Читать интересную книгу Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Гимн VI

Увещание к покаянию, и каким образом воля плоти, сочетавшись с волею Духа, соделывает человека богоподобным.

Плачу и сокрушаюсь я, когда меня озаряет Свет, и я вижу нищету свою и познаю, где нахожусь, и в каком бренном мире я — смертный обитаю. Веселюсь же и радуюсь, когда помышляю о данном мне от Бога назначении и славе, усматривая себя всего украшенным невещественным одеянием, как бы Ангела Господня. Итак, радость эта возжигает во мне любовь к Тому, Кто подает ее и изменяет меня — к Богу. Любовь же источает слезные потоки и еще более просвещает меня. Послушайте вы, согрешившие, как и я, против Бога, потщитесь и ревностно подвизайтесь в делах [благих], чтобы получить вам и удержать вещество невещественнаго огня (говоря — вещество, я показал Божественную сущность) и возжечь умный светильник души, дабы соделаться солнцами, светящими в мире и отнюдь невидимыми для живущих в мире, дабы стать как бы Богами, содержащими внутри себя всю славу Божию, в двух сущностях, то есть в двух природах, двух энергиях и двух волях, как взывает Павел (Рим. 7:14 след.). Ибо одна воля — скоропреходящей плоти, другая — Духа, и иная — души моей. Однако же я не трояк, но двояк, как человек: душа моя неизъяснимо связана с плотью. И все же каждая (из частей) требует свойственнаго себе, как–то [тело] — есть, пить, спать, что я называю земными желаниями плоти. Когда же тело отделится от души, то ничего этого не ищет, но бывает мертвым и безчувственным, наподобие глины. Всякое же желание (воля) души человеческой, мне думается, едино. Поэтому кто сочетал свою волю с Божественным Духом, тот соделался богоподобным; восприняв в сердце Христа, он [поистине] стал христианином от Христа, имя в себе вообразившимся единаго Христа, совершенно неуловимаго и поистине неприступнаго для всех тварей. Но, о природа непорочная! сущность сокрытая, человеколюбие для многих неведомое, милосердие для неразумно живущих невидимое, существо неизменное, нераздельное, трисвятое, свет простой и безвидный, совершенно несложный, безтелесный, нераздельный и никакою природою неуловимый, каким образом Ты, о Царю, был видим, как и я, познаваем седящими во тьме, носим на руках Твоей Святой Матери, связываем, как убийца, телесно страдал, как злодей, желая, конечно, меня спасти и в рай славы опять возвести? Таково Твое домостроительство, Слове, таково пришествие, таково благоутробие Твое и человеколюбие, бывшее ради нас всех человеков: верных и неверных, язычников, грешников и святых. Ибо явление Твое соделалось общим для всех спасением и искуплением.

Происходящее же сокровенно во мне блудном и частным образом совершающееся в известной неизвестности, то есть ведомо для меня, неведомо же для других, какой язык изречет? какой ум изъяснит? какое слово выразит, чтобы и рука моя могла начертать то? Ибо поистине, Владыко, страшно и ужасно, и превосходит слово то, что мне видится Свет, Котораго мир не имеет, и меня любит Тот, Кто не пребывает в этом мире, и я люблю Того, Котораго отнюдь нет среди видимаго. Сидя на ложе, я нахожусь вне мира, и пребывая в своей келлии, вижу Того, Кто вечно пребывает вне мира, и Кто соделался [человеком в мире] с Которым я и беседую, дерзко же будет сказать — Котораго и люблю, и Он меня любит. Одно созерцание Его служит для меня пищею и прекрасным питанием; соединяясь же с Ним, я восхожу превыше небес, и знаю, что это истинно и достоверно бывает. Где же тогда находится это тело, — не знаю. Знаю, что пребывающий недвижимым нисходит (ко мне). Знаю, что [по природе] невидимый видится мне. Знаю, что далеко отстоящий от всей твари воспринимает меня внутрь Себя и скрывает в объятиях, и я нахожусь тогда вне всего мира. С другой стороны, и я смертный и ничтожный среди мира внутри себя созерцаю всего Творца мира, и знаю, что не умру, пребывая внутри (самой) Жизни и имея всецелую, внутри меня возрастающую Жизнь. Она и в сердце моем находится и на небе пребывает; здесь и там Она видится мне в равной мере блистающею. Но могу ли я хорошо уразуметь, каким образом это бывает? и в состоянии ли я высказать тебе [хотя] то, что разумею и вижу? Ибо поистине совершенно невыразимо то, чего око не видело, ухо не слышало, и что на сердце плотское никогда не всходило (Ис. 64:4; 1 Кор. 2:9). Благодарю Тебя, Владыко, что Ты помиловал меня и дал мне видеть это и таким образом записать, и потомкам моим поведать о Твоем человеколюбии, дабы и ныне (этим) тайнам научались народы, племена и языки, что всех горячо кающихся Ты милуешь, как (помиловал) Апостолов Твоих и всех святых, благодетельствуешь им, почитаешь их и прославляешь, Боже мой, как взыскующих Тебя с великою любовию и страхом, и к Тебе единому взирающих — Творцу мира, Которому подобает слава и честь, держава и величие, как Царю и Богу и Владыке всего (мира), ныне и всегда непрестанно во веки веков. Аминь.

