Караул считался привилегией. Стой себе возле двери, сложив на груди руки, ноги на ширине плеч, мысли в голове ни одной, выражение на лице тупое… чем не отдых? А на душе тепло, потому что в любую секунду можешь увидеть существо женского пола, и плевать, что ты не имеешь права заговорить с ней, кроме как по делу. А однажды меня даже вызвали в кабинет к шкиперу, и она со мной заговорила. Посмотрела мне прямо в лицо и произнесла:
— Прошу вас, отнесите это старшему инженеру.
В мою ежедневную работу по кораблю кроме уборки входило обслуживание электронного оборудования под неусыпным надзором падре Мильяччио, командира первого отделения, но это я уже проходил раньше под руководством Карла. Выброски происходили нечасто, а работать приходилось каждый день. Если не было иных способностей, оставалось являть талант в надраивании переборок. И невозможно было достичь той высокой чистоты, что удовлетворила бы сержанта Джелала.
Мы жили по правилам мобильной пехоты: все сражаются, все работают. Главным коком у нас был Джонсон, сержант второго отделения, здоровенный, дружелюбный парень, который всем представлялся, что родом он из Джорджии (той, что в западном полушарии, не из другой)[94], очень талантливый повар. Утащить какой-нибудь еды с камбуза он тоже был не дурак; любил перехватить между кормежками и не хотел понимать, почему другим это запрещено.
С падре, командующим своей епархией, и коком, управляющемся с другой, мы всегда были в полном порядке — и телом, и душой. Но предположим, что один из них купит себе место на небесах? Кто из них нам более дорог? Нам хватало ума не думать и не говорить об этом.
«Роджер Янг» постоянно был в деле, несколько раз мы ходили в десант, каждый раз с разным заданием. И каждый раз с оригинальным планом, чтобы жуки не раскусили схему атаки. Но крупных боев больше не было; мы действовали самостоятельно, патрулировали территорию, совершали одиночные рейды. Дело было в том, что Земная федерация на тот момент не сумела бы справиться с масштабными действиями; провал операции «Жучиный дом» стоил нам многих кораблей и тренированного персонала. Требовалось время, чтобы залечить раны и обучить новых солдат.
А тем временем небольшие, быстроходные корабли, среди них «Роджер Янг» и другие корветы, старались быть во всех местах одновременно, выводя противника из равновесия, нанося удары и исчезая. Мы понесли потери и искали, чем заткнуть дыры, когда вернулись на Санктуарий за новыми капсулами. Меня по-прежнему трясло перед каждым прыжком, но прыгали мы не часто и не оставались внизу подолгу, между выбросками могло пройти много-много дней жизни с Разгильдяями.
Это был самый счастливый день моей жизни, хотя я и не сознавал этого — просто жил, как все, и наслаждался существованием.
Нам было хорошо, пока лейтенант не отправился на тот свет.
Наверное, никогда мне не было так плохо. Я уже был в душевном раздрае — по личной причине. Моя мама была в Буэнос-Айресе, когда жуки стерли его в порошок.
Мы как раз зашли на Санктуарий за новыми капсулами и свежей почтой; вот тогда я и узнал все из послания от тети Элеоноры. Она забыла про марку, поэтому письмо не зашифровали и отправили своим ходом. Даже не письмо, обычная записка в три горькие строчки. Тетя обвиняла меня в смерти мамы. То ли я был виноват в том, что служил в армии и не удосужился предотвратить налет жуков, то ли в том, что меня не было дома, где мне следовало быть, вот поэтому мама и отправилась в Буэнос-Айрес… я не понял. Тетя сумела вложить оба смысла в одну фразу.
Я порвал письмо и постарался забыть о нем. Я решил, будто оба мои родителя погибли — ведь отец не отпустил бы маму в такую дальнюю поездку. Тетя Элеонора ничего об этом не упомянула, впрочем, она вообще ничего об отце не написала бы; ее привязанность касалась исключительно сестры. Я был почти прав — со временем я узнал, что отец планировал поехать вместе с мамой, но что-то его задержало, он остался уладить вопрос, а в Буэнос-Айрес намеревался приехать на следующий день. Но этого тетя Элеонора мне не сообщила.
Через пару часов за мной прислал лейтенант и, вызвав, очень мягко спросил, не хочу ли я остаться на Санктуарии, пока корабль не вернется из очередного похода. Он указал, что у меня накопилась куча неиспользованных увольнительных, так что я могу гулять спокойно. Я понятия не имею, как он узнал о моей потере, но, судя по всему, он все знал. Я сказал: нет, спасибо, сэр, предпочитаю подождать, использовать выходные вместе со всем отделением.
Я был рад, что поступил именно так, потому что останься я, и не оказался бы рядом с лейтенантом, когда он приобрел билет на небеса… а вот этого я бы уже не вынес. Все произошло очень быстро и сразу перед возвращением. Ранило парня из третьего отделения, не серьезно, но он лег и с места сдвинуться не мог; помощник командира отделения отправился подобрать его, и ему тоже досталось. Лейтенант, как обычно, наблюдал за всеми одновременно, — без сомнения, по приборам следил за физическим состоянием каждого из нас, мы так и не узнали наверняка. А вот что мы знали: лейтенант убедился, что помощник командира отделения еще жив, затем лично отправился за парнями, подобрал обоих, по каждому на одну руку.
Он протащил их последние двадцать футов и передал в катер; остальные были уже на борту, все щиты сняты, никакого прикрытия — прямое попадание и насмерть.
Я нарочно не называю имен рядового и помощника командира отделения. Лейтенант пошел бы за любым из нас, за всеми нами — даже на последнем своем издыхании. Может быть, я был тем рядовым. Неважно. А важно лишь то, что нашу семью обезглавили. Лишили того, чье имя мы носили, отца, который сделал нас теми, кем мы были.
После того как лейтенант ушел от нас, капитан Деладрие пригласила сержанта Джелала обедать с другим начальством в носовой офицерской столовой. Но он лишь извинился. Видели когда-нибудь вдову с суровым характером, которая содержит своих отпрысков так, будто глава семейства отлучился ненадолго и в любую секунду может вернуться? Таков был и Джелли. Он стал чуть построже с нами, а его прежде такое обычное: «Лейтенанту это не понравится» обрушивалось надушу тяжким камнем. Джелли нечасто произносил эти слова.
Боевой распорядок он тоже почти не изменил. Вместо того чтоб повышать всех вокруг, сделал помощника командира второго отделения взводным сержантом (номинально), всех остальных оставив на своих местах. Ну разве что еще меня произвел в действующие капралы. Затем стал вести себя так, будто командир куда-то вышел, а сам он всего лишь выполняет его приказы, как обычно.
Это нас и спасло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});