Читать интересную книгу "Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книги 1, 2, 3. Самая полная версия - Алексей Львович Шерстобитов"

открыв многое в отношении к жизни и сложившейся ситуации, в частности.

То ли странное совпадение, то ли воля Создателя, но день памяти святого – 24 сентября – именно тот день, когда я окончил настоящую книгу, и тот день, на который было назначено вынесение вердикта, и это та дата, которую я теперь признаю своим вторым рождением. С этого момента я ощущаю покровительство второго, после св. Святителя московского Алексея, – св. преподобного Силуана Афонского. Более того, случилось так, что колония, где мне определено отбывать наказание, находится на его родине.

А о Василии Бойко я всегда вспоминаю с теплым чувством и храню его пожелания о милости Божией и о спасении души…

Утро было спокойным и без особых переживаний протекло до полудня. Подымаясь в зал суда, переговорили с Олегом о А. П. Таранцеве. У Пылёва уже был пожизненный срок, и по Уголовному кодексу большего не предполагалось – ведь «высшей мерой социальной защиты» являлась смертная казнь, но на неё был установлен временный мораторий, следовательно, и прибавлять ещё что-то не имело смысла.

Автор за неделю до вердикта присяжных, даровавших вторую жизнь

Олег был уверен, что его показания понадобятся на суде над хозяином «Русского золота», и считал это своим шансом в дальнейшем уйти на менее тяжёлый срок. Но факт остаётся фактом – того, что было достаточно для нас, людей не медийных и не имеющих веса в обществе, маловато для публичных персон. Над ними если и проводится суд, то обязательно учитывается презумпция невиновности, где именно прокуратура должна доказывать вину обвиняемого, а не обвиняемый свою невиновность. Конечно, в случае, если не проводится «показательная порка».

Находясь в нижних камерах Мосгорсуда 24.09.2009 года, в предвкушении, возможно, самого важного момента моей жизни, о чём я думал? Сейчас те часы для меня покрыты тайной, ибо много последующих перекрыла неописуемая радость от произнесённого старшиной коллегии присяжных заседателей и повторенного судьёй, даже с некоторой дрожью в голосе, по всей видимости, от небывалого и неожиданного приговора в отношении меня. Всё, что осталось от этих тяжелейших минут, впрочем, облегчённых после маленькой молитовки, – несколько строк, написанных от руки, будто сошедших свыше как откровение предстоящего.

60 секунд

А уходя на эшафот, слова толпы:

«Так вам и надо!» —

Услышав, друг мой, не грусти,

Хоть и печальна серенада.

Твой страх и ужас позади,

Конец известен и бесславен,

Не бойся, просто посмотри

В глаза, кем будешь обезглавлен.

Смотри, своих не отводя,

Пусть души каменея стынут

У тех, кто руки занося,

Топор обрушит нам на выю!

Пока же солнышку дивясь,

В его лучах последних каясь,

Всех тех, кого припомнишь, злясь,

Прости, молитве отдаваясь.

Сам грешен. Может, Бог простит?!

Как хорошо, семья не видит:

Отрезан ворот, ножниц скрип

Мурашкой к кадыку подходит!

Щекой на плахе, воздух – рёв,

Чего тянуть, визжи железо!..

Вдруг барабаны резко – стоп!

А я смотрю на всё тверезо:

Вступая чинно на помост,

Глашатай возвращает к жизни —

Вдыхая жадно, в полный рост,

По-детски радуясь новизне.

Помилован – какой вираж!

Рожденный заново – как мило!

Пусть бывшее сейчас – мираж,

Как лопнувший пузырь от мыла!

Всё заново: врагов простил,

Друзья же сократились сами

И для меня лишь ты – весь мир,

Пусть и с сгоревшими краями.

Всего-то шестьдесят секунд,

Перевернув мировозренье,

Освободив от стольких пут,

Открыли к Истине стремленье!

Написано 24 сентября 2008 года за час до вынесения и оглашения вердикта.

…Но вот и зал. Людей больше, чем всегда, тёплые, обнадёживающие улыбки родственников, трёх друзей, один из которых даже с супругой и моей крестницей, адвокаты… И напряжённые лица присяжных заседателей. Сегодня их день…

Несколько часов ожидания, и присяжные заседатели в своём полном составе, в большинстве почему-то улыбаясь мне, занимают свои места, старшина коллегии присяжных заседателей подходит с листочками к судье и передаёт написанное. Внимательно прочитанные, листы возвращаются обратно с твёрдой просьбой кое-каких исправлений. Присяжные удаляются, оставляя недоумённые взгляды, передающиеся нам в души. Так происходит два раза, и то ли ошибки, то ли действительно необходимость, задержавшая на какое-то время то, что ожидалось почти три года, наконец-то разрывается словами одного и повторяется голосом другого, откликаясь и отражаясь от всех стен, наконец-то проникая в подкорку головного мозга и впитываясь с наслаждением разумом – СНИСХОЖДЕНИЕ!

Произошедшее гарантировало срок не более 16 лет и семи месяцев, с чем поздравляли все, кто это понимал, даже пришедшие поздравить в тюрьму следователи и опера МУРа (думаю они были в изоляторе по своим служебным делам, но все же посчитали необходимым поздравить меня с моей спасенной жизнью), сами не ожидавшие такого исхода.

Но обвинитель запросил 24 года, хотя в кулуарах было известно, что собирался просить только 18. Что-то поменялось с утра, но не настолько плохо, чтобы жизнь не смогла этого впоследствии поправить.

Я знаю имя человека, влиявшего на изменение цифры в бумагах прокурора, наверное, он имел на это моральное право, я не в обиде и не в претензии. К тому же, произнеся это число, судья выносил приговор на основе вердикта присяжных, определив строгий режим, не лишив ни офицерского звания, ни наград, что на самом деле для меня очень важно. С позиции сегодняшнего дня, я прекрасно понимаю, что 23 года – для меня самый минимальный срок, который мог быть тогда, и я бесконечно этому рад.

Один процент быть задержанным обернулся именно арестом, также, как и один процент избежать пожизненного заключения стал явью. Столько же я бы положил на предположение, будучи офицером, что стану «чистильщиком», а став последним, проживу до сегодняшних дней. Итого – 2:2. Что дальше?

Эпилог

Примерно в 1996 году один из Пылёвых настоятельно советовал мне найти или воспитать себе замену, чтобы перестать самому рисковать «на переднем крае». Неважно, зачем это было нужно ему, важно другое – за всё это время я не встретил ни одного человека, которому смог бы хотя бы предложить подобное.

*