Гимн VII

Согласно с природою одно только Божество должно быть предметом любви и вожделения; кто приобщился Его, тот сделался причастным всех благ.

О что это за вещь, сокрытая для всякой тварной природы? что это за свет мысленный, ни для кого невидимый? что это за великое богатство, котораго никто в мире вполне не мог найти или овладеть им всецело? Ибо оно неуловимо для всех и невместимо для мира; оно вожделеннее всей вселенной и настолько желаннее вещей видимых, насколько Бог, создавший их, превосходнее их. Поэтому я уязвлен любовию к Нему, и доколе не вижу Его, истаяваю внутри, и горя умом и сердцем, со вздохами хожу туда и сюда, и палимый ищу здесь и там, нигде не находя Возлюбленнаго души моей, и часто озираюсь в надежде, не увижу ли моего Желаннаго. А Он, как невидимый, совершенно не показывается мне. Когда же я, отчаявшись, начинаю плакать, тогда Он является мне, и на меня взирает Тот, Кто все назирает. Изумляясь необыкновенной красоте (Его), я дивлюсь тому, как Творец, отверзши небеса, приклоняется и показывает мне неизреченную и необычайную славу. Когда же я размышляю о том, может ли кто стать еще ближе к Нему, и каким образом можно было бы подняться на неизмеримую высоту, — Он Сам внутри меня является, блистая в убогом сердце моем, отовсюду озаряя меня безсмертным светом и все члены мои освещая лучами. Весь обнимая меня, Он всего меня покрывает лобзанием и всего Себя мне недостойному дарует. И я насыщаюсь Его любовию и красотою, и исполняюсь божественнаго наслаждения и сладости. Я делаюсь причастником света и славы: лицо мое, как и Возлюбленнаго моего, сияет, и все члены мои делаются светоносными. Тогда я соделываюсь красивее красивых, богаче богатых, бываю сильнейшим всех сильных, более великим царей и гораздо честнейшим чего бы то ни было видимаго, не только — земли и того, что на земле, но и неба и всего, что на небе, имея (в себе) Создателя всего, Которому подобает слава и честь ныне и во веки. Аминь.

Гимн VIII

О смирении и совершенстве.

