вашем браке над водой, – сказала Унора.
Никея, глядя между ними, кивнула.
Воспоминание согрело ее лучше меховой шкуры. Она и сейчас улыбалась: как это было хорошо, с какой уверенностью встречались их губы. Она видела улыбку Думаи, крошечные веснушки на ее щеке.
– В таком случае вы, госпожа Никея, теперь вдовствующая императрица – или, если хотите, вдовствующая королева Сейки.
Тихие слова легли, как чернила на бумагу, – неизгладимо. Никея уставилась на великую императрицу.
– Нет, – хрипло выговорила она. – Ваше величество, я понимаю, как это должно выглядеть, но это никогда не входило в мои намерения. Мне нужна была только Думаи, и только ее я хотела возвести на трон, когда все это закончится.
– Я слышала, теперь «все это» называют Великой Скорбью – утратой того зыбкого мира, что мы любили и что выгорел, как роса на солнце. Нам посчастливилось к нему прикоснуться. – Императрица пристально взглянула на нее. – Вы убедительны, госпожа Никея. Я вижу в вас вашего отца, он смотрит вашими блестящими глазами. Я не могу не думать, не разыгрываете ли вы горя в продолжение долгого и сложного спектакля, имеющего целью закрепить ваши права на Радужный трон.
Никея закрыла глаза. Отец и мертвый владел ею, не выпускал из кукольного дома.
– Я уже сказала, великая императрица, – со всем возможным достоинством ответила она. – Я этого не желаю.
– И все же, – сдержанно ответила та, – трон не может пустовать. Кто-то должен взять на себя правление Сейки.
В темнеющие покои вернулась тишина. Великая императрица закрыла шкатулку.
– Думаи рассказала о вашей беседе с мастером Кипруном, – заметила она. – Если он не ошибся, пережитое нами было эрой Огня. Нам довелось править в эту эру – нам, с зажженным богами звездным светом в крови. Но даже если бы остались еще Нойзикен, я желала бы перемен.
Никея не смела вымолвить и слова.
– Думаи рано или поздно потребовался бы наследник. Все мы знаем, что она не вынесла бы беременности. Дитя высушило бы ее в пыль – только ради продолжения радуги. Даже если бы ваш план осуществился, наследника ждали бы от Сузумаи. Мы с Унорой обе хотели детей, но что, если бы их не захотела ни одна из наших внучек?
Думаи боялась такого исхода. Никея, обнимая ее, словно пыталась задавить этот страх.
«Мы найдем другой способ».
– Историкам прекращение моего рода может показаться трагедией, – говорила великая императрица, – но дом, закладывающий в свое основание тела собственных дочерей, – не дом. Ему лучше сгореть вместе с другими. Пусть над пеплом поднимется новый мир. Кто выстроит его лучше тебя, наследница тайного огня?
Никея наморщила лоб.
– Да. – Улыбка великой императрицы была тоньше шва. – Я знаю легенду, которой поверил твой отец. Если наш долг – поддерживать равновесие, установленное Шелковичной королевой, теперь, полагаю, твой черед править. Пришло время звездного света, пора подняться огню.
– Мне… – прошептала Никея. – После всего, что было, вы поручаете это не кому иному, как мне?
– Не скажу, чтобы мне не было обидно. Однако с меня довольно. – Под глазами великий императрицы лежали призрачные тени. – Я не желала твоего восхождения на трон – из страха, что ты станешь исподволь управлять Думаи. Однако таинственный слуга моего сына, этот Эпабо, побывал у меня, прежде чем отправиться к лесу Маюпора. Он не спускал с тебя глаз, пока ты не ушла, и рассказал, что однажды ночью речной хозяин побывал у дочери, чтобы дать ей поручение. Она должна была способствовать уничижению принцессы Думаи, обратив вспять тот поток любви, который та обрела в провинциях. Она должна была клеветать на принцессу, сеять семена возмущения, убеждать или принуждать других лгать о ней – разжигать всякий огонь, который мог бы пожрать ее доброе имя.
Никея старалась слушать собственную историю, как чужую.
– Поначалу госпожа Никея пыталась противостоять ему незаметно. Она вообразила, что отец не хочет обесчестить наследницу империи, а просто укрепляет свою власть над провинциями, – говорила великая императрица. – Тогда речной хозяин обвинил ее в неравнодушии к принцессе-изгнаннице. Он сказал, что дочь теперь для него бесполезна – как бесполезна была ее покойная мать. Разумеется, нанеся удар, он попытался залечить рану. Эпабо уже видел, как он проделывает такое над своей дочерью, сменяя жестокость на доброту. Что ни говори, Никея была его наследницей – единственной. Он нуждался в ней, как ни в ком другом… Однако дочь на следующий день бежала, и колокол в колокольном доме сорвался с подвеса. В ту ночь ненависть опаляла ей жилы. Она почти поверила, что так и бывает – что огонь ненависти пробудит спящую в ее крови магию, и тогда она сумеет испепелить отца, приказавшего ей сжечь Думаи.
– Я не деревянная, чтобы не знать любви, – едва выговорила Никея. – Он пытался сделать меня такой, но не сумел. Благодаря моей матери. Благодаря Думаи.
– Тогда правь во имя ее, как вы и задумывали. Я верю, что ты ее любила и она любила тебя, – сказала великая императрица. – Пусть дом Нойзикен погаснет вместе с кометой. Пусть наступит ваше время.
Никея в онемении смотрела на нее.
– Я вручаю тебе не дар, а тяжкую ношу, – мягче прежнего говорила императрица. – Сейки разорен. Множество людей погибло. Красная болезнь не отступит сразу, хотя боги вернулись в силу и дожди снова падают на наши земли. Сейчас, чтобы осветить путь, нужен твердый вождь. Ты справишься – женщина с чутьем на интриги, но с сердцем нежным, как песня. Женщина, которую поддержит клан, едва ли желающий выпустить из рук прежнюю власть.
– Но Тайорины и Митара…
– Верны мне. Нет лучшего средства восстановить мир. – Великая императрица повела бровью. – Думаи рассказывала, тебя однажды назвали цветком из дворцового сада. Мне в этом видится не обида, а похвала. Цветок среди пепла докажет, что жизнь продолжается.
Никея уже не могла сдержать слез, но плакала молча.
Тишина упала, как ночь. Наконец она склонилась ниц перед последней из Нойзикен.
– Если вы считаете меня достойной, я повинуюсь, – сказала Никея, – но править стану не как королева, не как императрица, даже не как Купоза. Я не займу Радужного трона. Он принадлежит вашему дому, не моему. Я стану править как Надама па Никея, вдовствующая королева и, силой оружия, военачальница Сейки.
Унора, помедлив, возразила:
– Никея, для народа сейчас нет ничего страшнее войны.
– Это будет война не между людьми, а со змеями. Если им предстоит вернуться, нужно готовиться. Сейки должен стать сильным, чтобы не допустить повторения Великой Скорби.
Две старшие женщины обменялись долгими взглядами. Один взгляд решал судьбу острова.
– Я сойду с горы и обращусь к Тукупе Серебряной, – решила великая императрица. – Если она примет тебя как мою преемницу, так тому и быть, военачальница Сейки. Мы с Унорой останемся здесь и будем поддерживать твою власть. Где сейчас Государственный совет?
– В Гинуре, – ответила Никея. –