Я ничего не добавил, просто не смог придумать, что бы еще сказать. Слишком много крутилось в голове.
Я снова и снова твердил себе, что Эмма сейчас дома, скорее всего, зависла над своим ботаническим проектом, а может, уже устроилась с книжкой в кровати. И что с ней ничего не случилось. И не должно случиться, потому что я не мог допустить даже мысли об этом.
«Приходи на шлаковый отвал». Это звучало, как приглашение. Но шлаковый отвал был просто осыпающейся грудой щебня. Он порос сорняками, был давно заброшен, что я мог там найти?
Однако, если допустить, что эти девицы были столь потусторонними, какими казались, то у них мог быть секрет, разом отметавший все вопросы.
Например, там мог быть тайный проход. Ведь всем было известно, что время от времени мертвые вставали и бродили по пустынным улицам нашего городка. Если верить слухам и страшному шепотку ночных сказок, то под известью и щебнем что-то жило.
Я, конечно, не был большим специалистом в таких делах, но эта долговязая девица явно принадлежала к миру мертвых. Исходивший от нее запах был ничем иным, как густым и тошнотворным смрадом разложения, не говоря уже о том, что живых людей с перерезанными венами и артериями не бывает.
Меня мутило при воспоминании о ее жуткой ухмылке и том, что долговязая была лишь первой ласточкой того, что я обнаружу, если явлюсь в назначенное место.
Но когда по пути домой я смотрел в темное окно, все эти соображения уже не имели значения.
Эмма. Она хотела помочь — и крохотный пузырек настойки в самом деле помог — но какова расплата, какова цена?
Только ответ не имел значения. Я не мог допустить, чтобы с Эммой что-то случилось. А раз так, я знал, что надо делать.
Глава десятая
Монстры
В нашем квартале было тихо. Никаких тварей, никаких мертвецов, никто не прятался в темноте.
Я шел по Конкорд-стрит к Орчард-серкл, мимо тупика и вниз по склону к мосту.
Мне было очень одиноко на пустынных улицах в такой поздний час, но настоящее одиночество я испытал, когда пробирался через глубокий овраг, отделявший наш квартал от центра города, без малейшего представления о том, куда иду и во что ввязываюсь.
Начав спуск, я сразу почувствовал сырой сладковатый запашок, напоминавший смесь гнили и садового компоста.
Гитарист из «Распутин поет блюз» стоял на мостике, его силуэт почти сливался с темнотой и казался неестественно высоким из-за шляпы. Он курил, а когда поднял глаза, кончик его сигареты вспыхнул яркой неистовой краснотой.
Я шагнул на мост.
— Ты меня ждешь?
Он кивнул и махнул рукой в сторону дальнего конца моста.
— Давай прогуляемся.
Моя кожа покрылась мурашками.
— Кто ты… как тебя зовут?
— Называй меня Лютер, если хочешь.
— А если не захочу?
— Тогда зови меня как-нибудь иначе.
Выдержав загадочную паузу, он снова указал на дальнюю сторону оврага, потом кивнул на шлаковый отвал.
— Куда мы идем?
— В преисподнюю, куда же еще?
От звука его голоса по моей спине пробежала дрожь. Нужно было совершенно спятить, чтобы добровольно отправиться в логово мертвецов. Просто выжить из ума. Я знал, что должен сказать «нет» и уносить ноги, пока не поздно.
И чего бы я этим добился? Да, у меня было множество оснований повернуться, подняться по склону, прибежав к себе домой и запереть дверь. Но когда дело касалось Эммы, моя преданность не знала границ. Ради нее я был готов на все.
Поэтому я пошел за Лютером по мосту и дальше, по извилистой тропке, сбегавшей на дно оврага, где высился черный бугристый отвал. Чем ниже мы спускались, тем выше он становился, гигантский на фоне неба.
Лютер с улыбкой прикоснулся к полям своей шляпы.
— Дом, милый дом.
— То есть, вы живете в шлаковом отвале?
Он передернул плечами, как отмахнулся.
— Если быть точным, под ним.
Лютер сунул руку под пальто и вытащил нож. Лезвие было длинное и желтое, костяное, может даже из слоновой кости.
Я отшатнулся.
Лютер рассмеялся.
— Не дури. Я не собираюсь тебя резать.
С этими словами он по самую рукоятку воткнул нож в подножие холма.
Лезвие вошло в шлак, секунду-другую все оставалось без изменений. Потом целый пласт щебня отошел в сторону, открыв узкую дверь.
Лютер убрал нож, открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь.
За порогом стояла тьма, пахло плесенью. Вход оказался очень низким, оттуда тянуло сыростью и холодом, но я не колебался. Лютер вошел в низкий туннель следом за мной. Обернувшись, я заметил только выцветшую черноту его пальто и жест, указывающий вниз.
Мы шли медленно, одной рукой я держался за стену. Поверхность ее была грубая, с вкраплениями рыхлой породы, но, насколько я мог убедиться, угроза обрушения туннелю не грозила.
Пол под моими ногами неуклонно понижался, и с каждым шагом я все яснее понимал, что мы находимся глубоко под землей. Ниже уровня погребов и подвалов, ниже водопровода, разветвленной сетью бегущего под улицами нашего городка. Тяжесть земли сверху давила и душила, но одновременно успокаивала. Я чувствовал себя как в коконе.
Постепенно тоннель начал расширяться, воздух стал сырее и прохладнее. Далеко впереди, внизу, горел свет.
Когда мы дошли до угла, Лютер остановился, расправил воротник, одернул манжеты.
Свет пробивался из узкой щели между двух тяжелых створок дверей.
Лютер схватился за ручки и распахнул створки. Потом сорвал с себя шляпу и низко поклонился.
— Добро пожаловать в Дом Хаоса!
Я оказался в подобии вестибюля с каменным полом и высоким потолком. Вдоль стен тянулись ряды горящих факелов, дым пах чем-то черным и маслянистым, вроде керосина.
Разномастные рукоятки факелов были вырезаны из толстых сучьев и бейсбольных бит, кажется, я даже разглядел там древко от садовой лопаты или топора. В стенах были и другие проходы, даже ниже того, через который мы вошли. Друг напротив друга из стен выступали два огромных каменных камина, но ни один из них не горел.
Рядом с одним из каминов тусовалась стайка девиц, во все глаза пялившихся на нас с Лютером. На них были длинные грязные платья и зашнурованные на спине корсеты. От девиц пахло еще отвратительнее, чем от тех двоих на вечеринке. Я невольно подумал о морге.
В дальнем конце комнаты высился массивный деревянный стол. За таким обычно сидят библиотекари или администраторы, на стуле возле него никого не было.
Лютер положил мне руку между лопаток, и я невольно вздрогнул от тяжести и неожиданности этого жеста.
— Иди, — тихо сказал он. — И не надо бояться. Она просто хочет с тобой познакомиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});