Дай мне, Христе, целовать Твои ноги,Дай мне лобызать Твои руки,Руки, произведшия меня через слово,Руки, без труда сотворившия все.Дай мне ненасытно насыщаться ими.Дай мне видеть лицо Твое, Слове,И неизреченной красотой наслаждаться,И созерцать (Тебя) и радоваться от Твоего видения,Видения неизреченнаго и невидимаго,Видения страшнаго. Однако дай мне поведатьЕсли не сущность его, то хотя действия.Ибо выше природы и всякой сущностиВесь Ты, Сам Бог мой и Создатель.Видится же нам отблеск Божественной славы Твоей,Свет простой и приятный,И Свет то скрывается, то соединяетсяВесь, как мне кажется, со всеми нами — Твоими рабами,Свет духовно созерцаемый в отдалении,Свет внутри нас внезапно обретающийся,Свет подобный то воде текущей, то огню возжигающему  —То сердце, котораго он, конечно, коснется.Им, Спасителю мой, как познал я, охваченаБедствующая и смиренная душа моя,Воспламенена и горит…Ибо огонь, получив горючее вещество,Как не возгорится, как не истребит (его),Как не причинит неизбежных страданийПри возжении? [о нем] дай мне поведать, Спаситель!Неизреченное видение необычайной красотыОн представляет, и увеселяет меня, и пламя любвиНестерпимое возжигает. Как я снесу (его)?Или как поведаю об этом великом чуде,Которое во мне блудном бывает?Ибо я не могу выносить молчания, Боже мой,И пучиною забвения покрыть те дела,Которыя Ты сотворил и творишь ежедневноС теми, кто горячо Тебя всегда ищетИ в покаянии к Тебе прибегает.Дабы я, подобно сокрывшему талантЛукавому рабу, не был праведно осужден.Но, открывая, я всем говорю об этом,И о Тебе и Твоем благоутробииЧрез письмена передаю и повествую,О Боже мой, последующим поколениям.Дабы, познав великую Твою милость,Какую Ты показал и показываешь на мне одном,Прежде блудном и нечистом,Гораздо более всех согрешившем,Никто не сомневался, но напротив возлюбил бы (Тебя),Не боясь, но радуясь приступил бы,Не страшась, но тем с большим дерзновением,Видя море Твоего человеколюбия.Пусть притечет он, припадет и восплачет,И получит разрешение прегрешений,Говоря в себе: воистинуЕсли порочнейшаго и вселукаваго этогоИ совершенно заблудшаго помиловал Создатель,Более всех людей согрешившаго,То не тем ли более Он и меня помилует,Согрешившаго некоторым образом простительноИ не все заповеди преступившаго?Итак, чтобы знали множество зол моих,Здесь, Слове, я хочу поведать не все, конечно,Безчисленные [грехи мои], ибо они превосходят (числом) звезды,Превосходят капли дождя, песок моряИ множество волнующихся волн,Но — то именно, что содержит книга совести,И что заключают хранилища памяти.Иное же один только Ты веси.Я был убийцею, послушайте все,Дабы вы жалостно оплакали меня; а каким образом —(Это) я опущу, избегая долготы речи.Я был, увы мне, прелюбодеем в сердце,И содомлянином мыслию, и клятвопреступникомПроизволением, употребителем божбы и любостяжателем,Вором, лжецом, безстыдником и похитителем, горе мне,Досадителем, братоненавистником и большим завистником,Сребролюбцем и наглецом и всякагоДругого порока делателем.Ей, поверьте, я говорю это истинно,Не притворно и не с лукавством.Итак, кто, услышав это, не изумитсяИ не подивится Твоему долготерпению,Человеколюбче, и от изумления не скажет:Как земля, убежав, не разступилась, не выносяНа хребте (своем) этого несчастнаго,И живым не свела его в ад?Как не обрушился сверху ураганИ не истребил этого преступника?Как не ниспало одновременно небоИ не погасли солнце и звездыНад таковым презрителем?О долготерпение Твое, Спасителю! — пусть скажет он опять —О благостыня и милосердие!Ибо поистине — сверх всякаго прощенияТаковыя деяния этого несчастнейшаго,Услыша о которых, всяк воскликнет:Ужели [Божественная] правда попустила ему жить?И как, будучи праведной, она допустила хотя бы одноСуществование его на земле живых?Если же кто заподозрит, что, быть может, я ложь написал,То прости ему, как милостивый,Ибо, не ведая долготерпения Твоего, Спасителю,И бездны человеколюбия Твоего,И услышав о непристойности дел моих,Он справедливо вынес такое суждение,Говоря: если [Божественная] правда безнаказаннымОставила его, то нет, следовательно, суда.Ты же, Боже мой, так как [после] будешь судить,То поэтому ныне весьма долготерпишь.Ибо спасти всех, конечно, желаешь,Ожидая покаяния нашего,Которое — от дел, по снисхождению Твоему праведному.Ибо праведному свойственно не поражать падающих,Но скорее напротив, конечно, — руку [помощи] им простирать,Что делать Ты, благий мой Владыка,Никогда не переставал и не престанешь.