Читать интересную книгу Ребята с нашего двора - Эдуард Шим

«Я ему плохого слова не сказал! Ни одного замечания не сделал! Я теряюсь в догадках и ничего не могу придумать, кроме того, что он…»

«Ну? Договаривай, Аркаша!..»

«Что он… до сих пор любит отца!»

Жека услышал, как за перегородкой наступило молчание. Долгое такое. Они оба размышляли над этим дурацким высказыванием, и вздыхали, и чашечками звякали.

«Нет, Аркаша… — донесся голос матери. — Только не это! Ты же видел его отца, ты представляешь, что это за человек… Женька никогда его не любил!»

«Все-таки отец!..»

«Он хуже чужого!»

«Родной отец! К нему бывает и бессознательная тяга!»

«Нет, Аркаша. Я тебя уверяю — нет, нет… Женька сам сказал, чтобы я подавала на развод. Понимаешь — сам сказал! Действительно, он ведь взрослый мальчишка, он во всем разбирается!»

Это уж точно. Будьте уверены — Жека теперь во всем разбирается. Хватит ему оплеухи получать. Самостоятельным можно сделаться очень быстро. Для этого требуется, чтоб ты получал оплеухи и чтоб надеяться было не на кого… Недаром же говорится, что битье определяет сознание.

За перегородкой снова затихли. Ну, молчите, молчите. Думайте, что вам делать. А Жека давно знает, давно решение принял. И выполнит его — будьте уверены.

3

Мужчина пил кофе, подставляя под чашечку ладонь — чтоб не капнуть нечаянно.

— Тогда не понимаю… — сказал он.

— Я тоже, Аркаша. Одна надежда, что он постепенно привыкнет. Смирится.

— Он меня просто ненавидит. Как врага ненавидит! Помнишь, он разводил пчел на балконе? Теперь я знаю, я догадываюсь, зачем он их разводил.

— Ну, Аркаша, это уж напрасно… Пчелы всех кусали. Весь дом ходуном ходил.

— Но главной целью был я.

— Нет, Аркаша, никакой цели не было. Где-нибудь прочитал, что можно разводить пчел на балконе, вот и устроил все.

— Я тоже кое-что прочитал о пчелах, — сказал мужчина. — Их, оказывается, можно дрессировать.

— Как это?

— Науськивать на определенный запах. Понимаешь, я после бритья употребляю одеколон. Всегда один и тот же — «Лаванду»… Поэтому пчелы меня и кусали больше, чем всех других. За версту к этому дому не подпускали. Он их науськал на лаванду.

— Разве это можно, Аркаша?

— Это очень просто. Давай им подкормку с определенным запахом, и они будут его искать.

— Я этого не знала…

— Он хитрей нас обоих, Зоинька. Он еще такое выкинет.

— Ты его стал бояться?

— Хуже. Я стал его подозревать. Вот вчера, например, иду вечером на автобусную остановку… После спектакля много народу, толкучка, я пропустил вперед женщин, втискиваюсь последним. И когда дверцы уже захлопываются, вдруг чувствую боль в ноге… Вот здесь вот.

— Я сразу заметила, что ты прихрамываешь!

— Видишь, у меня высокие ботинки. Я всегда такие ношу. И вот кто-то бросил окурок за голенище, прямо вот сюда… Очень метко. Когда влезал в автобус, голенище оттопырилось — и пожалуйста, меткое попадание! Ну, а в автобусе давка, не то что нагнуться — пошевелиться нельзя. Окурок тлеет, носок тлеет, боль адская…

— Ты полагаешь — это он сделал?!

— Я же говорю, что стал его подозревать, Зоинька. Конечно, многие люди швыряют на остановке окурки. И один мог случайно попасть за голенище. Но уж слишком меткое попадание. Прямо в щелочку! Он вчера поздно вернулся?

— Поздно… — прошептала она, прижав щеки ладонями.

— Вот видишь.

— Не может быть!

— Признайся, ты ведь сама его подозреваешь.

— Я узнаю, Аркаша. Я спрошу его и непременно узнаю!

— Он не скажет, — усмехнулся мужчина. — Он достаточно хитрый. Он будет меня изводить со всей мальчишеской жестокостью — потихонечку, тайно, чтоб не попасться…

Сбоку от них рывком отворилась фанерная дверь, взметнулась отброшенная портьера. Жека стоял в темном проеме, полуголый, босой.

— Женя?! — вскрикнула мать.

— Я не буду тайком, — проговорил Жека, с ненавистью глядя на мужчину. — Я могу при всех! Я вас не боюсь, я не такой трус!..

— Женя!..

— Я достал пчел для себя! — сказал Жека, отталкивая подбежавшую мать. — А потом науськал на вашу поганую лаванду, это правда! И жалко, что поздно догадался, надо бы раньше!..

— Женька, замолчи! Иди к себе!!

— Но никакие окурки я не швырял! Мне не надо, чтобы тайком! Все равно я выгоню вас отсюда! При всех выгоню!..

