я глубоко усомнился в теперешней науке. Но и ту, иную науку мне охватить нечем, из-за отсутствия в ней привычного математического языка. Пойду, подышу воздухом.
Чай снова, как и в вагоне, остался не выпитым.
17. Пригопка
Потап копался на огороде. Искал что-нибудь съестное, да всё натыкался на сорняки. Устал, мотнул обеими руками каменных дел мастера. Сел на грядку. Задумался.
«Сорняки сами лезут повсюду. Без ухода. И без пользы. Без пользы для других. Только если для собственной персоны. Поди, они возомнили себя хозяевами жизни. Собственной. И всей, что их окружает. Они крепкие хозяева жизни огорода. Сорняки. Они ведь не только не пекутся о других, тех, кто по бокам, но, более того, заглушают их, занимая жизненное окружение лишь для себя. Хотя, некоторые из защитников природы находят в них жёсткую необходимость. Для чего-то более важного. Важнее, чем заглушенная ими иная жизнь. Ну, пусть понимают, как понимают. А я, например, ничего такого не вижу. Смысла нет». – Мыслитель потрепал ненужную стойкую и выносливую растительность, но выдёргивать не стал.
Анастасий тихо подкрался к огороду и положил узелок с едой в дальнюю от спины Потапа грядку. Затем обошёл его бочком, бочком, да оказался рядом с ним, присев на корточки.
– Ищешь чего? Или так, загораешь? – сказал он, слегка похихикивая, но лицо делал глубоко серьёзным.
– О. Ну, здорово живёшь. А сам-то, наверно, снова до Думовеи собрался. Соскучился, что ли?
– Не. Послезавтра пойдём. Новое дело есть. Надо бы посудачить кое с кем… м-да… А ты поищи-ка вон в той грядке, – ответил Анастасий полу-задумчиво, полу-с-хитрецой, – не ровен час, найдёшь что-нибудь более полезное, чем эти сорняки. – И указал растопыренной ладонью на отдалённый край участка.
Тот вздёрнул одну бровь, улыбнулся понятливо и благодарно, оторвал от земли своё седалище да с большой ловкостью и шибкостью добежал до указанного места. Вынул из пересохшего ущельица узелок и поднял его над собой.
– Нашёл! Ура!
– А, может быть, ещё что-нибудь найдёшь? – Анастасий сделал кривую улыбку и чмокнул углом губ.
– Я щас, только в избушку загляну, – хозяин вошёл в просторный дом и стал шарить меж пустых сосудов в покошенном буфетике.
Анастасий последовал за ним.
– Да, Избушка у тебя знатная. И горница, и комнаты отдельные есть, – сказал он, оценивая хоромы. Походил туда-сюда, заглянул в пустующие комнаты с отдельным входом из сеней, и ещё несколько раз чмокнул уголком рта.
– О! Вот она, ещё находка, – Потап выставил бутылочку по направлению к гостю, – я помню, что была у меня где-то непочатая четвертинка.
Вернулись на грядку. «Там веселее будет», – объяснил Потап Анастасию, захватив пару стаканчиков и маленькую скатёрку.
Посидели. По сложившемуся обычаю. Больше молчали. Долго.
– Ладно, – постановил Анастасий из Римок, – послезавтра зайду к тебе с утреца в Пригопку. Вместе в Думовею заглянем.
– Снова к племяннице, что ль?
– Хочешь сказать, к тётушке? Нет. Проведаем нашего купца Семирякова. Давно у него не были. Может, ещё картину приобрёл, а то две или больше. Поглядим. Отметим это дело. А заодно я с Васильком потолкую. О жизни. Хе-хе. Он тоже склонен туда прийти по делу. – Годится?
– Годится, годится. И мне там надо кое-что приглядеть.
– Кое-что или кое-кого? Невесту, что ль?
– Догадливый ты.
– Ну, так лучше бы тебе по лесам походить. Говорят, там гуляют девки, что надо. Только вот никак не ловятся. Ускользают, будто рыбы.
– Так то, наверное, русалки, если скользкие.
– Поймаешь, возьмёшь себе русалочку. Только вот детишки, поди, на карасей будут похожи.
– Хватит смеяться. Я по серьёзному хочу. По всамделишному. Со смыслом. Чтоб хозяйство наладить для пользы. Для пользы себе и для пользы других. Не жить ведь подобным этим сорнякам. – Он крепко ухватил цепкую до земли лебеду и выдернул её с целой вереницей корней.
– Ну, таковое намерение действительно серьёзное. Не обижайся на мою шпильку. Значит, до послезавтра?
– До послезавтра. Сам-то не проспи.
– У меня есть, кому будить… Да, чуть не забыл. Чучела. Мы вчера их видели наяву или во сне?
– Льва с овном, что ли?
– Ну да, их.
– Но ты же сам сказал, будто их Василёк соорудил.
– Василёк. Хе. Василёк. Ну, ладно. Пока. Надо же, Василёк…
18. Ксения и поэт-актуалист
Ксениюшка метала взволнованную мысль меж разрозненных интеллектуальных впечатлений от пересказа статейки из интернета. Она пыталась их сводить в некую единую умственную картину, однако мешали столь же не согласованные чувства, там-сям возникающие совершенно ни впопад. Они создавали собственные впечатления, ими застилая умственную колею. Их тоже не удавалось обуздать единым ощущением. Возникала всеобщая растерянность. Но откуда ни возьмись, вмешалось нечто третье и самое тривиальное. Ей тоже захотелось, вслед за Борей, подышать воздухом. Она вышла из «тяни-толкая», действительно глубоко вздохнула и огляделась. Поблизости не было ни одной живой души, если не считать нескольких воробушек, что-то склёвывающих с плетня. Они мигом сорвались и залетели под карниз одной из светёлок, исчезнув там в тени. Девушка двинулась, было, направо и прошла несколько десятков шагов, но её что-то остановило. Должно быть, ещё одно из природных ощущений прорвалось сквозь её фантастическое состояние. И обнаружилось, что остановил её вполне реальный поэт-актуалист Авксентий. Выловил за локоть и сказал:
– Туда не надо.
– Почему? – Ксения пришла в себя и по обычаю зарделась.
– Я чувствую.
– Угу. – Девушка не знала, что выбрать для себя, чувства или рассудок, но поддалась всё-таки чувствам, и её выбор, между нами говоря, вполне