Жизнь всех людей есть брань.Мы же все люди — рабы Твои, Создатель;Однако малые и великие — [все] имеемВрагов непримиримых (в лице) князей тьмы.Поэтому если Сам Ты не подашь (нам) скоро руку [помощи],Но попустишь им укрепиться против нас,То где будет Твоя правда и человеколюбие?Ибо (хотя) мы соделались рабами его (диавола)По своей воле и своему произволению,Но Ты Сам, Боже мой, пришедши, искупил насИ принес к Отцу ТвоемуВ дар, каковыми однако видеть враг нас не терпит,Не вынося той зависти, какую питает.Но, как лев, рыкает на нас,И ходя и скрежеща зубами,Упорно ищет, кого бы поглотить.Поэтому если Ты, Христе мой, тех, которые этим неукротимым зверемУязвлены и, приняв ударыИ раны, пребывают лежащими,Не помилуешь, или лучше — не сжалишьсяОжидая их выздоровления,Но поразишь и совсем сокрушишь,Совершенно умертвив таковых;То это, по моему мнению, — праведно,Потому что не непроизвольно они пленяются.Но добровольно предаются.Однако коварный и злохитростный,Неукротимый и изворотливый зверь этот,Как бы друг, притворяется дружественным,Ища всего меня схватить и уловить.Показывая мне видимую жизнь,Он лишает меня жизни духовной.Окрадывая меня чувством в настоящем,Он отнимает (у меня) и богатство будущаго.При внешнем (ведь) созерцании является одно,Сокрыто же (в нем), Спасителю, другое.Если же люди, и познав это,Хитро и лицемерно притворяются, [что не знают],То чего не сделает (с ними) изобретатель зла?Как не обольстит он их и в особенности юных?Как не прельстих тех, которые незлобивы,Совершенно неопытны и нелукавы,Тот, кто по произволению — сатана и лукавый,И искусный изобретатель всякаго лукавства?Однако он решительно всех прельщает и уязвляет,И никто не избежал от его рук,Или стрел, не отведав в них заключеннагоЯда, и не ушел (от него) неуязвленным.Все мы согрешили и лишены, Христе,Твоей неизреченной и божественной славы,И умоляем Тебя туне спасти (нас)И оправдать благодатию и милостию,Которою Ты излил ныне на меня изобильно,О чем я не обленюсь говорить и писать.Ибо как я, о Боже мой, могу покрыть молчаниемТо, что бывает ежечасноИ совершается во мне несчастном?Ибо поистине оно неизреченно,Непостижимо и превосходит ум и слово.И как я выскажу или как изъясню это?Но, не вынося молчания, теперь же начну свою речь.Ты — один Бог безначальный, несозданный,В Сыне и Духе — Троица Святая.Ты — непостижим, неприступен,Создатель видимой и умопостигаемойТвари, и Господь, и Владыка,Ты — превыше небесИ всего, что на небе,Один — Творец неба и обладатель,Один носящий все Твоим повелениемИ волею одною все содержащий.Тебя окружают тьмы АнгеловИ тысячи тысяч Архангелов,Престолов, неисчислимых господств,Херувимов, Серафимов иМногоочитых сил, начал и властейИ многих других слуг и друзей.Ты имеешь славу препрославленную,Так что без страха воззреть на нее не посмеетНикто из них, о Боже мой,Не в состоянии будучи снести явленияИ светоблистания лица Твоего.Ибо как создание возможет СоздателяВсецело узреть или всецело постигнуть?Никоим образом, полагаю, это невозможно.Но поскольку изволит Творец,(Постольку) Он является и видится тому, кому Он пожелает,И познается, и тварь Его познает,И Он видится, и она Его видит,Насколько дано ей от Творца видеть.Ибо если твари Тобою, Боже мой, произведены,То от Тебя оне имеют и бытие и возможностьВидеть и служить Тебе безпорочно.Итак, Ты вверху пребываешь превыше всех начал,Которыя окружают Тебя — Бога моего.Мы же внизу находимся в глубочайшем рве,(Которым я называю не видимый мир,Но поистине тьму греха)Рве порочности и омрачения,В яме и рве ужасно глубоком,Над которым солнце не всходило светить.Ибо вне этого видимаго мираИ мира будущаго есть (только) ночь греха;И погружающихся в нее неразумноОна как ныне содержит, так и по смерти такжеБудет держать узниками во веки веков.Из них я первым, о Христе мой, являюсь.Объятый ею и в нее низведенный,В преисподней глубине еяНаходясь, я воззвал: помилуй меняТы, Который приобщился зол моих.Ибо я познал, куда чрез них я низведен.Оттого я и плакал, потоки слезИз очей моих проливая усердно,И каялся от всего своего сердца,И взывал воздыханиями неизглаголанными.И Ты с несказанной высоты услышал меня,Лежавшаго в преисподней глубинеТьмы безграничной и безпредельной,И оставив окружающия Тебя силы,Пройдя все видимое [пространство],Нисшел туда, где был я лежавший.Озарив меня тотчас, Ты прогнал тьму,И воздвигши божественным Твоим вдохновеньем,Поставил меня на стопы Твоих повелений.