— Что же может мешать ему объявить свою любовь и просит твоей руки у твоего отца?— говорила она,— ежели ты разлюбил Болконского.
— Ах, не говори глупости! — перебила Наташа.[3742]
— Какой отец может мешать ему, чем наше семейство хуже его? Наташа, это неправда...
— Не говори глупости, ты ничего, ничего не понимаешь, — говорила Наташа, улыбаясь с таким видом, что она уверена была, ежели бы Соня могла говорить с ним так, как она говорила с ним, то она бы не делала таких глупых вопросов.
— Наташа, я не могу этого так оставить, — испуганно продолжала говорить Соня. — Я не допущу до этого, переговорю с ним.
— Что ты, что ты? ради бога, — заслоняя ей дорогу, как будто Соня сейчас могла это сделать, закричала Наташа. — Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб он уехал, чтоб он...[3743]
— Я скажу ему, что благородный человек... — начала Соня.
— Ну, я сама скажу,[3744] нынче вечером скажу, как это ни гадко будет с моей стороны, но я всё переговорю с ним, я всё спрошу его.[3745] Он неблагородный человек? Кабы ты знала, — говорила Наташа.
— Нет, я не понимаю тебя, — сказала Соня и, не обращая внимания на Наташу, которая вдруг заплакала.[3746]
Разговор их прервали, позвав обедать. После обеда Наташа стала спрашивать письмо у Сони.[3747]
— Наташа, сердись на меня или нет, но я написала графу Безухову и отослала ему письмо, просила его объясниться с ним.
— Как глупо, как гадко, — закричала сердито Наташа.
— Наташа, или он объявит свои намерения или откажется...
Наташа зарыдала.
— Откажется. Да я жить не могу. А коли ты так,[3748] — закричала она, — я убегу из дома, хуже будет.
— Наташа, я не понимаю тебя, что ты говоришь. Ежели ты уже разлюбила князя Андрея, вспомни о Nicolas, что с ним будет, когда он узнает это.
— Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? — кричала Наташа.
— Наташа, ты не любишь его, — говорила Соня,— когда любят, то[3749] делаются добры, а ты сердишься на всех, ты никого не жалеешь, ни князя Андрея, ни Nicolas.[3750]
— Нет, душенька, Соничка, я всех люблю, мне всех жалко, — добрыми слезами плача теперь, говорила Наташа, — но я так люблю его, я так счастлива с ним, я не могу с ним расстаться.
— Но должно ж. Пускай он объявит. Вспомни отца, мать.
— Ах, не говори, молчи, ради бога, молчи.
— Наташа, ты хочешь погубить себя.[3751] Безухов тоже говорит, что он неблагородный человек.
— Зачем ты говорила с ним, никто не просил тебя? И ты не можешь понимать всего этого. Ты мой враг, навсегда.
— Наташа, ты погубишь себя.
— И погублю, погублю, поскорее погублю себя, чтобы вы не приставали ко мне. Мне дурно будет, так и оставьте меня, — и Наташа, злая и плачущая, убежала к себе,[3752] схватила начатое письмо, прибавила: «я влюблена, прощайте и простите меня» и, отдав девушке, велела отнести на почту. Другое письмо она написала Анатолю, в котором умоляла его приехать за ней ночью и увезти ее,[3753] потому что она не может жить дома.
На другой день ни от Анатоля, ни от Pierr’a не было известий. Наташа не выходила из своей комнаты и говорила, что она больна. Ввечеру этого дня приехал Pierre.
* № 146 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).
<[3754] В продолжение двух дней,[3755] Анатоль не ездил в дом, но был в Москве. Наташа находилась в исступленном состоянии отчаяния. На вопросы отца[3756] она ничего не отвечала. А на другой день объявила Соне, что она написала отказ князю Андрею. Соня в отчаянии написала письмо Pierr’y, прося его помощи. Она сама пришла к отцу и рассказала ему всё: что отказала Андрею, что любит Анатоля, и что Соня прогнала его из дома. Граф Илья Андреич ничего не понял. Как ему ни горько было отказаться от Болконского, который был ему по сердцу, горше всего ему было видеть горе дочери, и он тотчас решил ехать за Анатолем, как за игрушкой, которую требовала дочь. Но, чтобы прежде объяснить себе Соню, он позвал с себе Соню и строго спросил ее, как она могла так оскорбить сестру. Соня рассказала свое объяснение с Анатолем, и граф Илья Андреич пришел в бешенство, которое редко на него находило. «Как! моя дочь ему нехороша! Как, играть со мной. Эй! лошадей, сани». И он, не отвечая ничего дочери и приговаривая только «будь покойна, будь покойна», пошел садиться.[3757] Он поехал в дом Безухова. Анатоля не было дома. Граф спросил Pierr’a. Pierre лежал ногами на столе и спокойно читал, когда ему[3758] <доложили о приезде графа.> «Нет, не буду ездить к ним, не следует», подумал он.
