Читать интересную книгу Старец Горы - Сергей Шведов

– Я думал так, когда был федави. В мои обязанности входило устранение тех, кто препятствует явлению Махди, следовательно, мешает этому миру стать лучше.

– Теперь ты думаешь иначе?

– Я поднялся на следующую ступень познания, барон. Стал рафиком, а скоро стану даисом, миссионером, несущим свет заблудшим людям.

– У тебя мания величия, Ролан, – покачал головой Глеб, слегка ошеломленный чужими откровениями.

– Хусейн Кахини приоткрыл мне дверь в храм Истины, – продолжал ровным голосом исмаилит. – Бога нет, благородный Глеб, в привычном для тебя понимании. Зато есть Великий Разум, часть которого каждый из нас носит в себе. Миссионеры и пророки наделены им в большей мере, обычные люди – в меньшей. Но рано или поздно появится человек, который вберет в себя столько небесной энергии, что способен будет изменить мир. Вот он-то и будет Махди или Иисусом Христом, как тебе больше нравится.

Сказать, что Глеб был удивлен, значит, ничего не сказать. До сих пор он не задумывался о вере, просто исполнял не очень прилежно все предписанные церковью обряды, в надежде, что Бог простит грешника. О втором пришествии Христа Глеб, конечно, слышал, многие ждали его в тысяча сотом году, но этот год уже прошел, а значит, расчеты предсказателей в очередной раз оказались неверными. Но их ошибка не отменяла Апокалипсиса, она просто отодвигала его на неопределенный срок. Барон де Руси очень надеялся, что конец света если и наступит когда-нибудь, то уже после того, как он закончит свой жизненный путь. Во всяком случае, приближать Апокалипсис он точно не собирался, и был до крайности удивлен, узнав, что есть люди, думающие иначе.

– Ты плохой христианин, Глеб, – насмешливо произнес Ролан де Бове. – Ибо для истинно верующего в Христа человека, Апокалипсис – это спасение от мук, которые он претерпевает на грешной земле. Смирные овцы будут отправлены заботливыми пастырями на тучные луга, а их недостойных собратьев низвергнут в ад на вечные муки. Боюсь, что ты, барон, окажешься в числе последних.

– Это еще почему?

– Ты прелюбодей, Глеб, – спокойно отозвался Ролан. – Ты живешь с чужой женой, как со своею собственной. А ведь сказано в писании – не возжелай жены ближнего своего…

К счастью, шевалье де Бове держался настороже, иначе баронский кулак, затянутый в перчатку, непременно выбросил его из седла на землю, которую он называл грешной.

– Чертов еретик, – зло прошипел Лузарш, нащупывая рукоять тяжелого рыцарского меча.

– Успокойся, благородный Глеб, – сказал Ролан, обрывая смех. – Не я рою яму для тебя и твоей возлюбленной. Боэмунд Антиохийский поручил Андронику найти Леона де Менга, мужа прекрасной Адели. Что тот и сделал. Рафик очень расторопный человек, это надо признать.

– Так Андроник исмаилит? – спросил удивленно Лузарш, уже успевший обрести утерянное спокойствие.

– Как видишь, христиане находят общий язык с исмаилитами, когда это им выгодно, – вздохнул Ролан. – Ты мешал благородному Боэмунду, барон де Руси, и он пошел на сделку с еретиком, чтобы от тебя избавиться. Увы, дружба с дьяволом далеко не всем идет на пользу. Нурман оказался в плену у Гази Гюлюштекина, а на твои замки нашелся новый претендент.

– Кто?! – страшно выдохнул Лузарш.

– Рафик Уруслан, мечтающий стать даисом, – улыбнулся шевалье. – В трудный час я должен был протянуть тебе руку помощи, барон. И ты принял бы эту руку, ибо иного выхода у тебя не было бы. Поскольку патриарх Даимберт, как истинный поборник христианской веры, отлучил бы вас с Аделью от церкви. И никто бы не осмелился произнести ни единого слово в защиту прелюбодеев.

– Ловко, – холодно произнес Лузарш. – И где сейчас находится Леон де Менг.

– Не знаю, – пожал плечами Ролан. – Андроник спрятал его в одном из замков Кападокии, но в каком именно не сказал. Я тебя предупредил, барон, чтобы ты держался настороже и не слишком доверял клирикам, пекущимся о твоей душе.

– Так кто же ты такой, шевалье де Бове, мусульманин или христианин? – в лоб спросил Глеб.

– Не знаю, – покачал головой Ролан. – Мой брат Венцелин утверждает, что все Гасты потомки богов, но, по-моему, он слишком далеко зашел в своем самомнении.

Дни Вермондуа были сочтены, это Глеб понял сразу же, как только увидел бледное лицо графа и его застывшее в неподвижности тело. У благородного Гуго был сломан позвоночник, перебито плечо и повреждены легкие. Каждый вдох давался ему с большим трудом, а глаза буквально кричали от боли. Смерть явилась бы для Гуго спасением, он это отлично осознавал, но продолжал упорно бороться за жизнь, ибо считал свой уход преждевременным.