Очаровав меня красотою Твоею и любовью,Ты уязвил меня и совершенно всего изменил.Увидев Твой лик, я убоялся,Хотя он и показался мне милостивым и доступным.Изумила же и поразила меняКрасота Твоя, о Троица Боже мой!Ибо один образ трех в каждом,И три лица составляют едино — Бога моего,Который называется Духом и Богом всех.Итак, когда Ты явился мне несчастнейшему,Как мог я не дрогнуть и не спуститьсяЕще ниже того, где был я,Тьмою опять покрывшись,Дабы сокрыться от Тебя, всем нестерпимаго?Но я сделал это из робости.Ты же, Боже мой, напротив обнимал меня,Напротив целовал и заключал в объятия —В лоно славы Твоей, Боже мой,И в края одежд Твоих,Всего меня вводя и покрывая Твоим светом,И заставляя забыть (все) видимоеИ недавно одержавшия меня беды.О глубина таинств и высота славы!О восхождение, обожение и богатство!О несказанная светлость повествуемаго!Кто возможет постигнуть (это) из слов?Или уразуметь величие той славы?Ибо если кто не видел того, чего око не видело,И не слышал того, чего ухо не слышало,И что на сердце человеческое не всходило,Тот как поверит пишущему об этом?А если бы и поверил, то как чрез (одно) словоМожет он увидеть то, чего око не видело?Как посредством слуха вместит то,Чего никогда не слыхало ухо людское,Чтобы и уразумел он хорошо те вещиИ мог обнять мыслию то,Красота чего неизъяснима для видящих,И вид пребывает безвидным,И что непостижимо для всех,Кому видится? Как, повторяю тебе,Кто–либо, воображая это помыслом,Не удалился бы далеко от истины,Обольствшись воображением и фантазиямиИ ложные образы измышленийУма своего рисуя и видя?Ибо как ад и тамошния мукиВсяк представляет так, как желает,Но каковы оне, никто решительно не знает;Так, пойми меня, и блага оныя,Небесныя, для всех непостижимыИ незримы, только тем одним они ведомыИ видимы, которым Бог откроет,По мере достоинства каждаго:По мере веры, надежды и любви,И хранения заповедей Господних,Или иначе — по мере нищеты духовной.Эта мера — совершенная, не малая и не великая,Которыя Богу ненавистны, и в этом нет неправды,Так как оне совершенно неправыя.Ибо малой мере недостает праведностиПо нерадению или небрежению,И основательно и справедливо она является только негодной.Та же мера, которая не мала, но велика,Ведет к безумию того, кто ее имеет,Вредя и всем другим, кто к ней тяготеет.Правая мера есть мера смирения,Чтобы, не отчаяваясь в себе совершенно,Не считать никого в миреХудшим себя в непристойных деяниях;И поэтому плакать всегда и рыдатьИ все видимое презирать.Ибо это — признак той печали,Которая — по Бозе и бывает от души.Если же кто прилепляется к чему–либо из видимаго,Тот не познал себя еще чувством,И не воспринял в сердце страхаСуда Божия и вечнаго огня,И не стяжал совершеннаго смирения.Поэтому–то он и лишается виденияИ дара тех благ,Которых не видело никакое человеческое око.Потщимся же все приобрести смирение —Несказанную красоту наших душ,Для которой нет имени, и (только) по опытуОна ведома тем, кто стяжал ее.Кроток и смирен сердцем Христос;И тот, кто имеет Его обитателем, знает,Что чрез Него он получил и смирение,Лучше же, что смирение — это Сам Он.Душа же, которая ищет человеческой славы,Такового смирения совершенно не ведает.Даже тот, кто имеет хотя некоторое самомнение,Как может удержать в себе это смирение?Никоим образом, конечно… Увы мне несчастнейшему!Тщеславному и горделивому,Ни одной добродетели не стяжавшемуИ в безчувствии проводящему всеДни моей настоящей жизни.Кто не восплачет обо мне и весьма не посетует?Так как, бежав мира и сущих в мире,Я чувством не удалился от мира;Облекшись в монашескую схиму,Я, как мирянин, люблю (все) мирское:Богатство и славу, удовольствия и утехи;На плечах крест Христов я ношу,Поношение же креста понестиВовсе не хочу и отрицаюсь,Но связываюсь со славными,Желая и сам быть с ними прославленным.О злоключение! о безчувствие! Двойного осуждения я достоин…Ибо много нагрешив в прежней жизни,Я обещался как должно покаяться,Но и ныне явился преступником, неблагодарнымЗа все те блага, которыя получил я от Бога,И оказался нарушителем обетовИ недостойным всякаго человеколюбия.Но, о Боже мой, единый всемилостивый!Скоро потщись и обрати меня сноваК покаянию, слезам и плачу,Дабы я омылся и, очистившись, увиделЯсно возсиявшую во мне Твою славу,Которую даруй мне ныне и во веки,Непрестанно словословящему Тебя,Творца веков и Владыку.

Гимн IX