— Эти типы найдут наши следы, — предостерег Джемми, с невиданной прытью запрыгнув в седло.
— Вперед! Это единственное спасение для нас.
— Но ведь они обнаружат вас!
— Обо мне не беспокойтесь! Вперед, только вперед!
Двое вестменов уже сидели верхом и вовсю погоняли своих животных. Шеттерхзнд осмотрелся. Оба белых, так же как и он, не оставили практически никаких следов на гравии. Участок, покрытый галькой, поначалу резко расширялся, потом становился уже и поднимался вверх по склону, после чего исчезал в тени густых пихт.
Он повесил штуцер мастера Генри на седло, взял «медвежебой» на плечо и тихонько шепнул на ухо своему коню лишь одно слово на языке апачей:
— Пенийил!66
Когда он начал ловко и энергично взбираться вверх по крутому склону, животное последовало за ним, как верный пес. Казалось, подняться здесь коню просто невозможно, и все же вскоре оба — человек и животное — после непродолжительных, но весьма больших усилий оказались наверху, под деревьями. Охотник положил коню на шею руку.
— Ишкуш!67
Животное тотчас подчинилось и осталось лежать совершенно неподвижно — чувствовалась индейская выучка.
Шошоны тем временем заметили следы. Если бы это были следы Олд Шеттерхэнда, то краснокожие должны были предположить, что они ведут на восток; но отпечатки животных Фрэнка и Джемми оказались слишком четкими — их нельзя было не заметить. Шошоны последовали по ним и очень скоро подошли ближе.
С момента исчезновения обоих немцев прошло едва две минуты, а индейцы были уже у тсуги. Несколько воинов спешились, чтобы отыскать пропавший на гальке след.
— Иве, иве, ми, ми!68 — крикнул один.
Он нашел то, что искал. Краснокожие тотчас помчались дальше. Шеттерхэнд сверху, из своего укрытия, хорошо слышал, как они галопом поскакали за беглецами.
Теперь самое главное — хладнокровие и ловкость, так подумал он. И еще о том, что Джемми определенно тот человек, кому удастся проявить эти качества.
Тут его конь встрепенулся и издал легкое пофыркивание — верный знак того, что его хозяин должен держать ухо востро. Животное глянуло на белого охотника большими умными глазами и повернуло голову в сторону, наверх. Охотник взял в руки штуцер, стал на колени, готовый выстрелить, и устремил взгляд своих зорких глаз вверх. Деревья стояли здесь так тесно, что не позволяли видеть ничего дальше себя. Однако через секунду он спокойно отложил штуцер в сторону. Он увидел среди нижних ветвей украшенные иглами дикобраза мокасины и понял, что носивший эту обувь человек — его лучший друг. В ту же секунду ветви зашуршали, и вождь апачей Виннету предстал перед ним.
Глава пятая. ВИННЕТУ
Он был одет точно так же, как Олд Шеттерхэнд, только вместо высоких сапог носил мокасины. Его длинные, густые, черные как смоль волосы были высоко подняты наверх, зачесаны назад и стянуты узлом, голову его опоясывала налобная повязка из кожи гремучих змей. Он не имел никакого головного убора — этому воину не требовались отличительные знаки вождя; достаточно было только взглянуть на него, чтобы тотчас понять — это незаурядная личность. На его шее висели мешочек с «лекарствами», трубка мира и тройное ожерелье из медвежьих клыков — трофеи, которые он добыл сам в смертельных схватках с хищниками. В руке индеец держал двуствольное ружье, вся деревянная часть которого была обита серебряными гвоздями — знаменитое на всем Западе Серебряное ружье, пули которого никогда не проходили мимо цели. Его серьезное, по-мужски красивое лицо имело почти римский профиль, скулы на нем были едва заметны, а матово-смуглая кожа отливала бронзой.
Да, это был Виннету — вождь апачей, самый знаменитый из индейцев! Его имя звучало в каждой бревенчатой хижине, у каждого лагерного костра. Справедливый, умный, верный, храбрый до дерзости, не терпящий фальши друг и защитник всех нуждающихся в помощи, будь то красные или белые, он был известен во всех уголках Соединенных Штатов и даже за их пределами.
Олд Шеттерхэнд поднялся с земли. Он хотел заговорить, но резким жестом Виннету призвал его к молчанию. Еще один знак, поданный вождем апачей, заставил его прислушаться.
Издалека доносилось монотонное пение. Постепенно эти звуки становились все громче, следовательно, те, кто их издавал, приближались. Это были минорные тона на четыре восьмых такта; две первые восьмые — малая терция, последняя четверть — прима, а затем после квинты69 вверх взлетал пронзительный звук восторженного ликования.
Затем до обоих донесся громкий лошадиный топот, а вскоре они увидели людей, распевающих заунывную песню. В ней то и дело повторялось: «тотси-вув, тотси-вув!», то есть «скальп, скальп!».
Из чего Олд Шеттерхэнд сразу заключил, что оба немца были взяты в плен.
Шошоны проскакали вниз по склону, как принято у индейцев, один за другим. В середине цепочки находились оба пленника. Ноги их были крепко привязаны к лошадям, оружия при них, естественно, не было. Никаких следов ранений. А вдруг схватки вообще не было? Может быть, они, оказавшись в окружении, поняли, что сопротивление бесполезно, и сдались без боя?
Шошоны, похоже, не предполагали, кто может за ними тайно наблюдать. Пленники же, напротив, жадно искали глазами следы присутствия Олд Шеттерхэнда, должен же он подать хоть какой-нибудь знак, что заметил их! Охотник прекрасно их понимал и, хотя рисковал попасть в поле зрения какого-нибудь шошона, бросившего в его сторону случайный взгляд, все же чуть высунулся из своего укрытия и, махнув шляпой, тотчас отпрянул назад.
Краснокожие исчезли из виду. Их монотонное «тотси-вув, тотси-вув!» слышалось еще некоторое время, а потом все стихло.
Вдруг Виннету повернулся и, не сказав ни слова, оставил Олд Шеттерхэнда. Тот спокойно ждал. По прошествии, быть может, минут десяти апач вернулся, ведя своего коня в поводу. Поистине непостижимо, как животному удалось пробраться сквозь густой лес по такому обрывистому, покрытому галькой склону! Жеребец был тех же кровей, что и у Олд Шеттерхэнда, хотя все же коню охотника можно было отдать предпочтение, ибо благородный вождь подарил своему белому брату лучшего из двух.
И вот они стоят рядом — два человека, сердца которых не дрогнут даже перед целым индейским племенем. Однако проницательного взгляда в глаза апача Олд Шеттерхэнду было достаточно, чтобы отпала всякая необходимость подробного объяснения происшедшего. Каждый из них так хорошо знал другого, что они легко понимали друг друга без слов. Поэтому белый сразу спросил:
— Вождь апачей открыл место, где шошоны разбили свой лагерь?