— Женя! Немедленно извинись перед Аркадием Антонычем!

Мужчина поднялся, поставил на блюдце кофейную чашечку.

— Что я тебе сделал?

Они смотрели друг на друга, сталкивались взглядами. И Жеку прямо трясло от ненависти.

— А вы не знаете, да?!

— Я не знаю, Женя.

— Врете все, врете!.. Не хуже меня знаете, только врете! А ну, уходите отсюда!!.

Жека рванул с вешалки тяжелое пальто, с размаху швырнул его к дверям. Шляпа свалилась — он и шляпу поддал.

— Женька, перестань хулиганить!! — кричала мать. — Аркадий, не нужно! Не слушай его!..

И вдруг мать будто поперхнулась. До нее донеслись звуки шагов, голоса в коридоре — это выскакивали из комнат соседи, разбуженные скандалом.

Аркадий Антонович замер недвижимо. Смотрел на валяющееся пальто, но поднять не решался.

— Что? — сказал Жека. — Воды в рот набрали? Все равно выгоню!

— Аркадий, не ходи! Не надо!.. Женя, он уйдет, но не сейчас, а немножко погодя…

— Он сейчас уйдет!

— Женечка, не надо, ты же понимаешь…

— Он сейчас уйдет! А то всех соседей позову!

Аркадий Антонович нагнулся, поднял пальто. Отряхнул шляпу.

— Хорошо, Женя. Успокойся, я ухожу.

В наброшенном на плечи пальто, держа в руках шляпу, он стал протискиваться в дверь. Жека подскочил, распахнул ее настежь. В коридоре тотчас затихло, голоса оборвались. Аркадий Антонович быстро пошел прочь, мать бежала за ним, что-то шепча.

Жека представил, как изо всех комнат повылезали соседи и смотрят. Ощупывают взглядами, запоминают. Шептун надеялся, что сюда можно ходить тайком. Он половину делишек обделывает тайком и других в этом подозревает. Ладно, шагай теперь сквозь строй. В другой-то раз ночью не придешь. Побоишься, что соседи на тебя заявление напишут.

А мать Жеки теперь тоже призадумается — пускать ли в гости милого Аркашу. Пока жил здесь отец, скандалы разражались почаще летних дождей. Вся квартира вздохнула, когда отец съехал. И теперь новых скандалов мать не допустит, остережется.

Все, Аркадий Антоныч. С приветом. Пишите письма.

4

Мать собой не владела, когда вернулась в комнату.

— Ты что же это?!. — каким-то хрипящим, клокочущим шепотом говорила она. — Ты что, мерзавец, делаешь?! Мало я стыда перенесла при отце, теперь ты позоришь?!

Жека лежал, отвернувшись к стене. Казалось, ударь его — все равно не шевельнется.

— Или ты приучился к хамству? Тоже приучился к этому хамству, и теперь… когда культурный человек тебя не трогает… ты…

Слезы появились у матери на глазах. Она вытирала их согнутым пальцем, и на нем оставались черные следы от ресниц.

— Я хотела… по-хорошему… Чтобы все теперь было по-хорошему, как у людей… Думала, ты поймешь. В твоем возрасте уже понимают. Но ты не хочешь. Ты не желаешь по-хорошему. Ладно, я приму свои меры. Но только не жалуйся потом… Чем это пахнет? — вдруг насторожилась мать, невольно принюхиваясь. — Откуда такой запах? Что ты делал здесь, отвечай!..

Жека чуть заметно дернул голым плечом, будто муху согнал. Но повернуться не соизволил.

Мать оглядела крошечную комнатку, всю знакомую ее обстановку — письменный стол, застеленный протертой до дыр бумагой, кухонную табуретку, заменявшую стул, этажерку с книгами и железную узкую кровать. Под кроватью что-то желтело, лишнее. Туда были задвинуты какие-то посторонние ящики, похожие на посылочные.

— Это еще откуда?!. — Мать наклонилась и выдвинула один ящик. Он был тяжелый, сырой, из-под него текло. Смердящая жижа текла.

— Не трогай! — вскинулся Жека.

— Что за гадость ты приволок?! Опять опыты затеваешь? Ф-фу-у, ведь дышать невозможно!

— Не трогай!!

— Ну, не-ет! — ожесточаясь, закричала мать. — Поперек горла мне твои фокусы! Я этому положу конец!.. Я предупреждала!!

Она повернулась спиной к Жеке, чтоб он не смог помешать, потом взгромоздила один ящик на другой и приподняла их, собираясь вынести из комнаты. При первом же шаге нижний ящик стал разбухать, разваливаться по частям. Шмякнулась жидкая земля, как коровья лепешка на дорогу, посыпались досочки… Мать какую-то долю секунды еще старалась удержать их — и вдруг грохнула ящиками об пол:

— Убирай сам! Немедленно!!

— Там были грибы посеяны! — крикнул Жека. — Мешали они?!

— Теперь — грибы… — тоскливо сказала мать. — То змеи, то голуби, то пчелы на балконе. А теперь грибы под кроватью.