… После безуспешных попыток преодолеть окский водный рубеж хан Ахмат повел свою орду к реке Угре, притоку Оки. Однако у бродов на Угре уже стояли русские полки, переброшенные сюда князем Данилой Холмским из-под Калуги. Вместе с князем Холмским находился государев наследник Иван Молодой, не пожелавший покинуть войска и укрыться в Москве, как того желал его державный отец. Ратники и воеводы понимали, что в эти осенние дни решается судьба Руси. Голубая лента реки Угры, отделявшая русских воинов от темных ордынских полчищ, уподобилась таким образом Поясу Пречистой Богородицы, спасающему христиан от нашествия поганых…»
Рядом с летописной книгой лежал небольшой обрывок плотного бумажного листа, на котором торопливым почерком Микифора было написано несколько строк. Из этой записки явствовало, что Микифор принял решение уехать на реку Угру, где стоят русские полки в ожидании татарского вторжения.
«Мой долг быть там, где решается судьба нашего отечества» – такими словами заканчивался короткий текст записки.
Владыка Вассиан недовольно скомкал записку в кулаке. Не ожидал он от послушника Микифора такого опрометчивого поступка! Хотя, с другой стороны, патриотичный порыв молодого летописца был понятен архиепископу.
«Микифору не терпится увидеть своими очами это великое противостояние на Угре, – думал владыка Вассиан. – Младень не желает излагать в летописи события, услышанные из чужих уст. Ему хочется стать свидетелем и участником величайшего торжества Руси над ненавистной Ордой!»* * *
Безмятежного житья в Красном селе у Тимофея не было. Ему то и дело приходилось мчаться куда-нибудь верхом на коне с посланиями государя то в Москву, к тамошнему воеводе Ивану Патрикееву, то к Даниле Холмскому на Угру, то к воеводам в Калугу…
Во время очередной такой поездки к реке Угре Тимофей случайно столкнулся в русском стане с послушником Микифором. Тимофей не сразу узнал послушника, облаченного в воинские доспехи.
– Ты как здесь очутился, друже?! – изумленно воскликнул Тимофей, встряхнув Микифора за плечи. – Не место тебе тут! Коль великий князь об этом проведает, то гнев его падет на твою голову.
– Что мне гнев государя, ежели даже наследник Иван Молодой не пожелал в стороне отсиживаться в эту грозную пору, – твердо промолвил Микифор. – Государь, может, за Волгу побежит, что же, мне следом за ним ехать? Мой разум не приемлет этого!
– Никуда великий князь не побежит, это уже точно, – доверительным тоном поведал Тимофей Микифору. – Устыдили Ивана Васильевича речи митрополита и владыки Вассиана, и тем паче смелый поступок его наследника. Тех бояр, что склонялись к бегству за Волгу, Иван Васильевич удалил от себя. Теперь подле великого князя пребывают лишь те советники, кто храбр душой и разумом.
– Что ж, друже, это добрая весть, – улыбнулся Микифор. – Может, еще чем-нибудь меня порадуешь? Про Матрену мою ненаглядную расскажи, как она поживает?
– Нету более Матрены в Красном селе, – опустив глаза, сказал Тимофей. – Сбежала она куда-то два дня тому назад.
– Куда она сбежала? Почто? – Микифор схватил Тимофея за руку. – Молви все, что знаешь!
– Я же говорил тебе, что Матрена была связана с заговорщиками, что истинное ее имя Ева Кявбинская, – ответил Тимофей, стараясь не встречаться взглядом с Микифором. – Едва Якушка Шачебальцев приехал в Красное село, Матрена в тот же день куда-то исчезла. Люди Якушки искали ее повсюду в самом селе и на дорогах, но так и не нашли. Похоже, в Литву подалась твоя зазноба, друже.
– Чему быть, того не миновать, – с печальным вздохом произнес Микифор. – Сбежала Матрена от государевых ищеек, и ладно. Может, и были у нее черные помыслы, но Господь не позволил ей совершить это. Господь услышал мои молитвы!
Микифор повел Тимофея в свою палатку, где он обретался в последние дни бок о бок с десятком таких же простых ратников, пришедших на Угру из самых разных мест. Тимофей вручил послание государя воеводе Даниле Холмскому, и теперь ему нужно было дождаться, когда воевода напишет Ивану Васильевичу ответное письмо. Ни Тимофей, ни Микифор не могли знать того, что в этот день иссякнет терпение хана Ахмата, который бросит свои полчища на преодоление неширокой Угры.
Это долгое стояние на Угре в какой-то мере расслабило русских воевод, которые чувствовали себя в полной безопасности на лесистом левом берегу Угры, заняв удобные позиции возле бродов. Потому-то когда в русский стан прибежали дозорные с берега реки, крича, что спешенные татары валом валят к мелководьям со своего правого берега, предводители русских полков поначалу растерялись. Кто-то из воевод еще крепко спал, кто-то отлучился из лагеря…
Услышав сигналы боевых труб, русские ратники торопливо снаряжались на битву, разбирая оружие и строясь по сотням и полкам возле вынесенных стягов.
Волею случая Тимофей оказался в одной сотне с Микифором, пожелав плечом к плечу с ним встретить натиск ордынцев. Сотник Рутын был только рад тому, что случай подбросил ему здорового крепкого юношу, поскольку за прошедший месяц от сырой промозглой погоды у него в сотне расхворалось около двадцати человек. Рутын выдал Тимофею полную воинскую справу и оружие, взяв все это у одного из своих лежащих в горячке воинов.
Тимофей, находясь в воинском строю, увидел, как к Рутыну подъехал верхом на коне предводитель их полка, краснолицый громкоголосый воевода с длинными русыми усами и большим носом.
– Эй, Рутын, прочие сотни уже выступили к реке! – рявкнул воевода, наклонясь с седла. – Ты почто медлишь?
– Так пароль еще не объявили и священники еще не окропили рать святой водой, – немного растерянно ответил Рутын.
– Эй, рыжая голова, давай веди своих молодцев на сечу! – воскликнул воевода, нетерпеливо взмахнув рукой. – Нам теперь не до паролей и не до святой воды! Слышишь? Татары несметными толпами валят к нашему берегу!
Со стороны реки Угры доносились частые ухающие раскаты стреляющих пушек и свистящие залпы тюфяков. Судя по интенсивности стрельбы, враги действительно напирали на русские засеки, не считаясь с потерями.
Рутын покрыл свою рыжую голову шлемом и громким голосом отдал команду своей сотне бегом следовать за ним.
Ратники с треском и лязгом бежали по тропе через лес, поспешая за Рутыном, красный плащ которого мелькал за деревьями и был заметен издалека. Тимофей на бегу невольно зацеплял щитом кусты и молодые деревца, уже растерявшие высохшую листву. Иногда он сталкивался правым плечом с бегущим рядом с ним Микифором. Перед ним маячили спины тяжело бегущих воинов в кольчугах и шлемах, со щитами и копьями в руках. Позади слышался дробный глухой топот множества ног ратников, растянувшихся змеей по длинной лесной тропе.