видимо, в местной иерархии уже что-то понял.
— Здесь и будут копать? А вон там, в ряд, — ангары? Que fuerte! — Хавьер громыхнул клешнёй о клешню. — В двух шагах от кабеля! А быстро вы работаете, сеньорес. Я слышал, что сарматы времени зря не теряют — но вы, и правда, шустры! Что ж, раз дело сделано…
Через пару минут в парк вошёл Маккензи. За ним следовали Эркенгер, Кеола и экзоскелетчик — кто-то из охранников парка снялся с поста.
— Ограда закрыта? — спросил его Хавьер. — Отлично! Пойду расставлю посты — и выезжаем. Фончо! Mi alegria! К тебе снова дело!
Маккензи беззвучно усмехнулся.
— Поедем на машине. И хорошо — в бронеходах меня укачивает. Ну что? Всё влезет? На демпферы места хватит? Трясёт тут часто — и порой неслабо!
«Опять возиться с камнедробилками,» — подумал Гедимин, вспоминая Равнину. «Ладно, здесь хоть с Текк’тами не договариваться…»
…Когда экзоскелетчики отвели их на западную окраину парка, Гедимин увидел ограждение — под «колючкой» и станнерами. Датчики движения реагировали на всё, что снижалось хотя бы до полусотни метров над парком. Двое местных под надзором экзоскелетчика настраивали «глушилку» для дронов. Гедимин отвлёкся было на неё, но тут же уставился на колонну из четырёх бронеходов и машину Альфонсо по центру.
— То, что бурит скалы, обычно петардой не возьмёшь, — Хавьер повернулся к Маккензи. — Но колонну придётся резать надвое. Длинная — уязвима. Вас Фончо повезёт другой дорогой — он может шнырять по переулкам, ваша техника в них завязнет.
Маккензи слегка наклонил голову.
— Тут вы на своей земле, команданте. Кому, как не вам, составлять план войны?
Хавьер польщённо ухмыльнулся.
— Я знаю, как тес… сарматы воюют! Отец и дядья — кто вернулся — много рассказывали. Но насчёт земли — это вы правы. Все на борт!
«Войны?» — Гедимин угрюмо сузил глаза.
— Маккензи, тут в самом деле настолько всё… — тихо спросил он, но, не успел договорить, как Кенен и Альфонсо дружно закивали.
— Металлолом и нефть — и вот тебе взрывчатка! А есть взрывчатка — остальное приложится, — ухмыльнулся сопровождающий. — Я учился в Сулии, сеньорес, — мне ли не знать! Надеюсь, ваш ангар в Ла Чините ещё цел. Пушки держите наготове! И не стесняйтесь, сеньорес, не стесняйтесь, — снесите вы хоть район в тех краях, с вас никто не спросит!
«Кроме местных со взрывчаткой,» — закончил про себя Гедимин. «Не нравится мне всё это…»
…Охрана космопорта почтительно расступилась, ворота распахнулись. Гедимин увидел возню у ангаров, скопление экзоскелетчиков — и грудь сжал тугой обруч. Один из местных охранников кинулся к головному бронеходу — оттуда уже выскочили бойцы во главе с Хавьером.
— Сармат ранен! — от возгласа из передатчика Гедимин вздрогнул, а Эркенгер стиснул зубы и шарахнулся к дверце. Гедимин придержал его, иначе в него бы медик в своём лёгком скафандре и врезался.
…Это был тот самый ангар, куда поставили технику — только теперь у него не хватало куска крыши. Рядом под присмотром охраны стояла гусеничная тележка. На ней лежали дёргающиеся тела — три человека с окровавленными лицами и скованными за спиной руками. У одного обе ноги выгнулись под странным углом, второй, с волосами, пропитанными кровью, был бледен и не подавал признаков жизни, третий, похоже, получил в лицо кулаком — но кулак был сарматский и в жёсткой перчатке.
— Где раненый? — громко спросил Эркенгер, подходя к ангару. — Я врач!
— Да ну вас, — пробурчал сармат, выходя ему навстречу. Пальцами он придерживал распоротый на боку комбинезон.
— Всего-то оцарапало…
— Осторожней, сеньорес! — Хавьер, с тревогой наблюдающий за раненым, пнул гусеничную тележку, заставив тела, сваленные на неё, застонать и задёргаться. — Видали мы тут такие царапины…
— И я видал, — сквозь зубы процедил Эркенгер; раненый сопротивлялся, мешая осмотреть «порез», — Гедимину пришлось аккуратно перехватить его руки и завести назад. Он выругался. Следом выругался медик. По боку сармата, вдоль грудной клетки, тянулась вздувшаяся красная полоса. Гедимин, вздрогнув, покосился на свою руку — когда-то такой же рубец оставило лезвие, испачканное илом…
— Мать моя пробирка, — выдохнул Эркенгер, пристёгивая к рукаву браслет с ампулами и вытряхивая на ладонь спринцовку. — Чешется? Ноет? Жжётся?
— Не чешется совсем, — неохотно признался раненый. — И… дёргает по всей длине… Эй!
Жидкость, вылитая в рану, растеклась по разрезу, шипя и на глазах багровея.
— Чем тут ножи мажут? — спросил Эркенгер, втыкая в плечо сармата вторую ампулу. Рубец ещё пенился, но его края, как увидел Гедимин, заметно посветлели.
— Всяким дерьмом, сеньор доктор, — отозвался Хавьер и снова пнул тележку. — Нож мы щас добудем… Этот? Или этот?
Раненый пожал свободным плечом. Эркенгер направил микросканер на оба лезвия.
— Разлагающаяся органика… ксеноорганика, — пробормотал он и с резким выдохом воткнул в плечо сармата третью ампулу. Тот зашипел и задёргал левым локтем, будто пытался достать до раны.
— Чешется? — деловито спросил Эркенгер; пена уже стекла, края раны порозовели и зашевелились, медленно смыкаясь. Порез, и правда, был ерундовый, лезвие прошло вскользь, — если бы не тухлятина в неровностях металла, сармат давно бы о царапине забыл.
— Чешется, твою мать! — выдохнул раненый. Медик, хмыкнув, сбрызнул затягивающийся порез чем-то резко пахнущим, налепил поверх приклеенный за углы и края бинт и кивнул Гедимину — «отпускай!». Раненый подёргал плечом, но сообразил, что чесать рану сейчас не стоит.
— Ты какую машину вёл? — спросил у него Иджес, выглядывая из ангара.
— Никакую, монтажник я, — буркнул раненый.
— Садись вторым в бронеход, — Иджес нашёл свободное место.
— К выезду! — начал командовать опомнившийся Маккензи. — Раз этот ангар разрушен, поедем строить свои! На броню — и под поле, уплотнить до предела!
Куда местная охрана уволокла тележку с налётчиками, Гедимин не видел, — его