— Проси.
Но, не дожидаясь доклада, граф, раскачиваясь, вбежал к нему. Pierre ужаснулся, увидав лицо графа. Это одутловатое доброе лицо было красно, глаза были на выкате и волосы растрепаны.[3759]
— Что с вами, граф? — заговорил вскакивая Pierre, — что с вами?
— Где ваш зять? Ваш шурин подлец, с которым я разделаюсь по свойски.
— Что такое, что?
— Что? Он ездил в дом, он завлек мою Наташу, и он думает так пошутить и говорит, что он женат. Ежели вы благородный человек, граф Петр Кириллович, то вы дадите мне удовлетворение. Как это у вас делается? Дуэль? Ну, дуэль — я убью его.
— Да успокойтесь, граф, верьте, что я... я не понимаю.
— Вот вам всё. Наташа третий день плачет, нынче узнаю, что этот мерзавец ездил в дом, обещал жениться. Наташа отказала Болконскому.
— Не может быть!
— Не может быть! Отказала. А он женат, говорят. Она влюблена в него...
— Ах, боже мой, боже мой, — заговорил Pierre, хватаясь за голову. — Одно, граф, знайте, что я предан вам и всему семейству вашему, как никому. Его нет, он уехал, но я нынче объяснюсь с ним, и не вы, а я с ним разделаюсь. Да. — Pierre бледнел, когда говорил это. — Я виноват, поезжайте домой. Я буду у вас вечером.
Когда Ростов уехал, Pierre долго ходил по своему кабинету, ожидая Анатоля, о котором он велел доложить себе. Ему и не надо было ходить за ним. Анатоль сам пришел к нему. Ему нужно было ехать и надо было занять денег у зятя.
— Mon cher, il faut que vous me prêtiez 2000 r.,[3760] — сказал он, входя румяный, красивый, уверенный в себе, как всегда.
— Что у тебя было с Ростовой?[3761] — сказал Pierre, бледный,[3762] садясь на стол.
— Ах, charmante![3763] — сказал Анатоль. — Ей богу, женился бы, ежели бы у ней было что нибудь.
— Что у тебя было с ней?[3764] — заговорил Pierre тихим дрожащим голосом. — Ты понимаешь ли, что ты пальца ее не стоишь,[3765] ты понимаешь ли, — заговорил Pierre, тряся его за руку. — Правда ли, что ты обещал на ней жениться?
— Ну, ну, — сказал Анатоль, отстраняясь и хмурясь.
Этого только и ждал Pierre. Он не владел уже собой, он схватил его за плечи, перевернул и ударил в шею таким страшным ударом, что Анатоль упал и до крови разбил себе лоб. Вид этой крови совсем одурманил Pierr’a. Он еще, еще наносил ему удары, выталкивая за дверь, и, захлопнув дверь, бледный, схватился за голову.
— Я к вашим услугам всегда, — закричал он, отворив дверь.
Княжна услыхала крик и прибежала к Pierr’y. Он хрипел и задыхался. Послали за доктором и пустили ему кровь. К вечеру он велел заложить карету и поехал к Ростовым>. Соня встретила его в зале и рассказала ему все.
Наташа не выходила из комнаты и не плакала, а сидела молча, устремив прямо глаза, и не ела, не спала, не говорила.
<Pierre пошел к графу и объяснил ему, что Анатоль[3766] нынче едет, что с Курагиным он разделается, а граф не должен себя компрометировать, что дело зашло очень недалеко, что графиня Наталья Ильинична[3767] вероятно забудет это минутное увлеченье и не откажет Андрею, что надо переговорить с нею и послать эстафету перехватить письмо.>
* № 147 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XIX).
— Нет, я не понимаю тебя, — сказала Соня, не обращая внимания на Наташу, которая вдруг заплакала.
Разговор их прервали, позвав обедать. После обеда Наташа стала спрашивать письмо у Сони.
<Перед обедом приехал Pierre, который со времени первого приезда к Ростовым, заметив сильное впечатление, производимое на него Наташей, решил не ездить к ним.
Он с[3768] удивленным и робким лицом вошел в гостиную. Соня вызвала его в другую комнату, чтоб показать ему новые стихи в альбоме.
— Что с вами? Что такое? — спросил он,
Соня, едва удерживая слезы, сказала, что она надеется на его честь, что никого не имеет, кроме него, и показала ему оставленное ею у себя письмо Анатоля.