Мовиндьюле взял еще одну ягоду, но не стал отправлять ее в рот. Он держал клубнику двумя пальцами и задумчиво смотрел на нее.
— Десять священников Феррола поклялись, что я получу прощение. На карте стояло само существование эльфийской расы, и они убедили меня, что Феррол увидит во мне спасителя, а не убийцу. Совет согласился меня поддержать, закрыть глаза на закон. Они казались такими искренними, а я был молод. Когда мой отец умирал, я видел, что он плакал, но он сожалел не о себе, а о моей загубленной жизни. Он знал, что они со мной сделали и какой будет моя судьба.
— Зачем ты здесь? — спросила Ариста.
Казалось, Мовиндьюле только сейчас понял, где находится.
— Что-что?
— Я спросила, зачем ты пришел сюда? Тебе не позволили остаться в эльфийском лагере? Ты все еще изгнанник?
Мовиндьюле оглянулся через плечо:
— Когда я стану королем, они меня примут. И будут делать все, что я скажу.
Он уселся поудобнее и провел ладонью по длинному подлокотнику. Необычное по форме кресло вызвало у Аристы ощущение, что она уже где-то видела нечто подобное. И только после того, как Мовиндьюле сел в него и повернулся к ней, она поняла, что видела такие же в Авемпарте. Патриарх привез с собой собственное кресло, но не из Аквесты или Эрванона, а из дома.
«Он пользуется только этим креслом», — подумала она.
Ариста вспомнила, как Мовиндьюле всячески отгораживался от людей, запираясь в обставленной эльфийской мебелью Коронной башне. Он годами пребывал там в полнейшем одиночестве.
Мовиндьюле посмотрел на Магнуса:
— Я был готов исполнить наш уговор, гном. Твой народ вернулся бы в Делгос. Мне не нужны голые скалы. Конечно, теперь я буду вынужден тебя убить. Что до остальных, вы оказали мне огромную услугу, доставив сюда Рог, и у меня возникло искушение оставить вам жизнь. Я бы с удовольствием сделал вас своими придворными рабами. Вот была бы потеха: последние люди на земле! Жаль, что вы так быстро вымираете, но я стал бы вас разводить. Принцесса выглядит вполне здоровой. Я бы мог завести небольшое домашнее стадо. Вы бы давали представления во время пиров. О, только не надо бросать на меня мрачные взгляды. Это лучше, чем умереть.
Мовин вдруг изменился в лице. Ариста заметила, как он потянулся к мечу, и остановила его строгим взглядом. Он угрюмо покачал головой, но отказался от своей идеи и расслабился.
— А зачем ты создал Новую империю? — поспешила с новым вопросом Ариста. — Только для того, чтобы тут же ее разрушить?
— Я уничтожил заклинание Эсрахаддона и освободил гиларабрина из Авемпарты, чтобы показать моим братьям, как уязвим человеческий мир, и чтобы подвигнуть на выступление в момент окончания Ули Вермара. Другие воспользовались ситуацией, чтобы извлечь выгоду для себя. А я руками Сальдура, Галиена и Этельреда обеспечил уничтожение большинства полукровок. И хотя мое слово короля превыше всего и не может подвергаться сомнению, когда я взойду на трон, убийство тех, в чьих жилах течет хотя бы капля эльфийской крови, не вызовет радости у моих собратьев. Я же не мог допустить, чтобы эти извращенные существа остались в живых. Именно я придумал версию, согласно которой в Древней империи эльфы были рабами. Гораздо легче ненавидеть тех, кто стоит ниже тебя.
— Ты так уверен в себе, — заметил Мовин. — Защита Феррола похожа на религиозное благословение, которое дарует тебе твой бог? Оно должно помешать всем, кроме Гонта, причинить тебе вред, не так ли? Однако неделю назад Новрон также был богом. Оказалось, что это ложь. Сказка, придуманная, чтобы держать нас под контролем. А что, если и твои слова ложь? Что, если Феррол, Дроум и Марибор всего лишь герои сказок. В таком случае я могу обнажить меч и воткнуть его в твою омерзительную глотку, это избавит нас от множества неприятностей.
— Мовин, прекрати, — сказала Ариста.
— Вот он, истинный Пикеринг во всей своей красе, — рассмеялся Мовиндьюле. — Давай, дорогой граф, попробуй.
— Не делай этого, — твердо сказала Ариста.
По глазам Мовина она видела, что граф колеблется, однако в итоге он отказался от своего намерения.
— Ты поступил мудро, послушавшись своей принцессы, — сказал Мовиндьюле после недолгого молчания. — О, как же я забыл, она ведь теперь твоя королева? Король Алрик мертв. Вы оставили его гнить в Персепликвисе. Да, плохой из тебя получился помощник.
— Мовин, пожалуйста, не обращай внимания. Завтра он умрет.
— Ты действительно так думаешь?
Мовиндьюле щелкнул пальцами, и среди развалин взорвался огромный камень. К небу взметнулось облако пыли. Все вздрогнули, а старик довольно засмеялся.
— Я с тобой не согласен. Думаю, у меня гораздо больше шансов на победу. И все же как жаль, что вас останется так мало. — Он помолчал, оглядывая небольшой отряд. — Неужели это все, кому удалось спастись? Королева, граф, вор, тешлор и… — Он посмотрел на Майрона. — А ты кто такой?
— Майрон, — со спокойной улыбкой ответил он. — Я монах Марибора.
— Монах Марибора, то есть служитель еретического культа. Как ты смеешь почитать кого-то, кроме эльфов? — Мовиндьюле ухмыльнулся. — Разве ты не слышал, что сказал твой друг? Марибор — это миф, сказка, которую выдумали, чтобы дать вам иллюзию надежды и заставить вас думать, будто жизнь справедлива. Ее породил страх, а честолюбцы всегда его используют. Я знаю, о чем говорю. Это я положил начало вашей церкви, я создал бога Новрона из предателя Нифрона и религию, основанную на невежестве и нетерпимости.
Майрон слушал его без малейших признаков тревоги, спокойно и внимательно.
— «Эребус, отец всего сущего, создатель Элана, неба и морей, произвел четырех богов: Феррола, старшего, мудрого и наделенного умом, Дроума, искусного и стойкого, Марибора, отважного и предприимчивого, и Мюриэль, безмятежную и прекрасную, и боги вошли в сей мир…» — процитировал монах.
— Только не надо повторять мне текст из священной книги твоего культа, — сказал Мовиндьюле.
— Ты ошибаешься, — возразил Майрон. — Это из вашей книги, раздел первый, абзац восьмой Книги Феррола. Я нашел ее в гробнице Нифрона. Приношу свои извинения, возможно, цитата не совсем точна. Я не настолько свободно владею эльфийским языком.
Усмешка Мовиндьюле исчезла.
— О да, теперь я припоминаю твое имя. Ты Майрон Ланаклин из Аббатства ветров. Тебя оставили свидетелем, когда всех монахов сожгли заживо, верно? Это дело рук Сальдура, он обожал все сжигать, но вина лежит и на тебе. Ты вынудил его прикончить твоих собратьев, отказавшись рассказать все, что знаешь. И как тебе живется с таким ощущением собственной вины?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});