– Наконец-то, – прохрипел он при виде Глеба. – Я тебя ждал, Лузарш. На тебя вся моя надежда.

Вермондуа попытался приподняться, но тело отказалось ему повиноваться, и он со стоном откинулся на спину. На миг Глебу показалось, что граф умер, но благородный Гуго еще не сказал последнего прости нашему миру.

– Я любил эту женщину больше, чем самого себя, Лузарш, и все-таки не смог ее защитить. Ни ее, ни ребенка. Ты был моим вассалом, Глеб, ты был моим другом. И ты должен сделать то, что оказалось мне не по силам. Мой сын должен вырасти христианином, я дал клятву Богу, но выполнить ее я поручаю тебе. Остальное ты узнаешь от Драгана де Муши. Это мое завещание, Лузарш. Последняя просьба умирающего друга. Найди их и спаси.

– Я сделаю все, что в моих силах, – неуверенно произнес Глеб.

– Нет, Лузарш, ты самый умный, хитрый и смелый из людей, которых я знаю. Мне нужно не обещание, мне нужна клятва. Не клянись Христом, поклянись Аделью, и этого будет достаточно.

– Ты слишком много от меня требуешь, Гуго.

– Знаю, – прохрипел граф. – Ни с кого другого я не стал бы брать такой клятвы, Лузарш, а с тебя возьму. Ибо ты – сможешь! Единственный из всех.

– Хорошо, – почти злобно произнес Глеб. – Клянусь Аделью, я вырву твоего сына из рук сельджуков.

– Спасибо, Лузарш, – выдохнул Вермондуа, но следующего вдоха, которого с напряжением ждали окружившие ложе шевалье, так и не последовало, граф дернулся всем телом и затих.

Графа Вермондуа, брата французского короля Филиппа, внука великого князя Ярослава погребли в Тарсе в храме Святого Фоки, построенного византийцами в годы рассвета своей империи. Благородный Гуго так и не дошел до Иерусалима, в который стремился попасть, зато он потерял на этом пути все, чем дорожил – любимую женщину и сына, рожденного ею. А перед смертью он возложил на плечи барона де Руси такую ношу, что у Глеба от тяжести прогнулись плечи.

– Ты поступил опрометчиво, барон, – вздохнул шевалье де Бове.

– Я не осуждения жду от тебя, а помощи, – буркнул недовольно Лузарш. – Твои исмаилиты наверняка знают, куда сельджуки увезли взятых в полон женщин и детей.

– Пожалуй, – задумчиво проговорил Ролан. – В таком случае, мне придется наведаться в замок Дай-эль-Кебир и поговорить с даисом Бузург-Умидом.

– А где этот замок находится?

– В Горной Сирии, – пояснил де Бове. – Ассасины прибрали его к рукам совсем недавно и вряд ли легко расстанутся с ним.

– А ты уверен, что этот человек станет тебе помогать?

– Я спас Бузург-Умиду жизнь, у него нет причин мне не доверять, – пожал плечами Ролан.

У Глеба едва не сорвались злые слова в адрес двурушника, но он сумел совладать собой. Глупо ссориться с человеком, от которого ждешь помощи. А шевалье де Бове был, пожалуй, единственным, кто мог протоптать дорожку в сельджукский стан. Возможно, за это его и ценили такие неглупые люди, как граф Танкред Галилейский и король Болдуин Иерусалимский.

Венцелин фон Рюстов купил в Антиохии тот самый дворец, который во время штурма едва ли не в одиночку захватил Гуго Вермондуа. Посредником в торге выступил купец Корчага, отец пропавшей Милавы. Именно с ним Лузарш столкнулся во дворе усадьбы Венцелина, когда приехал навестить соратника по крестовому походу. Корчага уже знал о постигшем его несчастье, а потому вопросов не задавал, только пристально глянул в глаза барона и произнес:

– Я заплачу любые деньги, благородный Глеб, только помоги мне вернуть мне дочь и внука.

– Я уже дал клятву графу Вермондуа, старик, – нахмурился Лузарш. – Не заставляй меня повторяться.

Драган де Муши остался во дворе, чтобы обсудить с купцом свои проблемы, а борон де Руси, раздраженный неуместной просьбой, прошел в дом, где столкнулся в дверях с шевалье де Сен-Валье. На лице благородного Бернара ликование было написано столь яркими красками, что Глеб слегка оторопел.

– Свершилось! – вскинул руку к потолку Сен-Валье.

– Это ты о чем? – не понял его барон.

– Она пришла к нему сама этой ночью, – понизил голос до шепота Бернар. – Хотя, конечно, без моего участия в этом деле не обошлось.

– Да ты пьян! – сообразил, наконец, Глеб.

– Причем еще с вечера, – охотно подтвердил Бернар. – А в трезвом виде я никогда бы не решился ей об этом сказать.